Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели - Николай Мельниченко

Наша стройка, плавно переходящая в ремонт, длится уже более 30 лет. Сосны уже выросли выше дома. Зимой мы раньше приезжали на свою фазенду, пробиваясь сквозь сугробы. Ставали на лыжи или просто бродили под сияющими звездами. Снег очаровательно скрипел под валенками… Сейчас мы там живем только летом, возможно – потому и живем…

Среди сосен Дом нас хранит сейчас:

Мы с любовью его раньше строили…

Согревает нас, терпеливо ждет —

Когда медленно одеваемся…

Полвека кануло куда-то…

Живя с азартом и упорством

Среди друзей, вина и смеха,

Блажен, кто брезгует проворством,

Необходимым для успеха

В 1981 году прямо в лаборатории отмечается мой полувековой юбилей. На дворе стоят «годы застоя чудесные, с выпивкой, шуткою, песнею», – как позже об этом времени ностальгически споют барды. Коллективные «вечера отдыха», призванные «сплотить трудовой коллектив» везде широко практикуются. Для удобства трудового коллектива наше мероприятие проводится в большой комнате лаборатории, основательно освобожденной от излишних приборов и кульманов. За добавленными столами и стульями неплохо разместились более 30 человек. Вино лилось рекой, о юбиляре говорили так хорошо, как можно говорить только на его похоронах. Тон задал командир: он вспоминал о таких моих подвигах, о которых я и сам уже забыл. Кстати, я уже отмечал это редкое свойство у Е. Е. Булкина – помнить о достижениях и победах своих подчиненных; у большинства людей, увы, память сохраняет только плохое о человеке…

Ну, что же: полвека жизни – неплохой повод, чтобы подбить итоги: из громких побед вычесть унылые поражения и рассмотреть, что осталось в сухом остатке…

Классические три задачи мужика: родить сына, построить дом, посадить дерево, – кажется, выполнены (если деревьев сажал и мало, то не срубил уже выросшие). Есть дружная семья: любимые жена и сын. Забрал к себе маму. Обуржуазился, оброс уже недвижимостью: квартира, дача, гараж, машина (как, и она тоже недвижимость?). Есть всякие титулы (заслужОнный!) и приличное воинское звание. Где только и что только не строил, укрепляя Родину со всех сил. Многие бывшие пацаны «от сохи» считают, что я их воспитывал. «Народ и начальники» считают меня специалистом уж очень широкого профиля: даже не видно его. Продолжаю работать. По советским меркам – вполне приличное положение. Это плюсы.

Минусы: ничего из задуманного в науке не удалось сделать. И уже не удастся. Чуть не сыграл в ящик, потерял частично здоровье. Приобрел кучу врагов из-за нетерпимого характера. Перестал расти вверх по служебной лестнице.

По последнему пункту начинаю себя малодушно оправдывать: ну не рвался я к высоким должностям и званиям, никого не расталкивал локтями. Просто делал свое дело, которое люблю. «Самым большим начальником в маленьком домике» я уже с 1966 года, то есть 15 лет. А если прибавить «подвальный период», – то все 20. Но это не было застоем: просто я рос не вверх, а «вглубь и вширь», постоянно решая всякие трудные задачки, которые сваливались на фирму и меня лично. Когда в 1977 году оформляли «Заслуженного рационализатора РСФСР», то только перечень решенных «штучек-дрючек» занял несколько больших листов…

По электрической теории генератор отдает наибольшую мощность, если… попроще: если нагрузка на него оптимальна. И перегруз, как и недогруз – снижают его эффективность, а могут и вообще сломать. Если я на своем месте и не ломаюсь, – значит все в порядке… Служба моя уже длится более 26 лет, я могу уже уволиться в запас и спокойно работать на гражданке без особого «напряга». Но жалко мне бросать свою фирму, на развитие которой затратил почти всю жизнь: очень в ней мало инженеров, хотя все как будто что-то «кончали» по инженерной специальности…

К сожалению, и в фирме уже нет никакого движения вперед. Прославленная и динамичная монтажная организация начинает медленно загнивать, прекратила развитие и рост. По мысли Макаренко – любая остановка в развитии коллектива – начало его гибели…

Началось это тогда, когда нашу часть забрали из ВМФ и передали Главвоенстрою. Вместо матросов у нас появились «рядовые – военные строители». Дело не только в цвете формы, хотя для молодых ребят это совсем не мелочь. Дело в сроке службы. Она стала на год короче, и мы не успевали готовить настоящих специалистов. Отпали сложные и уникальные флотские объекты, только на некоторых мы продолжали работы по традиции. Затем «…в целях повышения…и улучшения…» часть стала заниматься только монтажом котельных. Монтируемые в гарнизонах котлы-живопырки в своем развитии отстали лет на 50 от мирового уровня. Допотопный котел Бабкок Вилькокс, трубы которого я чистил от накипи еще в 1946 году на сахарном заводе, были более сложной и совершенной установкой для испарения воды.

Теперь же, на монтаже нашей котельной офицер (инженер) мог спокойно уйти, – грамотного слесаря было вполне достаточно. Вот характерный пример. Наша лаборатория разработала собственные правила сварки и контроля этих котельных, выжав из имеющихся руководящих материалов все суесловие, воду и ссылки на другие документы. Снабдили документ понятными таблицами, схемами и эскизами. Так вот эта небольшая брошюра стала настольной даже для инспекторов Котлонадзора, по крайней мере, – на последние четверть века.

В этих условиях лаборатория оставалась единственным техническим органом военно-бюрократической организации, в которую превращалась наша техническая фирма. Уровень работ понизился, но все равно кому-то надо светить сварку, исследовать шлифы, готовить людей и оборудование, решать технические вопросы…

Успокоив себя такими лукавыми оправданиями, продолжаю работать. Дел, как всегда – невпроворот, рефлектировать некогда…

В это время я получил от судьбы подарок – Пашу Быкова. Мне сразу понравился вихрастый мальчишка с живыми глазами, к тому же успевший окончить техникум. Он был из Киргизии, но – русский. На него успели «положить глаз» и другие отделы. Надо заметить, что теперь нас стали комплектовать как стройбаты, то есть призывниками, негодными для нормальной воинской службы. У наших «молодых надежд» обычно были проблемы с ростом и весом, со знанием русского языка и грамотностью, часто – вообще с количеством и размерами извилин. Даже на просто нормального призывника набрасывались все отделы. При распределении пополнения в комиссии обычно сидели главный инженер и начальники заинтересованных отделов. Я участвовал всегда, комплектуя группу учеников-сварщиков и лабораторию. За многие годы накопился большой опыт определения «кто есть кто» по результатам очень короткого знакомства. Все уже знали, что в группу сварщиков я беру только добровольцев, спокойно отдавая другим хороших ребят, не желающих заниматься сваркой. Все шло более-менее спокойно, но за Павла Быкова, который мне нужен был в лабораторию, разгорелась настоящая битва: он до зарезу был нужен всем, даже старшине группы в качестве помощника. Мне удалось победить в этой схватке, и вот Паша Быков оказался в лаборатории.