Преображение мира. История XIX столетия. Том III. Материальность и культура - Юрген Остерхаммель

Главной единицей сельской жизни действительно была деревня. Ее общество выстраивалось согласно иерархиям, которые почти всегда включали в себя группы с высоким статусом, прежде всего представителей высших каст или военных. Отнюдь не всегда эти группы были крупными землевладельцами. Они редко полностью отказывались – в отличие от типичного землевладельца (dizhu) в китайской деревне – от физического труда. Но всегда выступали как грамотные «менеджеры» деревенской жизни и определяли ее культуру. Самая глубокая социальная пропасть в типичной индийской деревне отделяла, в отличие от Китая, не паразитирующего (лишь собирающего арендную плату) землевладельца от тяжко работающего мелкого арендатора или надельного крестьянина, а тех, у кого были относительно стабильные права на пользование землей (часто они составляли в деревне большинство), от безземельной, зависящей от найма массы (она составляла низовой слой населения). Таким образом, индийская деревня, как правило, управлялась не живущими в городах или в роскошных поместьях крупными землевладельцами и не помещиками китайского типа с их довольно скромным размером владений, а доминирующими группами крестьян, в чьих руках была сосредоточена бóльшая часть ресурсов (земля, инвентарь, свободные денежные средства). Их позиция не вытекала автоматически из принадлежности к высокой касте, хотя обычно и коррелировала с принадлежностью к касте относительно более высокого по сравнению с соседями ранга. Обычно они и сами занимались сельскохозяйственным трудом, причем не только на своей, но и на арендованной земле. Колониальное право рассматривало всех крестьян в принципе как свободных субъектов. Рабства в крупных хозяйствах Индии в Новое время практически не существовало, а остатки домашнего рабства были уничтожены законом в 1848 году – через пятнадцать лет после законодательного запрета рабства в остальной части Британской империи. Тем не менее так же, как и в Китае, денежные займы по-прежнему давали разные возможности сделать более слабых членов деревенской иерархии зависимыми.

Индийские крестьяне прежде всего должны были прокормить собственные семьи. Однако в ходе процессов, которые начались еще до колониальной эпохи (она наступила в Бенгалии с 1760 года), стали развиваться коммерческие отношения, выходящие за пределы одной деревни. В некоторых случаях специализации на экспорт способствовала концентрация производства на культурах, предназначенных исключительно для продажи (cash crops), – прежде всего индиго и опиума для китайского рынка. Но в целом для Индии и Китая это было менее характерно, чем для тех регионов в Новом Свете, Юго-Восточной Азии или Африке, где на протяжении второй половины XIX века сложилось монокультурное производство на экспорт. Индийская деревня была, как правило, открыта городу и вовлечена в торговые сети. Посредники из городов скупали деревенские излишки и предлагали их на рынке. Бóльшая часть крестьян-производителей была вполне способна принять рыночные решения, но их ограничивали отношения собственности, условия окружающей среды (например, наличие или отсутствие орошения) и власть господствующих групп, а потому они действовали не как автономные предприниматели и руководствовались не рациональным выбором. То, что Индия являлась колонией, стало заметно в первые десятилетия после 1760 года по материальным последствиям опустошительных завоевательных войн и по фактическому повышению среднего налогового бремени. В длительной перспективе колониальное владычество имело основными последствиями: 1) регуляризацию налоговых требований на высоком, но предсказуемом уровне; 2) постепенное установление в деревне частновладельческих договорных форм, доступных для разбирательств в колониальных судах; 3) преференции доминантных групп в деревнях, то есть, с одной стороны, решения колониальных властей, направленные против аграрного эгалитаризма, с другой – однозначные привилегии для существующих или вновь создаваемых аристократий.

В XIX веке доколониальные социальные структуры Индии изменились сразу во многих отношениях, причем эти перемены всегда провоцировали кризисы, заметные сопровождавшимися многочисленными протестными движениями. Это происходило в результате взаимовлияния автономных общественных и экономических тенденций, с одной стороны, и колониального государства, которое ни в коем случае нельзя рассматривать как единственного инициатора всех перемен, – с другой. Индийское аграрное общество было достаточно гибким, чтобы приспособиться к новым вызовам, но не могло инициировать изнутри импульс для абсолютно нового, «капиталистического» сельского хозяйства. Ожидать этого в исторической перспективе было бы наивно, ибо даже при избытке фантазии сложно представить себе в Индии повторение северо-западноевропейской аграрной революции. Индийское, китайское или, скажем, яванское сельское хозяйство сходились в этом пункте: радикальным переменам препятствовали беспроблемное наличие дешевой рабочей силы, ограниченные возможности для рационализирующего применения машин и отсутствие характерного для Северо-Западной Европы сочетания полевого и пастбищного хозяйств.

Типы хозяйства

Беглые сравнения с Китаем показали, что оба крупнейших аграрных общества мира схожи друг с другом. Крестьяне с правовой точки зрения были в принципе свободными людьми, часть своей продукции они производили на рынок, и важнейшей единицей хозяйствования являлась – занятая также нередко в протоиндустрии – семья, дополненная иногда небольшим количеством наемных рабочих и челядью. Три эти признака отчасти сближают Индию и Китай с Западной Европой – во всяком случае, с Францией и Германией западнее Эльбы. Тем более резкими выглядят отличия от тех частей мира, где еще и в XIX веке хозяйство – на плантациях, в латифундиях и усадьбах – велось за счет рабского или в существенной степени подневольного труда. Не стоит, таким образом, говорить о разнице между Востоком и Западом, свободным Западом и закабаленным Востоком. Китайское аграрное устройство (с его многочисленными региональными вариантами) было намного более свободным, чем на востоке Европы.

Многообразие аграрного производства и сельской жизни с трудом поддается классификации, поскольку необходимо учитывать множество критериев, которые сложно совместить. Это справедливо даже в том случае, если учитываются только три главных критерия: 1) биолого-экологические основы (что выращивается?); 2) форма хозяйства и рабочий режим (в каких организационных рамках, кто, при какой свободе действий и над чем работает?); 3) отношения собственности (кому принадлежит земля, кто ее реально использует, кто и какую извлекает из этого выгоду?). Вот всего один пример: рисоводство на заливных полях, в отличие от зерновых или хлопковых культур, трудно организовать в крупное производство, однако в то же время оно может существовать при самых различных отношениях собственности (индивидуальная мелкая собственность, аренда, клановое или храмовое владение).

С точки зрения первого пункта следовало бы, например, делать различия между поливным рисоводством, смешанным хозяйством с земледелием и скотоводством, садовой культурой и тому подобным[137]. Сочетание же второго и третьего критериев дает иную типологию:

a) усадебное хозяйство (сочетание натурального производства для собственных потребностей и неоплачиваемого труда на земле хозяина, который также является господином);

b) семейное хозяйство с арендными отношениями (рантье-землевладелец и арендатор);

c) семейное хозяйство на малом собственном участке (family smallholding);

d) плантация (капиталоемкое ориентированное на экспорт производство тропических растений с неместной, обычно этнически иной рабочей силой);

e) капиталистическое крупное сельскохозяйственное производство (собственное предприятие фермера с наемной рабочей силой)[138].

Впрочем, различия