Фавориты Фортуны - Колин Маккалоу

Этого оказалось достаточно. И это был конец галла. Так быстро, что никто в толпе ничего не увидел, Спартак повернулся на левой пятке и опустил свою кривую саблю на шею противника. Клинок вошел так глубоко, что перерезал позвоночный столб. Голова галла свесилась на сторону, упала на плечо и лежала там с глазами, полными ужаса, веки то опускались, то поднимались, а губы двигались, словно посылали поцелуй Спартаку. Послышались крики, визг, толпа задвигалась, словно взволнованное море. Кто потерял сознание, кто убегал, кого рвало.

Спартака увели в бараки.

— Ну все, хватит! — сказал ланиста. — Из тебя никогда, никогда не получится гладиатор!

— Но он ранил меня! — попытался оправдаться Спартак.

Ланиста покачал головой.

— Как такой умный человек может быть таким дураком? Дурак, дурак, дурак! С твоей внешностью, с твоими способностями ты мог бы стать самым знаменитым гладиатором во всей Италии, заработал бы себе денег, мне похвалу, а Луцию Марцию Филиппу — огромное состояние. Но в тебе этого нет, Спартак, потому что ты дурак! Такой умница и такой дурак! Сегодня же ты уедешь отсюда.

— Отсюда? А куда? — все еще сердясь, спросил фракиец. — Я должен отслужить свой срок!

— Ты дослужишь! Но не здесь. У Луция Марция Филиппа есть еще одна школа, не в Капуе, и туда я тебя отошлю. Это уютная небольшая школа — около сотни гладиаторов, около десятка учителей и самый известный в своем деле ланиста, Гней Корнелий Лентул Батиат. Старый варвар Батиат. Он из Иллирии. После меня, Спартак, ты увидишь, что Батиат — это чаша чистого яда.

— Я выживу, — спокойно сказал Спартак. — Мне ничего не остается.

На рассвете следующего дня крытый фургон приехал за высылаемым. Спартак быстро сел и обнаружил, когда засов с шумом затворил дверцу, что единственным сообщением между ним и внешним миром остались щели между плохо пригнанными планками. Он — пленник, который не мог даже видеть, куда его везут! Пленник! Это было так чуждо и ужасно для римлянина, что к тому времени, когда фургон въехал в очень высокие и грозные ворота гладиаторской школы Гнея Корнелия Лентула Батиата, пленник был в синяках, царапинах и почти без сознания, потому что всю дорогу бился об эти планки.

С тех пор минул год. Его двадцать пятый день рождения прошел в другой школе, а двадцать шестой — в школе, которую все обитатели называли Вилла Батиата. Никакого потакания на Вилле Батиата! Там находилось определенное количество людей, иногда оно чуть менялось, но в регистрационных книгах обычно записывали сто гладиаторов — пятьдесят фракийцев и пятьдесят галлов. Для Батиата они не являлись личностями. Только фракийцы и галлы. Все они пришли из других школ после какой-нибудь провинности, большей частью связанной с насилием или мятежом. Они жили как рудокопные рабы, разве что на Вилле Батиата их не сковывали цепями и хорошо кормили. Им было удобно спать, и разрешались свидания с женщинами.

Но по существу это было рабство. Каждый человек знал, что останется на Вилле Батиата до самой смерти, даже если выживет на арене. С возрастом, когда гладиатор уже не в состоянии больше выступать, он становился «доктором» или слугой. Этим гладиаторам не платили, интервалы между схватками были так коротки, что не позволяли ранам зажить, если дела требовали быстроты, — а у Батиата дела всегда развивались оживленно. Ибо цены в его школе были низкие, и приглашения приходили в основном от местных. Любой, у кого водились деньги и кто хотел почтить усопшего родственника, устроив погребальные игры, мог нанять пару гладиаторов Батиата.

Убежать с Виллы Батиата было практически невозможно. Внутри она была перегорожена на большое количество малых помещений, каждое окружено стенами и закрыто от других. Любое пространство, в котором передвигались гладиаторы, не соприкасалось с внешними стенами — огромной высоты, заканчивающимися железными загнутыми внутрь зубцами. Побег вне стен школы (во время выступлений) был тоже невозможен. Каждый гладиатор был прикован цепью за кисти и колени, на них были железные ошейники, их возили в тюремных фургонах без окон, а когда они шли пешком, их повсюду сопровождала группа лучников с небольшими составными луками и стрелами наготове. Только когда гладиатор вступал на арену, его освобождали от цепей, но лучники все равно стояли поблизости.

Как эта жизнь отличалась от жизни обычного гладиатора! Такому разрешали уходить из барака и приходить на ночь, его баловали и высоко ценили, он был идолом многих женщин и знал, что в банке у него копится приличная сумма. Он сражался не более пяти-шести раз в год и после пяти лет или тридцати схваток уходил в отставку. Даже свободные люди иногда становились гладиаторами, хотя в основном это были дезертиры или мятежники из легионов. И очень немногих присылали в школы уже рабами. Вся эта забота и баловство объяснялись тем, что тренированный гладиатор был очень дорогим капиталовложением, его необходимо сохранять, чтобы он был доволен и хозяин школы получал хорошую прибыль.

В школе Батиата все обстояло иначе. Ему было все равно, впервые человек вышел на арену или он борется уже десять лет. Жизнь на арене длилась, самое большее, десять лет. Это был спорт молодых. Даже Батиат не посылал на арену седеющих гладиаторов. Толпе и нанимателям его гладиаторы нравились ловкими, подвижными. Ушедший с арены в отставку гладиатор продолжал жить на Вилле Батиата. Печальная судьба, если учесть, что обычный гладиатор после отставки мог делать, что хочет и где хочет. Обычно он ехал в Рим или в какой-нибудь другой большой город и нанимался вышибалой, охранником или просто убийцей.

На Вилле Батиата царил строгий режим, оглашаемый боем по железному кругу. Расписание было нанесено краской на стене главного двора, где проводились тренировки, — очень высоко, чтобы нельзя было стереть. На закате сотню людей по семь-восемь человек запирали в каменные камеры, не имеющие связи друг с другом. Даже звук не проникал через стены. Каждый раз группы составлялись из разных людей, и ночью человек оказывался рядом с новыми людьми. После десяти дней его переводили в другую камеру. Батиат так искусно организовал перестановки, что новичку приходилось ждать целый год, прежде чем ему удавалось узнать половину состава. Камеры были чистыми, с большими, удобными кроватями и прихожей, где имелись ванна с проточной водой и много ночных горшков. Теплые зимой и прохладные летом, камеры использовались только от заката до рассвета. Днем домашние рабы убирали в них. С рабами гладиаторы не контактировали.

На рассвете гладиаторов будил звук отодвигаемого засова — и начинался день. В течение всего дня гладиатор общался с людьми, с которыми он предыдущей ночью делил камеру, но разговаривать им было запрещено. Каждая группа завтракала в окруженном стеной дворе непосредственно перед своей камерой. На случай дождя был предусмотрен навес. Затем гладиаторы тренировались, после чего учитель разделял их на галлов и фракийцев, если это было возможно, и заставлял сражаться деревянными мечами, с кожаными щитами. Затем следовал обед — мясо, очень много свежего хлеба, хорошее оливковое масло, фрукты и овощи по сезону, яйца, соленая рыба, бобовая каша, в которую макали хлеб, и сколько угодно воды. Вина, даже очень разбавленного, не подавали. После обеда они отдыхали в тишине два часа, а потом должны были полировать доспехи, мастерить что-нибудь из кожи, чинить сапоги или что-нибудь еще из хозяйства гладиатора. Каждый инструмент тщательно записывался за каждым из пользователей, и потом их собирали под наблюдением лучников. После тяжелой тренировки следовал легкий ужин — и наступало время, когда гладиатор встречался с новой группой своих товарищей.

Батиат держал сорок рабынь, чьей единственной обязанностью, кроме работы на кухне, было утолять сексуальные аппетиты гладиаторов, которых они посещали через две ночи на третью. Один гладиатор брал по очереди все сорок женщин. У каждой имелся свой номер. Когда наступала очередь их номеров, семь или восемь женщин отправлялись в камеру под эскортом, и каждая шла прямо к назначенной для нее кровати. Когда все заканчивалось, женщине не разрешалось оставаться в постели. Большинство гладиаторов были способны на три-четыре сеанса за ночь. Но каждый раз с новой рабыней. Хорошо зная, что в этом заключалась величайшая опасность возникновения симпатий, Батиат наладил наблюдение за камерами. Здесь внимательно следили, чтобы женщины всегда меняли партнеров и чтобы мужчины не пытались завести разговор.

Не вся сотня гладиаторов одновременно находилась на Вилле. От трети до половины их были в пути — упражнение, которое все ненавидели, поскольку условия не отличались комфортом и женщин не было совсем. Но отсутствие некоторых гладиаторов давало женщинам отдых — строго по списку. Батиат имел страсть к спискам и искусным перестановкам. Он также предоставлял отдых рабыням на последних месяцах беременности, чтобы родить детей. Затем они возвращались к своим обязанностям. Женщины старались не забеременеть или немедленно делали аборт. Каждого новорожденного ребенка сразу отбирали у матери. Если это была девочка, ее бросали в мусорную кучу, а если мальчик — относили к Батиату для осмотра. У него всегда находилось несколько женщин-клиенток, желающих купить мальчика.