Малкут - Глеб Тенин

Он совершенно не ожидал такого исхода. Самым надежным решением было проделать обратный путь. Он так и поступил, но в итоге оказался у стены с нарисованной во всю ширину картиной, неразличимой во тьме. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он вновь направился вперед, и вновь было хитросплетение коридоров, повороты с ровными углами стен - и больше ничего, кроме неясных картин, углов и петляния.

Через час Русинский понял, что выбился из сил. Запаниковав, он пытался пробить стену ударом ноги, но ничего не вышло - стена явно была тонкой, бумажной, но крепости необычайной и пропитанной чем-то вязким и пахучим. Русинский опустился на корточки и вынул из кармана сигарету. Он вынул из кармана брюк свою Zippo, щелкнул крышкой, зажег и долго смотрел на свой потертый заслуженный лайтер. Кремень еще не вытерся, бензина хватало. В дрожащем круге света рассмотрел рисунок на стене. Все было выполнено в предельно реалистичной манере: он, Русинский, собственной персоной, произносил тост на двенадцатилетии своего сына. Отстегнув от ремня фляжку со спиртом он отвинтил крышку и сделал глоток. В нос ударил ядреный запах - и вдруг рискованая мысль вспыхнула в мозгу. Не раздумывая, Русинский хлебнул еще и вынес руку с воспламененной зажигалкой прямо напротив лица и с раздирающим воздух шумом выпустил спирт на волю.

Горизонтальный столб огня ударил в стену. Взвился пожар. Помещение загорелось как лужа бензина. Пламя в один миг прокатилось по стенам, пронзило насквозь, охватило пространство. Закрыв локтем голову, прижав к лицу полу плаща, Русинский вскочил на ноги и уже решил прорываться через красный раскаленный лес, но огонь стих также быстро, как взвился. В едком дыму он вскоре рассмотрел, что все без исключения стены исчезли, рассыпались пеплом, открыв пустую площадку размером со среднюю городскую площадь. Ее размер казался непомерно большим для такого скромного со стороны фасада дома. Дымное удушье понемногу ушло; просачиваясь сквозь последние впышки его миазмов, в ноздри поплыл запах крови или морской воды.

Русинский обнаружил себя в центре зала. Перед ним уверенно и даже с каким-то вызовом стоял крепкий стул с резной спинкой, увитой крестообразным орнаментом. За стулом расстилалась гладь бассейна.

Водоем занимал примерно половину площади. Слева и справа и в дальнем конце бассейн ограничивали бетонные стены. Стену напротив украшало изображение петли; конец свободной линии перечеркивала другая, образуя крест. На дне бассейна возникло мерное зеленоватое мерцание; оно постепенно усиливалось, становилось похоже на подсвеченный снизу гейзер, как если бы какой-то сумасшедший раджа кипятил в нем изумруды.

- Что за черт, - растерянно обронил Русинский.

Словно откликнувшись, вода забурлила с удвоенной силой. Сила кипения росла, распуская во все стороны играющий, точно шелк на солнце, свет. И когда лучи заполнили весь зал, и не осталось ничего, кроме света, вода отделилась от своего квадратного ложа и начала постепенный подъем, вставая от дальнего края ровной сверкающей стеной, надвигаясь на Русинского, который мог бы упасть, если б не укрепившее его силы ощущение чего-то очень загадочного и простого, чувство, к разгадке которого он шел по жизни с первых дней. Он совершенно не опасался, что стена воды рухнет на него. Блистающий квадрат, живой, дышащий, остановился, едва достиг угла в девяносто градусов. Его кипение стало бешеным, свет кружился в пространстве как юла, которую забыли остановить, а сама она не может, и она завивалась в спираль - и в этот миг масса начала сгущаться, плотнеть, сияние ушло в глубину, выпустив наружу ровный желтовато-белый оттенок и прияняла человеческую форму ростом с Русинского. Мелькавшие в ней краски словно разлились по формам и принялись переваривать черный цвет его плаща, серый цвет его свитера и синий - джинсов, затем полностью проявились в чертах его лица и напоследок сверкнули золотом его часов. Отшатнувшись, Русинский впился пальцами в спинку стула. Фигура в точности повторила его движение: с ней рядом даже возник стул, но что-то внутри нее продолжалось вращаться, сгущаясь все более и более, и вот Русинский увидел напротив самого себя.

Теряясь в догадках, но все же успокаиваясь, он закурил и отметил синхронность их движений. Затем поставил стул на самый край бассейна и неспешно приземлился. Он смотрел прямо перед собой и о чем-то размышлял. Это выглядело, в сущности, просто и в чем-то даже банально. Они были вещи в себе, будто сон и тот, кому он снится, вдруг смогли обменяться мнениями, и на самом деле стало ясно, что все являлось одним и тем же Я, способным принимать любые формы, но бывшее одним. Его тело - его или его отображения, сказать было трудно, ибо они стали совершенно симметричны даже своими мыслями - постепенно начало терять плотность, форму, цвет; впрочем, кто знает, чем могло это закончиться - ведь природа сна бесконечна и одинакова для всех, и ночь проходит, и день пройдет, а пока оставалось лишь это и летающий по снежному пространству пепел, осыпающий черным снегом богов во дворе, и прошлогодняя трава, и та, чье семя зрело в почве, и змеящийся ветер, и в который раз нисходящий рассвет.