Сьенфуэгос - Альберто Васкес-Фигероа

Наконец-то сбылась его мечта прибыть на эти земли, но почти мгновенно эта мечта, о которой он так долго грезил, за которую боролся большую часть своей жизни, уступила место жажде превратить ее в нечто более осязаемое, в неоспоримый коммерческий успех, и потому Колумб постоянно требовал у Луиса де Торреса, чтобы тот выпытал у туземцев больше сведений о новых землях и том месте, откуда взялось немногое имеющееся у них золото.

Луис день за днем пытался понять этих людей, а те лишь улыбались и играли с полученными в подарок колокольчиками, подвешивая их в самых неожиданных местах тела, так что на исходе дня сельва буквально вибрировала от звуков безумной симфонии, вздохов и сладострастных стонов, заглушающих даже трели птиц.

Канарец, в свою очередь, добился заметных успехов во взаимопонимании с юной индианкой со вздернутыми грудями, вероятно, благодаря ее безмерной любви, а может, как многие считали, «раз уж она настолько примитивна, почти как животное, то и понять ее особого труда не составит».

Девушка, которую рыжий окрестил Альборадой [7] — за то, что ее желание заняться любовью становилось особенно непреодолимым именно перед рассветом, после бесконечных часов поцелуев и ласк смогла-таки объяснить канарцу, что за пределами этого острова простираются обширные земли Канибай-Магон, откуда время от времени совершают набеги свирепые воины, чтобы захватить пленников и съесть их после совершения жестоких и мрачных церемоний.

— Ты уверен, что она сказала именно это? — спросил королевский толмач, когда Сьенфуэгос сообщил ему то, что узнал. — Что эти дикари — людоеды?

— Совершенно уверен, — убежденно ответил канарец. — На третий раз в качестве подтверждения она укусила меня в ногу. Смотрите, вот след!

И правда, на его ляжке виднелась отметина, по поводу которой Луис лишь заметил, что, может, девица просто промахнулась и не добралась до истинной цели.

— Говорю же, это точно! — возмутился пастух. — Они нас сожрут! Каннибалы или карибы, так она их называет, по всей видимости, это самые ужасные и уродливые люди в мире. Даже боцман покажется рядом с ними красавчиком.

— Вот в это я ни за что не поверю. А что насчет золота?

— Говорит, оно у них.

— И много?

— Видимо, да. Она уверяет, что у них золотое оружие, украшения и даже щиты, что у них есть острые ножи, которыми они вскрывают жертвам грудь и вытаскивают сердце, чтобы сожрать его, пока оно еще бьется.

— Мать честная! — в ужасе воскликнул Луис. — Ну и ну! Адмиралу такие новости не понравятся.

И действительно, адмиралу новости не только не понравилась, он еще и отказался признавать их правдивость, поскольку ни в рассказах Марко Поло, ни какого-либо другого путешественника по Востоку никогда не упоминалось о кровожадных карибах или каннибалах, обитающих в Индии, Сипанго или Катае.

— Этот Сьенфуэгос просто тупица, — сухо заявил он. — Дураком родился, дураком и помрет. Он наверняка все понял наоборот.

Луис де Торрес подверг сомнению такой категоричный вывод, но поскольку определенным образом считал себя ответственным за невозможность понять индейцев, никоим образом не желал спорить с вице-королем этой части света. Вероятно, именно из-за невозможности вести переговоры на каком-либо цивилизованном языке дон Христофон Колумб, сам того не осознавая, никогда не рассматривал туземцев как человеческих существ, обладающих душой и мыслящих так же, как и европейцы.

На второй день после высадки он описывал их, как великолепных и послушных слуг, из чего в будущем можно извлечь большую пользу, а чуть позже, когда принял решение вновь отправиться в путь, приказал взять на борт семь голов мужского пола и семь женского, чтобы отвезти их в Испанию.

— Голов! — испуганно воскликнул канарец. — Он что, собирается отрезать им головы?

— Не будь идиотом! — подмигнул ему боцман. — Они нужны живыми, чтобы показать королю и королеве и чтобы научились говорить по-нашему.

— Но он сказал «голов»! — не унимался Сьенфуэгос. — На моем острове говорят «головы» только когда имеют в виду скот. Может, я не так уж умен, но когда речь идет о людях, обычно их называют мужчинами и женщинами.

— Слушай, Гуанче! — огрызнулся боцман, как обычно пребывающий не в духе. — Мне насрать, что там делают на твоем острове и как выражаются! Если адмирал считает их по головам, значит, я приведу ему головы, хотя бы и вместе с остальным телом. Ему лучше знать!

— Многих людей на моем острове, гуанчей, как вы их называете, сделали рабами, — сказал рыжий. — Но я всегда считал, что те времена давно миновали, а теперь мы снова вернулись к этой идее.

— Какой еще идее, парень? Не будь дураком! В этом мире только три вещи действительно представляют ценность — золото, специи и рабы. Если мы забрались так далеко и не нашли ни золота, ни специй, то объясни-ка мне... И в конце концов, они же просто язычники!

Это стало первым столкновением юного Сьенфуэгоса с жестокой реальностью, сопровождавшей его всю оставшуюся жизнь. Оказывается, некоторых людей автоматически не считали человеческими существами только за то, что они имели другие обычаи, язык или верования, их просто превращали в рабов, не признавая за ними никаких прав. Если бы жители первого острова, повстречавшегося Колумбу на пути, не ходили бы голыми и не разговаривали бы на непонятном наречии, а кутались бы в простую тунику и выражались по-арабски, на латыни или халдейском, то судьба миллионов других людей сложилась бы гораздо менее печально.

Обитатели Сан-Сальвадора, он же Гуанахани, были людьми простыми, ходили по жаре голыми и даже не могли считаться идолопоклонниками, поскольку какие-либо религиозные ритуалы у них отсутствовали. Они лишь жили в мире с собой и природой, но именно это безмерное уважение к самым главным творениям Господа — человеку и земле, тут же вызвало презрение тех, кто, как и Колумб, решили, что прибыли с миссией принести цивилизацию, христианство и собственные обычаи.

Медовый месяц, да и просто гармония и равновесие между двумя столкнувшимися мирами не продлились и недели, а самое печальное, что приказ захватить несколько голов и обратить в рабство целый народ исходил от того, у кого было меньше всего причин так поступать.

Христофор (что, кстати, означает «ведущий к Христу») Колумб с самого начала решил встать во главе стада неполноценных людей, вместо того, чтобы построить новый мир людей свободных, и именно его неприглядный пример толкнул историю по печальному пути, в то время как она могла бы пойти по совершенно иному направлению.

Но понимал ли он, какую огромную ошибку совершает?