Меч Владигора - Леонид Бутяков

Вскоре помощники приволокли избранную ими жертву — свеонского охотника, посмевшего насмехаться над Братством, обзывать жрецов, явившихся в его селение, дармоедами и пустобрехами. Теперь он уже не мог бы повторить свои слова, поскольку в пыточной выдрали его поганый язык. А так как не пожелал он становиться на колени пред Бессмертным Братом — раздробили камнями ноги. Утром пытальщики собирались нарезать ремней из его широкой спины, да вот повезло охотнику: будет принесен в жертву владыке Черного озера.

Оглядев узника, Патолус кивком выразил свое удовлетворение и приказал тащить его к жертвенному камню. Верховный сам взял факел и первым вошел в галерею, спускавшуюся к озеру.

Путь туда был не особенно долгим, но весьма крутым и извилистым. Когда помощники с трудом приволокли искалеченного охотника на место, тот оказался в беспамятстве. Пришлось одному из них, преодолевая страх, набрать воды из озера, чтобы привести узника в чувство. Жертва должна быть живой и в полном сознании, когда верховный жрец предложит ее чудовищу.

Патолус огнем своего факела зажег масляные светильники, установленные на треногах возле жертвенного камня. Своды пещеры озарились колеблющимися неяркими бликами. Гладь Черного озера была неподвижна, но вселяла такой мертвящий ужас, что даже Бессмертный Брат мог с трудом совладать с ним.

Сейчас верховным руководило одно желание: поскорее принести жертву, задобрив подводного зверя до того, как ему вздумается самому выбрать кусок пожирнее.

Подчиняясь жесту Патолуса, один из его помощников принялся громко стучать камнем о камень. Вскоре вода забурлила, на поверхность вырвалось несколько больших воздушных пузырей. Чудовище пробудилось.

Без промедления Патолус шагнул к распластанному на жертвеннике узнику и двумя отработанными ударами кинжала рассек вены на его руках. По каменному желобу в темные воды озера потекла горячая человеческая кровь. Верховный жрец издал громкий гортанный клич, призывающий владыку озера принять дар от Волчьего Братства. Усиленный подземным эхом, этот клич еще не успел затихнуть, когда озерная пучина вздыбилась и ответный звериный рев потряс пещерные своды.

Над водой выросла огромная голова чудовища. Вид ее был отвратителен и ужасен. Так, наверно, могли выглядеть древние могущественные драконы, о которых иной раз вспоминают в своих песнях сказители-чужестранцы. Бородавчатую шкуру зверя покрывала зеленая слизь, из покатого лба торчал невысокий костяной рог, а от затылка сбегал к спине жесткий гребень. Морда его напоминал жабью. Однако пасть этой гигантской жабы щерилась десятками острейших зубов. Судя по белесой пленке, закрывающей его глаза, владыка озера был слеп. Звериные ноздри настороженно втягивали затхлый пещерный воздух. Внезапно на поверхность вырвался огромный, не менее двух обхватов в толщину и трех саженей в длину, голый, как у крысы, хвост. Тяжело ударив им, чудовище окатило людей водяными брызгами, словно требуя обещанной жертвы.

Помощники верховного жреца тут же подхватили чуть живого от страха и потери крови узника, раскачали его и швырнули в озеро. Тело жертвы едва успело упасть в воду, как чудовище с необычайной для его размеров прытью вцепилось клыками в трепещущую плоть. Одновременно с предсмертным воплем раздался хруст человеческих костей. В одно мгновение все было кончено.

Зверь утробно взрыкнул и, будто на прощание, мотнув окровавленной мордой, вновь погрузился в мрачную бездну.

Патолус перевел дух и рукавом стер холодный пот, выступивший на лице. Затем приказал помощникам оставить его. Пришло время задать вопросы Черному озеру…

Верховный жрец снял с пояса кожаный мешочек, высыпал из него на ладонь несколько белых полупрозрачных кристалликов, напоминающих растолченную соль и, широко размахнувшись, бросил их в воду. Трижды повернул Браслет на правой руке, одновременно бормоча слова заклинания:

— До, ут дес — ин эффиге… Окулис нон манибус… Хоц ест ин вотис![1]

Водная гладь покрылась легкой рябью, как если бы по ней пробежал свежий ветерок. Однако воздух в пещере по-прежнему был неподвижен. Наоборот, он стал еще более трудным для дыхания, поскольку сгустился, образовав над озером серый туман.

Патолус терпеливо ждал. Он не произнес вслух своих вопросов, ибо Черное озеро само извлекало главное из тайников человеческого сознания и отвечало так, как считало нужным.

Наконец туман начал приобретать лиловый оттенок, являя взору жреца изображение какой-то местности. Патолус внезапно ощутил себя птицей, парящей высоко в небе. Под ним простиралось море! Но какое? Борейское, Венедское, Таврийское или, может быть, сам Бескрайний океан? Он растерялся, не понимая, как толковать этот образ.

К счастью, вдалеке показалась береговая кромка, и взор жреца быстро устремился к ней. Берег был песчаным и довольно пологим, на невысоких дюнах росли сосенки, а чуть дальше виднелась зеленая полоса хвойного леса. И все. Ни людей, ни жилья, по которым можно было бы с полной уверенностью определить эту местность.

Однако Патолус вдруг осознал, что когда-то уже видел подобную картину — очень давно, в юные годы. Он судорожно напряг свою память. Ну конечно же! Точно такой берег, омываемый волнами Венедского моря, находится на границе Венедии и Синегорья! Ошибки быть не может. Ведь именно здесь четверть века назад пролег его тяжкий путь изгнанника от озера Ильмер к холодным скалам Бореи…

Словно посчитав свою задачу выполненной, туман рассеялся, возвращая Патолуса под каменные своды пещеры. Что ж, он получил ответ на главный вопрос и теперь знает, где находится левый Браслет Власти. Правда, пока не известен ни его самозваный хозяин, ни то, сколь долго он пробудет в тех краях. Поэтому следует торопиться — сегодня же выслать погоню за наглецом, осмелившимся завладеть бесценным сокровищем. И да поможет нам Великий и Беспощадный!

…Потерявший сознание Владигор не мог видеть борейского драккара, к которому разбойники направляли свою лодку. А вот хозяин драккара, работорговец Барох, поджидавший в неспокойном море своих людей, сумел разглядеть не только их мечущуюся среди высоких волн лодку, но и почти все, что случилось позднее. Увиденное поразило его. Сначала небесным голубым огнем вспыхнул один человек (кто именно, рассмотреть на таком расстоянии в ночной темноте было невозможно), затем другой схватил весло и бросился на корму, словно оттуда исходила для него смертельная опасность. И вдруг там, на корме, со дна лодки поднялась чья-то рука, из которой в лицо нападавшего ударил узкий ослепительный луч. Истошный пронзительный крик раненого (или уже умирающего?) перекрыл шум дождя и ветра. Он закачался и рухнул в море.