Северный крест - Валерий Дмитриевич Поволяев

– Тебе чего, мужик?

– Что ты тут делаешь, лихоимец? – тихо и очень спокойно спросил мужик.

– В вашей деревне проводится операция по наведению порядка, – с достоинством произнес Арсюха. – У нас есть данные, что в этом доме скрывается красный партизан.

Лицо мужика тронула горькая улыбка.

– Двенадцать лет живу в этих местах, а ни разу не видел красного партизана, – произнес он задрожавшим, каким-то севшим голосом.

Арсюха это опасное дрожание уловил, очень хорошо понял, что может произойти дальше, и ткнул в мужика стволом винтовки.

– А стрельба тогда откуда? С кудыкиной горы? Ты это… давай собирайся! Пойдешь со мной на монитор.

Мужик неожиданно усмехнулся и отрицательно помотал головой:

– Никуда я не пойду. Зачем мне идти на монитор?

Арсюха сказал жестко, раздельно печатая слова, будто собирался отлить их в металл:

– На мониторе с тобой будет разговаривать следователь. Если ты связан с красными партизанами, тебя расстреляют. Понял, дед?

Мужик усмехнулся и, неловко качнувшись, оперся рукой о стену и сделал крохотный шажок к ружью. Затем сделал второй шажок. Арсюха оценивающе посмотрел на него – фиксировал каждое движение этого человека, и когда мужик сделал очередной шаг, выстрелил.

Пуля вошла мужику в грудь, прибила его, будто гвоздем, к стене… Из-под тела мужика выбрызнула струя крови, окрасила известковую стенку в страшноватый красный цвет. Мужик застонал. Он был жив, продолжал держаться на ногах.

Арсюха нажал на спусковой крючок вторично. Вновь гулко бабахнула винтовка. Вторая пуля всадилась мужику в голову, и кровью оказалась забрызгана половина стены, мужик уронил руки и тихо сполз на пол.

– Ну вот, гад, – Арсюха подмигнул пространству подбитым глазом, – а то задергался, к ружью потянулся… А зачем, спрашивается, тебе ружье-то? – Арсюха передернул затвор винтовки, загнал в ствол новый патрон и, шагнув к стене, сорвал с крюка ружье.

Переломил его. Стволы были пусты. Арсюха швырнул ружье на пол и вышел из избы.

Направился ко второй хате.

Дверь ее так же была заперта деревяшкой – специально выструганной рогулькой. Арсюха мощным ударом ноги вышиб рогульку из петелек. Очень для этого подходили английские ботинки, в которые он был обут, – удар получился точным, ловким, сильным – кр-расота. Арсюха ворвался в избу.

Здесь он также нашел тугой денежный сверток, спрятанный за иконами. Этот сверток был даже больше того, что он взял в первой избе. Значит, и люди здесь жили побогаче. Наверняка в этом доме есть не только бумажные ассигнации – есть настоящие деньги – золотые червонцы. Арсюхино лицо преобразилось, глаза заполыхали жадно. Где может находиться золото – в этом доме, где? Он бросил оценивающий взгляд в одну сторону, потом в другую, в третью.

Обстановка в доме была обычная, без признаков зажиточности. Стол, под окнами, вдоль стен, – лавки, два старых венских стула с облезшим лаком стоят рядом с лавкой, два таких же стула, только новеньких, темных, изящных, прислонены к лавке с другой стороны. Печь с широкой черной загнеткой. Зев прикрыт железной заслонкой, к которой приклепана желтая латунная ручка.

Как-то Арсюха слышал от одного бывалого человека, что деревенские старухи любят прятать золото в печках. Облюбует себе бабка стеклянный медицинский пузырь с притертой пробкой и широким горлышком либо обыкновенную пол-литровую банку, сунет в нее монеты и – в печку, за загнетку. Ни один вор не догадается, что клад там. Кроме, конечно, хитрованов, королей воровского мира, которые просчитывают действия таких старух на полтора десятка ходов вперед.

Себя Арсюха считал хитрованом с хорошо устроенными мозгами. Он поспешно ухватил заслонку за латунную ручку, отбросил в сторону.

Заглянул в темное, пахнущее золой и хлебом нутро печи. Глубоко заглянул, даже страшно сделалось; ожидая, когда глаза привыкнут к темноте, вдохнул в себя теплый воздух, ткнул рукой в одно место – пусто, в другое – тоже пусто, в третье – пусто. Никакой тут кубышки с золотом нет.

Но золото в этой хате имелось, точно имелось, Арсюха чувствовал его своим нутром, «жабрами», кожей… Он отошел от печи, огляделся. На кровати была пышно взбита перина, в перину вдавлены тяжелые перьевые подушки, этакой крепостной башенкой, одна подушка на другую.

Арсюха метнулся к кровати, отшвырнул в сторону одну подушку, помял ее руками – не прощупается ли где под наволочкой, в мягком курином пухе что-нибудь твердое, кубышка, банка либо просто сверок, набитый дорогим металлом. Нет, ничего твердого…

Он подтащил к себе вторую подушку, тщательно ощупал ее – тоже ничего нет. Была пуста и третья подушка. Арсюха озадаченно выматерился.

Неужели чутье подводит его? Такого раньше не случалось. Он залез в посудную полку, заглянул в фаянсовую сахарницу, накрытую крышкой, – там только крепкий, порыжевший от времени сахар, наколотый мелкими кусочками. Ничего не оказалось и в березовом туеске, и в большой стеклянной банке с солью. Арсюха перевернул банку на один бок, потом – на другой, посмотрел, нет ли внутри чего подозрительного…

Ничего, кроме соли, в банке не было. Арсюха застонал от возбуждения, огляделся вновь. Ну где же золото, где? Он ощущал его ноздрями, корнями волос, кончиками пальцев, ногтями – оно было в этой избе, может быть, даже глядело сейчас на Арсюху, хлопало глазами, стараясь привлечь его внимание, но Арсюха золота не видел. Лишь ощущал его.

Он вновь зашарил глазами по хате, перепрыгивая с одного предмета на другой, задержал взгляд на тяжелой, отлитой из темного стекла лампаде, висевшей перед иконами.

А ведь в лампаде этой можно запросто спрятать три десятка золотых червонцев. И не только червонцев, но и пятнадцатирублевых монет, желанных, ярких, крупных. У Арсюхи даже губы посвежели, сделались красными, как у девицы, от предчувствия удачи.

Он сдернул с цепочки лампаду, выплеснул масло на пол, разочарованно поездил ртом из стороны в сторону: золотых монет в лампаде не было. Отшвырнул пустую лампаду в сторону и вновь заскользил взглядом по пространству. Ну где это золото? Им так здорово пахнет… Оно должно находиться на поверхности… Где оно? Арсюха почувствовал, как в нем все напряглось, голова налилась чугунным ошпаривающим жаром, на лбу появился пот.

Взгляд его вновь заскользил вокруг. Остановился на тяжелом, обитом медными обручами сундуке, стоявшем недалеко от кровати. Явно изделие древнее, лет двести ему, не менее. На сундуке висел небольшой, нарядный, с цветными заклепками замок. Арсюха подскочил к сундуку и что было силы саданул прикладом винтовки по замку, выбил его вместе с петелькой и накинутой на нее плоской медной шлевкой.

Замок с тихим звоном покатился по полу – он, оказывается, даже не был закрыт, дужка отвалилась, отпрыгнула в сторону. В сундуке лежало праздничное бабье тряпье – платье с вышивками и кружевами, несколько сарафанов. Арсюха стволом винтовки поддел один из сарафанов, откинул его в сторону, потом поддел второй. Также откинул