Сьенфуэгос - Альберто Васкес-Фигероа

Однажды в горячий полдень их взорам явился гигантский кит, весь в огромных белых пятнах — совершенно незабываемое зрелище. Он показался из глубин, сплошь покрытый сетью водорослей, придававших ему призрачный вид. В тот же вечер моряки обнаружили, что толстая подушка плавающих на поверхности водорослей сплошь покрыта кишащей массой крошечных крабов.

Должно быть, поблизости рифы.

— Глубина?

— Дна нет!

— Что на горизонте?

— Море спокойно во всех направлениях!

Кто мог объяснить подобные аномалии?

«Пинта», самая быстроходная каравелла из всей флотилии, в дневные часы устремлялась вперед, перемещаясь галсами, чтобы разведать, где кончается это месиво, или хотя бы нет ли поблизости пусть небольшого островка чистой воды; однако к вечеру неизменно возвращалась, снова и снова убеждаясь, что они по-прежнему находятся посреди пустого океана.

Лишь к октябрю они смогли выбраться на чистую воду.

— Прямо по курсу — чистое море!

Крик, раздавшийся на рассвете из гнезда впередсмотрящего, вселил уверенность даже в самых павших духом и внушил надежды пребывающей в унынии команде — некоторые моряки уже начали бормотать, что уж лучше быстрая и достойная смерть, чем эта печальная участь вечно скитаться по бескрайнему морю с тошнотворными водорослями.

Когда, наконец, последние саргассы остались в кильватере и вода радостно запела, ударяясь о форштевень и корпус, моряки оставили позади бесконечный кошмар и с неописуемым счастьем вдохнули полные легкие теплого и полного разных запахов воздуха, который словно рассказывал о других мирах, о неведомых ароматах, об удивительных новых ландшафтах, которые никто еще не посмел осквернить своим присутствием.

Перед носом корабля теперь выпрыгивали из воды косяки крохотных рыбок, а больших и прекрасных рыб, отливающих золотом, удалось без труда поймать (иначе бы они просто разбились о корпус). На ночь пришлось уйти с палубы, потому что обезумевшие летучие рыбы приличного размера устремились на нее, угрожая нанести болезненный удар, а то и оставить без глаза любого, кто по глупой случайности окажется у них на пути.

В этом неизвестном западном краю царил мир и гармония, видимо, сине-зеленая завеса из водорослей служила укрощающим воды барьером и позволяла ветрам нести корабли вперед, как огромных альбатросов.

Теперь уж точно земля должна быть где-то близко.

Все ощущали ее присутствие, словно неуловимый дух возлюбленной, словно давнюю мечту, которая вот-вот осуществится, но она по-прежнему ускользала сквозь пальцы.

Все глаза были прикованы к западу. Все помнили обещание королевы пожаловать шелковый хубон [4] и пожизненную ренту в десять тысяч мараведи [5] тому, кто первый отыщет путь к вожделенным берегам Востока, и теперь сотни бездомных нищих, все имущество которых состояло из старой рубахи и латаных штанов, облизывали губы в предвкушении столь невиданного богатства.

Небо бороздили сотни, даже тысячи птиц, всегда направляясь на юго-запад, будто снова и снова пытаясь указать несчастным созданиям на корабле, которые не могли оторвать ног от изношенной палубы, что долгожданный рай находится слева от них — в четверти румба по левому борту, куда упорно толкал их мягкий ветер.

Но адмирал в своем несокрушимом упрямстве не допускал никаких споров. Он ищет Сипанго, Катай или берега Индии, а его секретные карты и рассказы Марко Поло и многих других путешественников, пытавшихся найти западный путь на Восток, подтверждают, что эти земли находятся на той самой широте.

На бушприт приземлилась удивительная разноцветная птица с сильным загнутым клювом, показывающим, что питается она явно не рыбой, а фруктами и семенами, она издавала такие крики, которые запросто можно было принять за человеческие вопли. Паскуалильо из Небрихи решил ее поймать, но свалился в воду и в награду получил лишь резкую отповедь от сурового боцмана, чуть не оторвавшему юнге ухо, пока вынимал из воды. Болтливая птица улетела, лениво взмахивая крыльями, и те, кому довелось побывать у берегов Гвинеи, уверенно заявили, что подобные птицы в Африке никогда не удаляются далеко от берега.

Но курс остался неизменным, и недовольство росло. Прошел уже целый месяц с тех пор, как за кормой скрылись пики Гомеры, и самые трусливые начали бояться, что, продолжив путь за солнцем, они оставят твердую землю с наветренной стороны лишь по вине упорства непроницаемого иностранца, для которого гораздо больше значили его дурацкие теории, чем судьба людей.

В действительности Колумб был абсолютно уверен, что отыскал морской путь к далекому архипелагу Тысячи островов, о котором столько рассказывали прибывшие с Востока путешественники, и находящегося, согласно его самым надежным картам, к востоку от берегов Индии и Китая. Но он считал, что архипелаг не заслуживает особого внимания, и не желал терять время и задерживаться возле этих островов, всей душой стремясь в сторону мифической империи Великого хана с ее золотыми храмами.

Беда в том, что он представлял себе Землю значительно меньшей ее настоящих размеров; в этом и заключалась главная его ошибка. Согласно его расчетам, держась двадцать четвертого градуса северной широты, они вскоре должны были, оставив с наветренной стороны Гавайский архипелаг, достичь берегов Китая, от которого их отделял лишь остров Формоза.

Впрочем, в этой ошибке не было его вины, поскольку у Колумба не было необходимых данных, с помощью которых он мог бы получить представление об истинных размерах планеты. Тем не менее, эта ошибка переполнила чашу терпения людей, уже имевших несчастье наблюдать целую череду подобных.

— Ты с нами или против нас?

Этот неожиданный вопрос застал врасплох юного Сьенфуэгоса. Он как раз спускался в носовой кубрик, где собирался хорошо провести время за игрой в карты, когда дорогу ему преградили несколько матросов. Выражение их лиц не предвещало ничего хорошего.

Вопрос был вполне конкретным, из тех, с которыми ему часто предстоит сталкиваться на протяжении своей богатой на события жизни. Со временем он поймет, что люди, и в особенности его соотечественники, часто со всей решительностью требуют от собеседников немедленно сделать выбор, не предлагая никаких возможностей для более умеренной или промежуточной позиции.

— О чем идет речь? — спросил он, желая, по крайней мере, знать, что происходит.

— Мы собираемся предъявить адмиралу ультиматум, чтобы он взял курс на юго-запад или вернул нас домой.

— Ничего не понимаю, — озадаченно признался рыжий. — Что за черт... в общем, что такое этот ун... ум... — он вконец растерялся, не в силах выговорить незнакомое слов. — Как там он называется?