Фантастические тетради - Ирина Ванка

— Ты погубил его…

— Твои эмоции, Фрей, — твой панцирь. Пока ты прячешься в нем, ты лишен способности трезво смотреть на вещи. Ты не хочешь думать — боишься, что я окажусь прав.

— Напротив, — ответил Фрей, — я хорошо подумал, прежде чем говорить с тобой. Подумал так, как ты учил, — со всех сторон… тайных и явных, и кое что для себя уяснил. А главное, что я заставлю тебя все это выслушать прямо сейчас, здесь, поскольку другой возможности не будет.

Раис покорно опустился на пол и по своему обыкновению подпер запястьями подбородок, что выражало чрезвычайный интерес к личности собеседника. Намек на «тайные» астарианские информатеки ни на миллиметр не укоротили его благодушную улыбку, которую он в последнее время адресовал исключительно Фрею. Кое-кому могло даже показаться, что без улыбки Раис на Фрея смотреть не способен, что будто бы от этого его организм теряет один из своих чудодейственных витаминов терпения и снисходительности, не характерных для аритаборской расы. Но Фрей был уверен — Раиса научил улыбаться именно он, в первый же день знакомства. Больше он не встречал ни одного улыбающегося посредника.

— Как часто вы вынуждены совершать жертвоприношения? — спросил Фрей, но Раис лишь удивленно склонил голову набок. — Раз в двадцать… тридцать тысяч лет? Чаще? Сколько их уже было, Раис? Если я не ошибаюсь, счет пошел на критические величины? — Раис хитро прищурился. — Впервые за свою историю вы использовали для этой цели бонтуанца. Разве не так? Разве с самого начало это не было самым банальным выходом из положения? Кого-кого, а бонтуанцев вы знаете, как самих себя. И заманить толпу «меченых» фактуриалов вам не составило бы труда. Объясни, почему вы не делали этого раньше? Да потому, что боялись. Потому, что у самого бестолкового бонтуанца шансов больше, чем у кого бы то ни было, понять, какую игру вы с ним затеяли. Надо объяснять почему? Потому что это ваше собственное отражение в «кривых зеркалах», которое вы не смогли терпеть даже в пределах Аритабора. Это ваше порождение, Раис, от которого вы поспешили избавиться, как от больного младенца, чтобы он не портил вашей чистой породы. Но младенец стал монстром и жаждет поквитаться за свое счастливое детство. Если я ошибался — поправь меня.

Раис с сожалением развел руками и приготовился слушать дальше. Эта теория его искренне увлекала.

— Теперь ты понимаешь, в чем прокололся? — продолжил Фрей. — Впрочем, не знаю, вина это твоя или беда? Может, удача от вас отвернулась, — это значит, что ваш нейтралитет с мадистой порядком наскучил одной из сторон. Догадываешься какой? — Фрей уселся напротив Раиса и постарался поймать его блуждающий взгляд. — Считай, что мадиста до вас добралась, и я с удовольствием послужу в ее руках орудием расправы. Хочу, чтобы ты знал об этом и на угрызения совести с моей стороны не рассчитывал.

Взгляд Раиса, на удивление, не попытался ускользнуть. Напротив, стал чрезвычайно сосредоточенным.

— Все, что ты сможешь сделать, — спокойно произнес он, — это пойти своей дорогой. И поверь, моей заслуги в том нет. Твоя природа сделала тебя человеком способным; твоя цивилизация сделала тебя человеком мыслящим; я лишь старался помочь тебе стать человеком самостоятельным и рад, что мне удалось.

— Ты сделал меня человеком жестоким. Не сомневайся, я смогу свернуть с любой дороги, чтобы пройтись по твоей голове и сказать: ты был моим лучшим учителем, я недаром провел с тобой время, мне есть с кого взять пример. Но прежде я сделаю то, чего не сделал ты, — постараюсь понять тебя; ту цивилизацию, что сделала тебя «человеком без принципов», и, имей в виду, мои методы познания могут показаться жестокими даже тебе. Только если когда-нибудь ты захочешь понять меня — не надейся, что аритаборской аналитики для этого хватит. А если нет — могу лишь пожелать тебе достойно встретить апокалипсис. — Матлин решил было встать и пройтись, пока кровь не закипела в его венах и он не начал «испускать дунов», но неожиданно для себя рухнул на пол. По прошествии времени он не был уверен в том, что это не проделка Раиса. Но, повалившись на теплую каменную площадку, понял, что невольно произнес расхожую аритаборскую цитату: «желаю тебе увидеть апокалипсис», что означало: «доживи до конца, умри, ни о чем не жалея», но истинного смысла этих слов никто, кроме самих посредников, не понимал. Матлин понял, что совершил ошибку номер один по технике безопасности общения с посредником, которая гласит: никогда не произноси слов, смысла которых не знаешь, никогда не принимай того, чего не можешь понять. Иначе: не хватайся за то, чего не сможешь поставить на место. «А если я не знаю, — злился Матлин, — смогу ли поставить на место? Откуда я узнаю, если не схвачу?» «Остановись, — отвечал каждый раз Раис, — и подумай. Хотя бы запомни, как стояло…» «Прошло уже двадцать лет, — подумал Фрей, — страшно вспомнить, каким я был мальчишкой».

— Да, — подтвердил Раис, — и теперь тебе до зрелости еще далеко — в этом твое спасенье. Что это, Фрей? Ты давно не позволял мне думать вместе с тобой.

— Я прощаюсь, Раис. Неужели ты не в состоянии понять даже этого?

— Нет, — Раис невозмутимо поднялся над ним, — не так-то просто проститься с Аритабором. Эти годы будут следовать за тобой. В новой жизни будет много всего, гораздо более трагичного. Ты многое захочешь забыть, но Аритабор будешь вспоминать с той же нежностью, что и Землю. И я не стану с тобой прощаться. Ты был и останешься моим любимым учеником.

— Ты напутствуешь?.. Или читаешь нотацию?

— Я лишь пытаюсь заглянуть в твое будущее.

— Что-нибудь видно?

— Ты доверяешь моим пророчествам?

— Да, — ответил Матлин, — но не заставляй меня поверить в то, что это судьба.

— Ну что ж, — улыбнулся Раис, — ты проживешь долгую жизнь, и она тебе никогда не наскучит.

Когда бонтуанская «шхуна» ушла с орбиты, буря утихла. На поверхности платформы не было ни души, кроме одинокой, неподвижно стоящей фигуры посредника.

— Смотрите, как посветлело небо, — заметил кто-то из наблюдателей, выходящих наверх, — говорят, во время бури здесь чудовищная жара…

— Говорят, что, если каждый из нас увезет отсюда на память стеклянный шарик с песком, — сказал другой наблюдатель, — верхние галереи города когда-нибудь выйдут на поверхность. А что об этом думают аритаборцы?

— Выйдут на поверхность? — переспросил посредник и задумался… — Не раньше чем племя улыбающихся людей вернется сюда опять.

— Невероятно! — воскликнули удивленные наблюдатели, а посредник столь же невозмутимо перевел взгляд на светлеющее небо.