Магазин потерянной любви - Константин Шеметов

Тем не менее размер процентов до сих пор оставался интригой. Интригой, но интригой вполне разрешимой. Интригой конкретного опыта, рыночной интригой и потому сохраняющейся лишь до первой сделки.

– Вам понравился Джонин рассказ? – спросил он.

Понравился – не то слово. Ведь это был трогательный рассказ о всеобъемлющем по сути горе, где в главной роли была как раз Рёнэ. Наташа Рёнэ – эмигрантка со стажем, потерявшая, что только возможно, а наутро и думать переставшая о несчастье. Наташа Рёнэ, мечтавшая до сих пор лишь о местном картофеле ранней весною и вдруг рассмеявшаяся в пабе на Виктория-роуд, как будто и вправду от её мусора и следа не осталось. Образно говоря, вместе с Митей к Рёнэ приехал межгалактический мусоровоз. Мусоровоз, не мешкая, собрал весь мусор и подчистую захоронил его в бескрайнем космосе здравомыслия.

– Значит, я не зря приехал?

– Не зря, – ответила Рёнэ.

Она будто слетала в другую галактику. Её заворожили Магеллановы Облака, а узнав, как обстоят там дела, Наташа приободрилась.

Выйдя из паба, они осмотрели Королевскую площадь с памятником Георгу II. Этот Георг был третьим королём Великобритании, коронованным в 1727 году, и последним из Британских королей, кто непосредственно участвовал в боевых действиях. Подумать только – были же короли как короли. Митя и на секунду не мог представить кого-нибудь из современных президентов или пусть бы даже военного министра, идущих в атаку вместе со своими солдатами. Он не мог даже представить солдата, который представил бы себе такое. Все эти современные короли боялись даже своих, не говоря уже о чужих.

Взять хотя бы протестное движение в России последних лет – оно подавлялось с максимальной жестокостью, но ни разу король не заговорил с протестующими. Переговорами если и занимались, то лишь полиция или ОМОН, и толку от таких переговоров не было.

Георг II выглядел молодым и энергичным. С моря повеяло свежестью, и Митя радовался – опыт прошёл не напрасно. Наташа Рёнэ пережила прилив сил. Пусть даже она и не получила своей потерянной любви в полном объёме, но хотя бы прикоснулась к ней. Рёнэ была словно в примерочной. Она примеряла синее платье в белый горох и готова была его купить.

Проявилась и рыночная стоимость услуги. Наташа с радостью компенсировала ему половину затрат на дорогу и добавила ещё 200 евро за рамку из ореховых сучьев и «Вывоз мусора» в самодельном переплёте. Переплёт в виде мусорной корзины был счастливой находкой. Митя в одно мгновение придумал эту идею. Нет, он всё же художник, мелькнула мысль. И точно – одно дело, когда бизнесом занимается какой-нибудь Вася со взглядами единоросса, и совсем другое – артист, мыслитель и борец за права человека. Идеи всё больше разъединяли людей. Идея – что бантик на хуе, думал Митя, и цвет этого бантика предрешал будущее человечества. Будущее, таким образом, хоть и было довольно мрачным, но всё же имело свой цвет, что позволяло хотя бы надеяться.

Напоследок они заглянули в часовню Святого Хелиера, устроенную в скале, Морской музей и местный зоопарк. Всё это были довольно скучные места, рассчитанные в основном на бизнесмена-единоросса, и не представляли никакого интереса ни для Мити, ни для будущего человечества. К примеру, в Морском музее были собраны несколько тысяч разнообразных экспонатов. И что ж? Да ничего. Многочисленные экспонаты свидетельствовали о связях острова с морем, но на этом и всё. Ни о чём другом экспонаты – пусть бы даже и с тысячелетней историей – не свидетельствовали. Осмотр музея носил исключительно формальный характер.

Впрочем, при определённой натяжке экспозицию можно было бы использовать для патриотического воспитания. Собаки с Наташиной футболки наверняка так и поступили бы, не сомневался Митя. Та же дощечка от лодки викингов – чрезвычайно патриотический артефакт. Инновационные технологии, передовое вооружение, воинская доблесть ну и, конечно же, зов крови. Что же касается чувственного восприятия – его не было. Нечего и думать о глубоком эстетическом переживании.

Рёнэ и подавно не строила иллюзий. Ей что викинги, что русские поморы – один чёрт. Куда ни кинь – с историей обращались и так, и сяк. Лишь бантик на хуе, как правильно заметил Митя, мог объяснить истинный умысел кабинета министров. И всё же приятно, что Джони написал о ней рассказ. Тем более приятно, что он экстремистский. Да и Захаров молодец, рассуждала Наташа, не побоялся и вот – приехал.

Занималась ли она с Джони сексом? Нет, не занималась. Митя мог бы и не спрашивать. Секс довольно трудно совместить с дружбой. Да и не нужен он был ни Джони, ни ей. Остаток вечера они провели на улице Ла Рут дю Фор и простояли у моря, глядя в далёкую и несбыточную даль.

VI

Спустя примерно месяц после возвращения из Джерси, Митя наткнулся в «Библио-Глобусе» на Джонин сборник рассказов. Книжка в мягком переплёте попалась ему в разделе иностранной литературы. Два или три экземпляра лежали в самом низу и были неприметны. Впрочем, тут всё было неприметным, если только вы не искали что-нибудь конкретное. Например The Mist («Туман») Стивена Кинга, или тот же Le Rideau («Занавес») Милана Кундеры.

Джони печатался под псевдонимом Johny Faragut. Его сборник назывался Defective Traffic Light («Сломанный светофор») и вышел в американском издательстве Ardis (Ardis Publishing Company), где, к слову сказать, печатался и Иосиф Бродский, вечная ему память. Теперь же Иосиф Александрович продавался в уценённом отделе у туалета, и Митя терялся: Джони боготворил Бродского, но, как видим, пошлость сильнее. Именно пошлость неподвластна времени. Да и какой только грязи не продавалось в «Библио-Глобусе». Впрочем, буржуазная демократия как раз и предполагает широкий ассортимент. Предполагает ли она Бродского в уценённом отделе? Это был вопрос. Честно говоря, Митя сомневался. Казалось, в России не приживался ни Бродский, ни сам здравый смысл.

В целом же Митя был доволен. Пусть и в американском варианте, но Джони никуда не подевался. Митя не сомневался, что Рёнэ поможет ему с переводом. Сборник же включал 24 рассказа, написанные автором, как сообщалось в аннотации, в период с 2010 по 2014 год. «A Little-known Russian dissident, – писали Ardis, – succeed precisely to convey the Putin's modern reality: absurdity deserving attention only of an ironic metaphor» («Малоизвестному русскому диссиденту удалось в точности передать современную путинскую действительность: абсурд, достойный лишь ироничной метафоры»).

Значит «Ардис» взялся за старое, подумал Митя. Они и раньше печатали русских диссидентов, но то ведь был Советский Союз. С развалом СССР в издательстве сочли миссию выполненной, да не тут-то было. В 2012-м они возобновили работу, а работы и в самом деле было невпроворот. Ежегодно из России уезжали по нескольку сотен талантливейших людей искусства. Битые-перебитые на митингах, запрещённые и отчаявшиеся дожидаться свободы писатели, художники и музыканты пачками покидали родину. Но тут интересно другое.

С Запада тоже наметился определённый поток русофилов. В основном это были люди, не пригодные для рыночной конкуренции, презиравшие западный образ жизни, а то и просто недовольные США, Валютным фондом или политикой НАТО. НАТО вообще они считали интервентами и исчадьем ада. Вот недовольные и ехали в РФ по зову совести. Здесь им давали трибуну, предоставляли общежитие и платили пенсию. Их тут же зачисляли в какое-нибудь молодёжное движение, рабочую партию, а то и в партию прогресса. Так что почитателей Георга II в России становилось всё больше.

Программа так и называлась: «Обмен диссидентами». В своём роде обмен культурными достижениями. Как ни крути, а подтверждалась Митина догадка об утраченной любви. Не только торговля, но и обмен этой утраченной любовью становился всё более популярным. Относительно диссидентской литературы. Литература была крайне важна. Взять хотя бы Джонин сборник на английском. Пусть и на чужом языке, но люди всё же получали, чего и хотели.

Вернувшись из «Библио-Глобуса», Митя до поздней ночи просидел над Defective Traffic Light. С помощью программы Trident в Интернете он перевёл несколько фрагментов текста и даже выдержки из статьи Бориса Немцова, помещённой в конце сборника. «A broken traffic light of Johny Faragut, – писал опальный политик, – is a piercing story of us all. I can see, – продолжал он, – all over Russia millions of broken traffic lights, and as we both stood at the crossroads of the days of yore, so keep on we standing now» («Сломанный светофор Джони Фарагута – пронзительная история о всех нас. Я так и вижу по всей России миллионы сломанных светофоров, а мы как стояли на этих перекрёстках при царе Горохе, так и стоим»).

Смотри-ка, и здесь Немцов. Митя недолюбливал его ещё со времён Союза Правых Сил, хотя и понимал, что это отважный человек. Храбрец, как заметила бы Рёнэ. Почему недолюбливал? Захаров и сам не знал. Борис Немцов казался ему нечистым на руку, что ли. Трудно сказать. Завершая свою статью, бывший лидер СПС будто забыл, с чего начал, и вновь оседлал своего конька. «We have managed to corrupt an underground passage and the top floor, and interstellar space, – не унимался он. – We have corrupted ourselves, corrupted image of ourselves, and our entire inner world» («Мы умудрились коррумпировать и подземный переход, и последний этаж, и межзвёздное пространство. Мы коррумпировали себя, коррумпировали представление о себе, да и весь свой внутренний мир»).