Пиратское Просвещение, или Настоящая Либерталия - Дэвид Гребер

роде патрона, и ничего бы существенно не изменилось. Мы бы точно не наблюдали тогда подъема королевств малата или бецимисарака.

Так что же там еще происходило?

Современные источники сохранили для нас лишь обрывочные сведения. И всё же имеются признаки того, что, пока «короли и князьки» контролировали торговлю рисом и скотом, вокруг анклавов европейцев быстрыми темпами складывались местные рынки, на которых вскоре стали доминировать женщины. Об этом говорят уже показания Болдриджа: в то время, как он поставлял на суда, прибывающие на Сент-Мари, свой собственной скот, около 1692 года в отчетах его появляются замечания вроде: «Я обеспечивал их для текущих потребностей скотом, а негры – дичью, рисом и ямсом» [105]. Он ничего не сообщает о том, кем были эти торговцы, но, как представляется, множество их, если не большинство, были женщинами [106]. В действительности толпы пиратов – а в лучшие годы, как сообщается, на северо-востоке их расселилось не менее восьми сотен – по-видимому, обеспечили условия, никогда прежде невиданные, из которых большинство предприимчивых молодых женщин региона поспешили извлечь выгоду.

Женщины-торговцы и магические чары

…Пошли однажды четыре сестры искать счастье…

Малагасийская сказка [107]

Устным преданиям современных бецимисарака сообщить о пиратах почти нечего. Ближе всего из того, что я обнаружил, к описанию их появления с малагасийской точки зрения подходит текст, очевидно обязанный происхождением местной устной традиции, в котором якобы рассказывается о происхождении Рацимилаху. С ним можно ознакомиться в краеведческом музее Лампи в Фенериве-Эст. Имена и даты искажены здесь до полной неузнаваемости [108], однако сам текст всё же важен.

Была в то время женщина по имени Вавитиана. Вавитиана была из племени сакалава. Цель у нее была – найти мужа. Вместе с подругой, которую звали Матави, девушки всякий день спускались к морю, чтобы поглазеть на моряков. Найти способ вступить с ними с торговлю было еще одной их целью. Вот чем были озабочены Вавитиана и Матави.

В старые времена жизнь без мужа была тяжела; в обществе таких женщин ни во что не ставили. Потому они и выдумывали способы, как бы привлечь мужчин. Прибегли они к любовным чарам «оди фития». Чары эти люди считали действенными. Так Вавитиана и ее подруга были, наконец, спасены.

Жили подруги не в одном и том же месте: Вавитиана здесь, в этом регионе, а Матави – в краю сакалава. Спустя несколько лет у Матави и ее мужа родился ребенок, которого назвали Ицимилаху. Когда подошел срок, он женился на другой женщине, Рахене, и Ицимилаху стал Рацимилаху. В 1774 году, когда Рацимилаху победил король Ралахайки, он переселился в Вухимасину.

Если по свидетельствам европейцев женщины-малагасийки – сексуальные «дары», поднесенные мужчинами мужчинам, то в этой легенде женщины сами выступают инициаторами действия. Малата появились не потому, что пираты расселились на побережье и взяли жен из местных, а скорее потому, что малагасийки вознамерились искать мужей среди иноземцев; более того чтобы заполучить их, они готовы были прибегать к сильному средству – фанафуди, то есть «снадобью». Снадобье это, как нам предстоит еще увидеть, издавна было хорошо известно на Мадагаскаре как средство не только возбуждать половое влечение, но и подчинить вполне кого-либо своей воле. Практически любые магические средства, направленные на то, чтобы контролировать сознание и поведение других, относятся к области «любовной магии» [109].

Легенда свидетельствует также о том, что мотивы женщины были не исключительно романтическими. Они отнюдь не были «влюблены по уши», но искали уважения (женщину без мужа «ни во что не ставили») и стремились завязать торговые отношения. Возможно, раз они ежедневно спускались на берег в поисках моряков, этому способствовали, во-первых, высокий статус, которым автоматически наделяли экзотических чужеземцев, в особенности прибывших из далеких краев – из Европы или Аравии (современные источники подтверждают это), а во-вторых, то, что моряки, и пираты в особенности, как считалось, везли с собой в значительных количествах коммерческие товары. Эти женщины искали способы сделаться не заложницами в каких-то играх мужчин, но социальными субъектами, действующими по своему собственному усмотрению.

До сего дня женщины народа бецимисарака славятся своей склонностью завязывать с иностранцами отношения, которые позже могут сделаться основой каких-то их материальных расчетов. Сегодня к этому примешивается мнение, что мужчины, создания капризные и непостоянные, не в состоянии распоряжаться деньгами; что мужчинам следует немедленно передавать доходы своим женам, пока они не успели разбазарить их на бессмысленные причуды. Дженифер Коул, к примеру, упоминает об иных мужчинах в современном Таматаве, «состоящих в удачных и прочных браках и с гордостью сообщавших мне, будто никогда не купили себе ни одной рубашки, в качестве доказательства того, что всецело доверяют распоряжаться своими деньгами супругам» [110]. Коул полагает, что это восходит к идеалам буржуазной семейной жизни колониального периода, что, несомненно, отчасти справедливо; однако есть и много более древняя традиция женщин народа бецимисарака распоряжаться на рынке и заключать коммерческие союзы с богатыми мужчинами, чтобы действовать в качестве их агентов. Прежде таких женщин звали вадимбазахами («жены иноземцев»); они сохраняли то, что, по крайней мере в девятнадцатом веке, дало жизнь множеству более или менее формальных соглашений с мужчинами-европейцами – иным мимолетным, иным постоянным [111]. Вадимбазахи в большинстве своем владели одним или двумя иностранными языками (поскольку английский помогал освоить французский, язык торговли на всём побережье), некоторые знали грамоту; многие, уже в то время, были смешанного этнического происхождения сами. Иные могли похвалиться длинной чередой мужей-вазах (иноземцев) и множеством детишек от разных браков.

Почти всегда эти женщины также успешно вели свою собственную торговлю. По сути, по утверждению Доминик Буа, приморские городишки на землях бецимисарака в то время всего точнее можно было бы назвать «городами женщин»; в восемнадцатом веке обычно это были по-прежнему небольшие по площади, обнесенные изгородью территории, на которых располагалось, вероятно, от двадцати до пятидесяти «огромных домов», среди которых самые большие населяли вадимбазахи, их (регулярно отсутствующие) мужья, множество родственников и прислужников. В известном смысле женщины составляли хребет этих сообществ, и ни одного важного решения без их участия принять было невозможно.

Предприимчивость малагасийских жен в свою очередь облегчала пиратам решение их главной проблемы – поиска способа избавиться от огромных запасов незаконно приобретенных ценностей так, чтобы взамен им была бы гарантирована безопасная и комфортная жизнь. Теперь от них требовалось лишь уступить право распоряжаться этими запасами амбициозным торговкам-женщинам. И вот, на протяжении последующих столетий мужчины-иноземцы отмечают глубокую преданность вадимбазах экономическим и политическим интересам своих возлюбленных. Иные слагают в их адрес настоящие дифирамбы.

Говорят, что малагасийская женщина – искренний друг, преданный вашим интересам ничуть не меньше, нежели своим.