Пятьдесят три карты - Марк Ренуар

присел возле нее на стул.

- Как вас зовут?

- Рут.

- Вы не артистка?

- Вот еще. К чему мне это? - пренебрежительно ответила

она и, закинув ногу за ногу, стала покачиваться из стороны в

сторону.

- Я свободная от всяких дел и прихотей, - гордо сказала

она.

- Я люблю тишину и уединение.

- И себя, - добавил я за нее. Она с удивлением вскинула

на меня свои нежно голубые глаза.

- Я достаточно знаю себе цену, - гордо вскинув голову,

ответила она.

- А не слишком ли дорого вы себя оценили: - спросил я,

не в силах сдержать улыбку. Она презрительно глянула на меня

и ничего не ответила.

- Не хотите со мной разговаривать?

- Не хочу говорить на эту тему.

- Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Ну, например, о

вашей жизни. Расскажите о себе.

- Мне нечего рассказывать, я вся тут. Такой меня и соз

дали.

- А кто создал?

- Люди.

- Все?

- Зачем все. Один, конечно. Художник.

- А вы ничего в жизни не видели и не слышали?

- Что за вопрос, - возмутилась она, поднимаясь с дивана,

- вы неприятны мне.

- Извините за назойливость. Еще один вопрос.

- Ну.

- Вы уйдете или останетесь?

Она недоуменно глянула на меня.

- А почему я должна уходить?

- Хотя бы потому, что это моя квартира, а вы тоже непри

ятны мне. Не мне же уходить. Она закусила губу и тень смуще

ния пробежала по ее лицу.

- Я вам не нравлюсь? - испуганно спросила она, заглянув

мне в глаза. Мне не хотелось отвечать ей и обижать ее, но я

решил дать самодовольной девочке урок.

- Вы мне совсем не нравитесь, - твердо сказал я и отвер

нулся от нее, затем пошел стелить себе постель.

- А как же... - растерянно произнесла она, - ведь все

говорили, все восторгались мной. Как же... Вы врете, - вдруг

зло сказала она. Ее лицо снова приняло надменное выражение,

и она ехидно улыбнулась.

- Зачем я буду врать? - спокойно ответил я, продолжая

стелить постель, - возможно все другие врали, а вы верили

им. А теперь, когда вам сказали правду, вы обвинили человека

во лжи. Это не делает вам чести.

- Они врали? - удивленно прошептала она. - все врали...

Но разве я не красива? - она подбежала к зеркалу.

- У меня красивые ноги и стройная талия. У меня ровный

нос и красивые губы, у меня высокая грудь и широкие бедра.

Чем же я не красива? - уже спокойно и даже с усмешкой недо

верия ко мне закончила она.

- Чем? А тем, - ответил я, что ваша красота банальна и

буднична, что в вас нет ничего, что могло бы привлечь взор и

внимание мужчины, отличающее вас от тысяч других красавиц.

Тем, что ваша талия не так уж совершенна, как вам кажется и

ее изуродовала не одна складка жира.

- Нет у меня жира! - со слезами воскликнула она, - где

жир, где? Покажите! Мне с трудом удалось отыскать что-то по

хожее на складку, чтобы подтвердить свои слова.

- И ноги не шедевр. Они толсты и нерельефны. И грудь,

которой вы так гордитесь, не что иное, как два безобразных

выступа, - разошелся я, - нос ваш расплющен, как у китайца,

глаза водянистые и ресницы редки, как высыпавшаяся щетка...

- Замолчите... - Взвизгнула рут, бросаясь на диван. Ее

плечи вздрагивали от безудержных рыданий. Я не стал ее успо

каивать и лег на кровать. Девушка долго еще всхлипывала, на

конец, успокоившись, спросила: - а что же мне теперь делать?

- Ничего.

- Но меня же не будут любить мужчины. Я же женщина.

- Это ни о чем не говорит. Вы не единственная. Она опять

захныкала. Я притворился спящим.

- Ну и пусть не любят, - сказала она и опять подошла к

зеркалу.

- Нос, как у китайца, - прошептала она, - ноги толсты,

грудь жирна. Она бросилась ко мне и, встав перед кроватью на

колени, зашептала, жарко дыша мне в лицо:

- Миленький, ну что же мне теперь делать? Я хочу, чтобы

меня любили, и чтобы ты меня полюбил. Я посмотрел на ее зап

лаканную мордашку из-под ресниц. Вся спесь с нее слетела.

Она выглядела жалкой и униженной.

- Лезь ко мне в кровать, - строго сказал я.

- Как, прямо одетая?

- Разденься.

Она торопливо скинула с себя свитер, сбросила трусы. Я

едва мог скрыть восторженный трепет, охвативший меня при ви

де ее голого тела. Она, безусловно, была великолепна. И ее

пышные большие груди с розовато-коричневыми сосками могли

свести с ума кого угодно. Она юркнула ко мне под одеяло и,

преданно глядя мне в глаза, прижалась всем телом к моему бо

ку.

- Можно я тебя поцелую? - спросила она. Я кивнул голо

вой. Рут с величайшим искусством и страстью прильнула к моим

губам. Я обнял ее, чувствуя, как упруго сжались подо мной

сдавленные груди. Я уже без всяких разговоров и отступлений

принялся ее ласкать, ощупывая бархатную нежную кожу ее живо

та и ляжек. Рут таяла в сладостной истоме, безропотно отдав

шись моим рукам. Встретив такую искренность, я возгорелся

желанием получить от нее что-нибудь необыкновенное, поэтому,

выскочив из-под одеяла, сунул свой член к ее лицу. Она недо

уменно посмотрела на меня, не понимая, чего я хочу.

- Возьми его себе в рот. Она смущенно улыбнулась.

- Возьми, не бойся. Она осторожно, двумя пальчиками взя

ла мой член, приоткрыла свои губки, приложила его к ним.

Сначала робко, а потом все более непринужденно она сосала

его, причмокивая и вздыхая. Я склонился немного назад и дос

тал рукой до ее промежности. Раскрыв пальцами губы ее поло

вой щели, я сунул туда ребро ладони и стал медленно и нежно

тереть ее горячую влажную похоть, чувствуя конвульсивные

содрогания ее сильного красивого тела. Но вот сладость стала

нестерпимой, сознание затуманилось похотью. Двигая своим

членом в ее губах, как во влагалище, я чувствовал упругое

сопротивление языка. Рут закрыла глаза и шумно дышала носом,

извиваясь всем телом. Вдруг огненная стрела дикого наслажде

ния пронзила мое тело, и из члена ей в рот мощной струей

ударили потоки спермы. Рут поперхнулась и закашлялась. В из

неможении я свалился на кровать, все еще натирая пальцем ее

клитор. Она рычала и вертелась от наслаждения, размазывая по

лицу густые потоки моей плоти. Она кончила минут через пять

и, склонившись надо мной, спросила:

- А тебе понравилось?

- Очень.

Схватив ее голову своими руками, я покрыл благодарными

поцелуями замурзанную мордашку. Еще несколько минут после

этого я жадно ласкал руками ее тело, с наслаждением ощупывая

все выпуклости и впадины. Когда я вновь почувствовал рожде

ние сильного горячего желания, она вдруг исчезла, оставив

после себя лишь нежный запах духов да смятую подушку.

- На сегодня все, - сказал он, позевывая, - завтра при

ходите пораньше.

Мы простились с ним и пошли на корабль. Там нас поразили

неприятные известия - завтра уходим в море.

Глава 11

Что же делать? Мы потеряли вохможность услышать до конца

так заинтересовавшую нас историю. Дик сказал, что нужно пой

ти к капитану и предложить взять на корабль положенного ра

бочего на лебедку. Сейчас все обязанности по этой должности

выполнял один из кочегаров, за что ему приплачивали несколь

ко долларов. Несмотря на то, что было уже поздно, мы отпра

вились к капитану. Он еще не спал и встретил нас с тревожным

любопытством, предполагая какое-то несчастье. Выслушав наше

предложение о рабочем, он рассмеялся.

- Боже мой, вы, очевидно, оба не в своем уме.

Капитан Бред был моим старым товарищем по морскому кол

леджу в Лос-Анжелесе и относился ко мне хорошо.

- Что-то вы, ребята, от меня скрываете? - хитро прищу

рившись, сказал он, - я и не поверю, что вы так просто, ни с

того, ни с сего загорелись желанием среди ночи укомплекто

вать команду корабля, да еще взять на борт незнакомого нем

ца.

Мы с Диком переглянулись. Действительно, получалось

смешно, нужно было об'ясниться. Дик пустил в ход свою изоб

ретательность. Я даже не помню всего, что он наговорил Бре

ду, однако он, даже не вдавшись в подробности, согласился

взять Рэма на один рейс до Порт-Саида. Оттуда мы пойдем в

штаты и брать с собой иностранного подданного запрещено. Мы

были удовлетворены и этим. Через 30 минут мы были снова в

гостинице. Рэм спал, его разбудили и он ничего не мог по

нять, а когда, наконец, понял, то только то, что он поедет с

нами. Рэм пережил столько кошмарных минут, от которых ему

стало плохо. Он побледнел, отвалясь на спинку стула, потерял

сознание. Дик влил ему несколько глотков коньяку в рот и Рэм

пришел в себя. Мы помогли ему собрать его небогатые пожитки.

Наш новый друг облачился в костюм Дика, побрился и выглядел

теперь молодым рослым парнем с красивым, немного худым лицом