Барышня ищет работу - Салма Кальк

то неудобно, когда вечером у нас там свет горит, и люди в окна заглядывают.

Об этом последнем пункте я узнала от Стеши — мол, какой-то её не то клиент, не то поклонник прослышал, что она тут, и приходил вчера стучать в окошко, пока я с Соколовским общалась.

— В самом деле, занавески нужны, вы правы, — вздохнул Зимин. — Всё не успеваем. Возможно, для восстановления вашей памяти такое занятие окажется на пользу. Я подумаю, что можно сделать. И подумаю, кому бы можно было вас рекомендовать.

— Буду вам весьма признательна, — искренне сказала я. — Понимаете, раз я здесь оказалась, то нужно как-то устраиваться.

— Совершенно согласен с вами, — кивнул он. — Не печальтесь, Ольга Дмитриевна, что-нибудь непременно придумаем. Кстати, вы умеете шить на машинке?

— Да, — ответила я прежде, чем подумала — а вдруг здесь какие-то совсем другие машинки?

— Вот и славно. Ступайте, вам нужно больше отдыхать.

Я поблагодарила и ушла к себе, соседки мои где-то ходили, и я снова задремала. А проснулась от грохота — что-то тяжёлое очень громко катили по коридору.

— Спаси господи, что там такое-то? — Анна выглянула в коридор. — Ой! Это к нам?

«К нам» оказалась, на удивление, швейная машинка. Ножная, очень похожая на старинный «Зингер», на котором я когда-то училась шить под присмотром бабушки Рогнеды. Мама твердила, что мне рано давать в руки иголки, ножницы и утюг, но бабушка была непреклонна — девочку нужно учить. И учила. И как только ноги девочки, то есть мои, доросли до педали машинки, то началось знакомство с премудростью прямых строчек, стачивания деталей одежды, обработки краёв — руками, а после и на другой машинке, современной, у которой была строчка-зигзаг. В общем, шить я умела, и кроить умела, и выкройку могла построить по меркам. Правда, давно всё это было, ещё до моего студенчества, и чуть-чуть на первом курсе, а потом занятий стало слишком много, и погулять хотелось, и мамин бизнес пошёл в гору, и какую-то красивую одежду можно было просто купить.

Так вот, машинку установили возле окна, и Акулина принесла свёрток ткани — светло-серый ситец в чёрный и красный горошек.

— Василь Васильич сказал, что вы, барышня, умеете с этой дурой обращаться, — кивнула она на машинку.

Я уже открыла крышку и подняла машинку, установила, надела ремень на колесо. На первый взгляд машинка была точно такая же, как и у нас. На бабушкиной был нарисован сфинкс, а тут — феникс. Красиво. Называется — «Гофманн».

Под лапкой лежал кусочек белого льна, белая нитка оказалась заправлена — и в иглу, и в шпульку. Что ж, попробуем?

Я принесла стул, села, положила руку на колесо машинки, крутанула его на себя… игла пошла, ноги принялись качать педаль… работает, божечки, работает! Я наворотила на клочок ткани строчки прямые, строчки по кругу и даже восьмёрку выписала.

— Вот что значит — образованная, — вздохнула рядом Анна. — Я-то только дырку заштопать умею, да край подрубить иглой.

— Да это ж просто, ну, дома учили, — не поняла я.

Мама и тётя Галя рассказывали, что у них в школах на уроках труда учили кроить и шить. В моё время уже ничего такого не было, я училась именно что дома.

— Это у кого какой дом, — сказала она. — Это ж нужно цельное состояние, чтоб такую машинищу-то купить!

Видимо, здесь так, да. Целое состояние. Но сейчас мне дали в руки это целое состояние, и я должна воспользоваться им на благо себе. И помогающему мне доктору Зимину.

17. Я придумала бизнес

17. Я придумала бизнес

Прошло четыре дня.

На окне в нашей палате висели занавески в горошек, даже с оборочкой. Также занавески висели в столовой, ещё в одной палате и в кабинете доктора Зимина.

Я подрубила простыни для Акулины, а потом ещё для Матрёны Савельевны, тёщи Зимина, оказавшейся собственницей машинки. При том шить она умела только руками, а за машинку иногда садилась дочь, но нечасто. Прослышав о том, что зять утащил сокровище на работу и посадил за него неизвестную девицу, она примчалась наводить порядок. И мы с ней вполне нашли общий язык. Я узнала, что несложной швейной работы, которая руками долгая и нудная, а при помощи машинки решается на «раз», вообще много, и клиенты есть. И после того, как я довольно быстро подрубила ей пяток простыней, предварительно заутюжив припуски чугунным утюгом на доставленной из её же дома гладильной доске — она преисполнилась сочувствия и принесла остатки ситца в цветочек, и отдала их мне.

Что ж, хорошо же! Я примерилась, и четвёртый день был посвящён изготовлению длинной туники и штанов типа простых панталон, надеть под неё. И получилась у меня больничная пижама.

Пока я шила, было время думать. В частности о том, что вдруг получился договориться с почтенной Матрёной Савельевной и поиспользовать машинку на благо местного населения, а доходы поделить?

Я отправилась к Зимину и спросила — знает ли он, что нужно сделать, чтобы зарегистрировать бизнес.

— Что вы задумали, Ольга Дмитриевна?

— Я задумала заработать денег и принести немного пользы себе и людям. Скажите, если я буду оказывать населению услуги по починке и шитью каких-то вещей, это будет считаться работой? А на съём какой-нибудь комнаты я бы заработала, пока Матрёна Савельевна не велит возврашать машинку.

— Да, это возможно. Но вашу деятельность нужно будет согласовать с господином Носовым. Он уже подаст сведения дальше.

— А вдруг не подаст? Он кажется мне мстительным и вредным.

— Тогда это будет нарушение с его стороны, он себе такого не позволяет.

— И никак нельзя миновать его?

— К сожалению, нельзя.

— Тогда напустите на него вашу тёщу. Она победит, — нервно усмехнулась я.

— Кстати, вполне вероятно, — доктор посмеялся вместе со мной.

Матрёна Савельевна, женщина крупная, важная, одетая в сатиновую «парочку» — я уже узнала, что так называется комплект из юбки и застёгивающегося на пуговицы лифа — важно прошествовала в нашу палату в тот же день после обеда.

— Кыш, — взглянула на Анну со Стешей, которых Зимин пока так и не выписал.

Наверное, всё понимает, и просто даёт