Воспитанник Шао.Том 1 - Сергей Разбоев

У него также, как и у полковника, осталось чувство, что они вели не переговоры, а выпрашивали милостыню.

— Первое: федерация единоборств отклонила кандидатуру монастыря, копия здесь, — и он основательно ткнул пальцем в черную, с угловым запрещающим грифом папку. — Второе: здешние службы не противятся нашей сделке, разумеется, при определенном подогревании настроения, но с условием, что им тоже нужны гарантии, что лицо, приобретенное в метрополии, будет использовано по назначению. Каждые полгода обстоятельная записка о местонахождении и образе жизни. Все это стоило нам тридцать процентов от суммы, затребованной монастырем. Третье: данных о настоятеле и его ближайших подручных не имеется. Их видят только на соревнованиях, куда они иногда приводят своих воспитанников. Но это происходит не чаще чем раз в три года. Дополнительную информацию бессильны дать даже компетентные службы Китая. — Споун в сомнении остановился, посмотрел на сидящих, добавил с довольно явным акцентом: — Во всяком случае так ответили на наши запросы. — И уже более спокойно: — Четвертое: о воспитаннике также ничего не известно. Правда, доверили нам какие-то анкеты посмотреть, но мне думается, что это писанина о двух дырках одного бублика. Настоятель при разговоре неподатлив. Хитер до самого последнего слова. Местные власти ими не интересуются. Пятое, — здесь Споун позволил себе остановиться, перевести дух, посмотреть записи, — те же источники по истории борьбы, образования школ также скупы и позволяют видеть только самую общую картину. Многие специалисты утверждают, что в каждом монастыре должны иметься книги, древние дневники-хроники. Но для нашего настоятеля это вообще не тема для разговоров. У меня все.

Во время всего короткого пересказа Динстон продолжал наблюдать за офицерами. Все слушали достаточно внимательно, хотя и по-разному. Эту разницу полковник отнес за счет того, что до сего момента каждый в различной степени был в курсе происходящего.

Позволив мыслям некоторое время отстояться, Динстон спросил:

— Майор Кевинс, вы, как военный эксперт, можете дополнить?

Майор сидел нога на ногу и, казалось, более интересовался своими конечностями, чем услышанным. Не отрываясь глазами от своих ногтей, ответил:

— К сожалению, мы занимаемся в основном экономическими и военно-стратегическими вопросами. Интерисоваться такими узкоспециализированными вопросами, как национальные виды борьбы, нас никто не уполномочивал. Практического ошошения к нашей службе они не имеют, поэтому добавить ничего не могу.

— Очень жаль, майор, — полковник пусто побарабанил по столу. — Ну, господа, кто может дополнить Споуна? Вот вы, капитан Дэртон, — он обратился к невысокому, симпатичному офицеру с д'артаньяновскими усиками, — как вы оцениваете исследуемый вид, какое впечатление?

Капитан как бы ожидал, что второй вопрос будет обращен к нему. Легким кивком головы дал понять, что готов говорить.

— Начну со второго. Не стоит, наверное, так корить и ругать монахов за то, что они недостаточно податливы. Почему мы представляем, что именно наш фронт работы самый неудобный. Не думаю, что, например, с Советами легче вести переговоры. И те, и другие верны себе, своей вере. С такими постоянно неудобства. Я допускаю, что знаю о них немного. Очень возможно, что богомольные течения объединены в организации наподобие наших орденов и кланов европейского образца. Но то, как живут они, не представляет стеснения для сторон, существующих рядом. Не лишним будет напомнить тот факт, что в нашей жизни один — ты ничто. Давно уже все, кто хочет выжить, объединяются. Иначе никак. Все мы идентичны, — капитан вынул пачку сигарет, снова запрятал ее в карман. — Думаю, что мы ничего не потеряем, если начнем присматриваться к ним, изучать. Они во многом оригинальны. В Китае тысячи монастырей, и ни один не повторяет другого. О борьбе, как таковой, слышать приходилось. О практической ценности судить не берусь. То, что я видел, напоминает мне закамуфлированное пособие индийских танцев жеста. Насколько знаю возможности наших молодцов, не думаю, что они уступят азиатам. Все же удар наших громил несравненно тяжелее щелчков местных крепышей. Но последнее слово за специалистами.

Динстон одобрительно смотрел на капитана: «Готов для более серьезных работ, чем инструктором в спецшколах. Нужно рекомендовать. У него интерес к стране. Сумеет утвердиться среди скептических улыбок».

— Интересно… — заметил он вслух. — Подобное пренебрежение, недооценка обедняет нас, сдерживает прогресс. Мы отстаем. Платим бешеные деньги за каких-то учеников. Если бы мы не были так чересчур уверенны и чаще бы видели, как эти худощавые отпрыски выводят из строя наших здоровенных парней, то, наверное, скорее и обстоятельнее занялись бы таинственным видом, в котором очень много непонятного. Особенно поражает неуязвимость. Предугадывать, что следующим действием предпримет соперник. Думаю, здесь требуется нечто большее, чем мастерство. Разве для молитв необходимо такое основательное знание психологии боя? Здесь правы те, кто предполагает, что в монастырях не просто молельни и добровольные затворничества. Что это? Это должно входить в круг наших интересов. A вообще, — полковник медленно обвел всех взглядом… — вот сидим здесь шестой месяц, а что знаем? Для нашей фирмы такое положение дел недопустимо. Смею вас уведомить, господа, через три дня едем в монастырь. Готовьтесь. С нами будут представители служб Китая. Отчет готовить придется каждому. Мистер Маккинрой, не считаете вы нужным что-либо внести для сведения сотрудников?

— Не думаю. Вижу — настроены боязливо, значит, серьезно. Осторожность не помешает. Я очень склонен предполагать, что данный монастырь с большой долей уверенности можно отнести к одной из старых повстанческих сект. Их секреты — большие секреты. В головах горных мудрецов много такого, что еще неведомо цивилизованному миру. Они знают цену себе. В этом их преимущество. Наше преимущество — наши деньги. В этом мы их переубедили.

Маккинрой закончил. Полковнику не понравился некоторый командирский тон в словах эксперта, но виду не подал. В заключение еще более начальственным тоном подытожил:

— Толково составленная записка, с богатой информацией и неординарными предложениями может сыграть роль лифта в продвижении по службе. Китай — богатая мыслями и фантазерскими бреднями страна. — Динстон повеселел от шикарных мыслей. Еще с минуту он тиражировал свои остроты слушателям. — Представляйте себя иногда монахами; легче соображать.

— Все будет о'кей, шеф! — выпалил за всех на прощание лейтенант Маккой. — Монахи еще не знают, что такое наивная рожа среднего американца.

Он заговорщически хихикнул

— Завидев вас, поймут, — недовольно бросил вслед Динстон.

— Если только я буду главным действующим лицом, — дерзко парировал МаккоЙ.

— Мы дадим тебе возможность, как только повзрослеешь, — закрывая наглухо дверь в кабинет, устало пробурчал полковник.

Он сел. Какое-то оцепенение не покидало его. Тряхнул головой, сжал виски ладонями. Наполовину он уже знал, что напишет в Центр. В этом ему, несомненно, помогут подчиненные. Неужели только он один знает единственную преамбулу цели, с которой находятся здесь все эти сотрудники, собранные из различных уголков земли. Динстон медленно закрыл глаза, чтобы забыть докучливые мысли, которые шестой месяц терзали его. И уже будто наяву видел расплывчатые тени медленно движущихся монахов, их еле заметное шевеление губами и плотно прикрытые веки. Они, таинственно колыхая сутанами,[2] грозно приближались. Нежелание согласиться с ним, уступить ему. Глаза выпукло закрыты, и от того крупные мурашки колюче забегали по телу. Со стороны гордо подступал непримиримый Ван, плавным движением длиннющих рук подносил каменный кулачок к носу полковника и, елейно ухмыляясь, упрашивал звериным рыком покинуть отцовские пределы великой Срединной. Угрюмые, могильно-печальные тени то сходились плотно, то расступались. Из-за их фигур выступал такой же серый мальчонка и, высоко поднрыгнув, с кошачьим воплем ломал ногой американский флаг, который, трясясь, весь в поту и ознобе, скрюченными до боли руками, держал почему-то сам Динстон. Он совал мальчику конфетку, звал к себе, показывал пухлую пачку долларов. Но ребенок, состроив страшную гримасу, мгновенно развернулся, вынос ногу и с силой ударил полковника в голову. Раздался оглушительный треск… вопль…

Динстон вздохнул, резко выпрямился. Помотал головой. В комнате никого не было. Также горел тусклый свет. Слева от него на полу валялись осколки разбитой огромной пепельницы-авианосца с самолетами по бортам.

Полковник потер больно ушибленный локоть. Сплюнул в сердцах на пол.

Ему почему-то сейчас ничего и никого не хотелось. Нестерпимо ломило виски и ныл затылок.