Барышня ищет работу - Салма Кальк

Я взяла, развернула кусок холстины… и увидела свои ботинки. Свои чудесные коричневые ботиночки, со шнурочками, и с одним повреждённым крючком на левом, и с небольшой царапиной на носу у правого, которую я тщательно замазывала дома кремом.

— Я не могу передать, как благодарна вам, Михаил Севостьянович, — я прижала свёрток к груди. — Что я вам должна?

— Пустое, Ольга Дмитриевна. В прошлый раз вы пострадали из-за моего неуместного любопытства, я остался в долгу перед вами. Поэтому забирайте ваши вещи. К сожалению, найти остальное мне пока не удалось.

Что, это ещё и разновидность извинений? Невероятно. Минус на плюс? После наглости Носова — что-то хорошее?

— Но где… где они были?

— У здешнего скупщика краденого, которого для какой-то неведомой цели прикармливает здешний же староста, — брезгливо поморщился он.

О как. Носова прямо связывают со здешним криминалом? Запомним.

— Вы объясните, что именно вы в прошлый раз делали и для чего? — я взглянула на него и натолкнулась на испытующий взгляд серых глаз.

О да, сегодня в этих глазах не было ни льда, ни какой-то вечной потусторонней пустоши, как в прошлый раз, это были просто человеческие глаза. И они улыбались.

— Да, попробую. С вашего позволения, ещё не сегодня. Мне будут нужны ещё некоторые сведения… и я их вскоре получу. Кстати, расскажите, и что же, вы вправду не снимали ваш крестик никогда и ни при каких обстоятельствах?

— В самом деле не снимала, — честно сказала я.

Мне хотелось посмотреть, что будет, если сниму, потому как — ну что может быть? Ничего же в нём особенного. Но каждый раз, когда я бралась за шнурок, я всё равно что слышала бабушкин голос — «Оля, не снимай крест никогда. Как бы тебе ни хотелось это сделать, не снимай. Поверь, это неспроста».

— И вы не спрашивали вашу бабушку, отчего так?

— Пыталась, но или в этот же момент случалось что-то, что отвлекало от этого вопроса, или она как-то очень ловко переводила разговор на другую тему, — вдруг поняла я.

Я никогда не задумывалась, почему так. Крест этот был частью моей жизни, да и всё. Почему у кого-то карие глаза, а у кого-то серые? Почему кто-то умеет рисовать, а кто-то нет? Почему кто-то носит крест, а кто-то не носит?

— А что-нибудь ещё ваша бабушка вам говорила? Может быть, запрещала?

Я задумалась.

— Обманывать запрещала, даже в мелочах. Говорила, что она всегда знает, говорю ли я правду. И если её рядом нет, то это значит всего лишь, что кто-нибудь другой тоже может слышать. И принимать во внимание.

Я не смогла расшифровать его выражение лица — какое-то интересное.

— А как она умерла? Я верно понял, что вашей бабушки нет в живых?

А вот это был самый… сложный вопрос.

— Знаете, она сказала, что уезжает… и не вернулась. О нет, она была здорова, достаточно здорова, как только может быть здоров человек восьмидесяти девяти лет от роду. Мы все пытались отговорить её, проводить, поехать с ней, но она запретила. А спорить с ней было… очень сложно. Мы договорились созваниваться… быть на связи. И она не вышла на связь сразу же. Мы чуть подождали и заявили в розыск, и её не нашли. Искали долго, моя мама… могла хорошо заплатить, и платила, даже частному детективу платила. Не нашли. Это было… очень больно. У неё ведь даже могилы, выходит, нет, я не смогла похоронить её по-людски.

И не прийти на ту могилу, и не помянуть по обычаю в день смерти.

Соколовский молчал довольно долго, прежде чем сказать:

— Если ваша бабушка была магом-некромантом, то всё, что вы рассказали, совершенно естественно.

20. Нет никаких некромантов

20. Нет никаких некромантов

— Моя бабушка была учительницей математики, очень хорошей, кстати, учительницей, — сообщила я Соколовскому. — А вовсе не магом.

Потому что, ну, услышать что-то подобное о человеке, которого знал всю свою сознательную жизнь, и в той жизни не было места никаким некромантам — это, знаете ли, как-то чрезмерно.

Ладно, здесь у них магия-шмагия, лечение белым свечением и прочие серебристые шары. Но дома у нас лечат при помощи достижений доказательной медицины, комнаты освещают электричеством, а некромантов нет. Нет никаких некромантов. Некромантов нет никаких. Потому что их не может быть никогда.

— Одно другому не мешает, я полагаю, — сказал он.

Он-то думает, что я, ну, откуда-то из-за границы к ним свалилась, поэтому и так уверен, вот. А сказать ему как есть — не будет ли мне от того хуже?

— В общем, так, Михаил Севостьянович. Моя бабушка Рогнеда никогда не говорила мне ни слова ни о некромантах, ни о магии вообще. Поэтому я сейчас бываю удивлена, а время от времени — очень сильно удивлена. Я как будто в другом мире очнулась, понимаете? — пробный шар. — А тут мало того, что я не знаю никого и ничего, так ещё сотрясение мозга, угрозы от Носова и ваши разоблачения. Я потерялась в этой новой жизни, а мне нельзя теряться, меня Носов съест. И ботинками закусит.

Он рассмеялся — заразительно рассмеялся, да что это такое-то! Я невольно поймала его улыбку и улыбнулась в ответ.

— Не съест. Я сейчас загляну к нему в присутствие и попугаю немного, я знаю, чем. А потом ещё в городе намекну кое-кому, что он несколько зарвался. Что он от вас хочет?

— Отправить куда-то на завод, только я не понимаю, для чего это — я не владею никакой подходящей специальностью, ни инженерной, ни рабочей. А если я не желаю ехать на завод, тогда — поселиться у него дома, он объяснил это предложение тем, что я могу оказаться террористкой, и за мной нужен надзор.

— Такое серьёзное обвинение должно быть чем-то подтверждено, хорошо, что сказали, — кивнул Соколовский. — Я напомню ему, что вам не предъявили ничего, и даже кража документов не может быть причиной подобных подозрений.

Просить ли добыть у Носова мой документ? Например, сказать, что это память от бабушки? Или не стоит?

— Я тоже сказала, что это его беда — доказывать мою вину, если таковая и имеется.