Меч Владигора - Леонид Бутяков

Бароху очень хотелось узнать, чья же рука смогла поразить его людей столь колдовским действом, однако ставить драккар под возможный удар неведомой силы он не решился. Поспешно загасив сигнальный фонарь, он приказал кормчему как можно скорее убираться из проклятого места.

На следующее утро Барох развернул свиток тонкой кожи с нанесенной на него картой восточного побережья Борейского моря и возле безымянного мыса сделал собственноручную надпись: Мыс Огненной Смерти.

Владигор пришел в себя, когда испепеляющие лучи Хорса прожгли его тело до самых костей. Такое, во всяком случае, было у него ощущение. Язык распух, в горло будто осиновый кол вогнали…

С великим трудом он переполз к носу лодки, где мореходы обычно устраивали небольшой закуток для хранения пресной воды и съестных припасов. Хвала богам, нашлись и фляга, и полдюжины вяленых рыбин, и даже широкий охотничий нож!

Утолив жажду, Владигор смог встать на ноги и оглядеться. Со всех сторон его окружал безмятежный морской простор. Он вздохнул и опустился на скамью. Вот уж влип! И как теперь выкручиваться? Однако нельзя впадать в отчаяние. Тем более что пока для этого особых поводов нет. Венедское море — не океан. Знающие люди сказывают, что за десяток дней купеческую ладью или разбойничий драккар встретишь. В последнем, конечно, хорошего мало, да выбирать не приходиться…

Немного обнадежив свое сердце подобными рассуждениями, князь решил и желудок утешить. Он живо расправился с одной из вяленок, после чего ситуация и вовсе перестала казаться ему мрачной. Жив, здоров, свободен — разве этого мало для хорошего настроения? А пока, похоже, самое время разобраться в том, что случилось.

Владигор откинул разодранный рукав и внимательно осмотрел Браслет, который вновь стал видимым, а значит — внешне ничем не отличающимся от обычного серебряного украшения. Будто и не его волшебной силой были сожжены два дюжих разбойника!

Затем он ощупал ворот рубахи — и радостно улыбнулся. Чародейский перстень был на месте. Владигор извлек его из тайника и надел на безымянный палец. Аметист светился ровным голубым светом, не предвещая своему хозяину никаких опасностей. Впрочем, точно такой же небесный свет он излучал, когда князь входил в разбойничью избу. Почему не предупредил о грозящей беде? — спросил Владигор, и сам же ответил: да ведь сперва никакой беды не намечалось! И если бы не соблазнился он женскими прелестями Ликеи, не позволил себе расслабиться в незнакомом окружении, то вряд ли бы произошло что-нибудь серьезное. Старуха с девкой открыто напасть на него не посмели бы, это уж точно.

А вот Браслет Власти ловушку сразу почувствовал — и стал невидимым. Отчего так? По словам Белуна, левому Браслету подчиняется светлая сущность человека. Не следует ли из этого, что, определив преобладание мрака в подлых душонках продажных женщин, Браслет защитил себя невидимостью. Похоже, так оно и было.

Но чем объяснить бездействие волшебного Браслета в те мгновения, когда Владигор, теряя силы и сознание, боролся с ядовитым дурманом? Почему огненный луч тогда же не поразил старуху-отравительницу, против которой возмутилось все естество Владигора, однако позднее, повинуясь слабой попытке князя заслониться от удара, безжалостно испепелил его врагов? Нелепо думать, что Браслет способен уничтожать только мужчин, а женщин предпочитает миловать. Нет, здесь должны отыскаться иные причины…

Владигор еще долго ломал голову над этой загадкой, пока не припомнил вдруг те цветастые молнии, что сверкали над морем во время его схватки с разбойниками. Может быть, именно гроза придала Браслету смертоносную силу?! Перун-Громовержец не оставил своего подопечного, Стража Времени, в беде и ниспослал ему помощь с небес. Не обошлось, очевидно, и без участия чародейского перстня: ведь не зря Учитель называет его Перуновым перстнем.

«Н-да, князь, — почесал затылок Владигор, — эвон сколько заступников у тебя нашлось, какие силы на твою охрану были брошены. Будто нет у Перуна иных забот, кроме как из беды тебя вызволять! Да еще из той, в которую по своей дурости угодил… Стыдись, князь, и прощения проси у небесного покровителя!»

Так он и сделал — склонил повинно голову, благодаря небеса за подмогу и каясь перед ними за свершенные глупости. А еще зарок дал: не искать у богов защиты — из любой беды, как в юные годы, своими силами выкарабкиваться.

В памяти всплыли заветные слова, посланные ему с небес в решающую ночь перед битвой за Ладорскую крепость: «Найди свою дорогу, Владигор! Доверься голосу души…» Что ж, этот завет по сей день не утратил своей справедливой сути. Ему должно следовать всегда, покуда сердце бьется и душа не омертвела.

— Вот только знать бы еще, куда меня волны несут и как найти дорогу в открытое море, — вслух подумал Владигор, в очередной раз окидывая взглядом бесконечный синий простор. — И сколько дней провел я в беспамятстве?

Старуха заверяла своих соучастников, что ее отрава дня три-четыре действовать будет. Может, конечно, привирала, но судя по тому, что в его голове сейчас не осталось ни малейшего следа от былого дурмана, провалялся он без сознания не один день. За это время лодку могло унести далеко-далече.

Он посмотрел на солнце, начинавшее клониться к горизонту, на резво бегущие по небу курчавые облака. Получалось, что ветер задувает с северной или северо-восточной стороны. Если память не обманывает, в тот вечер, когда он столь необдуманно завернул к рыбацкому хутору, ветер тоже был северным, да к ночи столь крепким, что мешал разбойникам править к драккару.

Если допустить, что с тех пор он не менял своего направления, то лодку несет к берегам Венедского княжества.

Владигору хотелось верить, что его предположение окажется верным, ибо в противном случае он рискует очутиться где угодно, в том числе — вблизи враждебной Бореи.

Вновь захотелось есть (лишнее подтверждение того, что старухина брага не меньше трех дней продержала его под спудом дурмана), однако скудную пищу следовало беречь. Тем паче — пресную воду. Кто знает, сколько еще доведется ему болтаться среди пустынного моря?..

Он перебрался на корму и, не обращая внимания на протесты желудка, прилег на просмоленные доски. И в этот миг странная, неожиданная мысль заставила его замереть. Дабы не спугнуть ее, Владигор даже шевельнуться боялся. Что же случилось? Где? Откуда возникло ощущение нарушенного одиночества? Он постарался в точности припомнить все свои предыдущие действия: посмотрел на вяленку, проверил флягу с водой, закрыл дверцу лодочного закутка, направился на корму, перешагнув через низенькую скамью для гребцов… Стоп. Именно тогда краем глаза он отметил над морем нечто новое, чего не было раньше!