Фантастические тетради - Ирина Ванка

— Спасибо, — улыбнулся он и шагнул к зеркалу, — это именно то, что нужно. — Он снял с себя мокрую рубашку и швырнул под ноги отражающемуся двойнику. Но мокрая тряпка шмякнулась об стену и приземлилась рядом с такой же мокрой тряпкой, летевшей ей навстречу. Однако Феликсу показалось, что тряпки в полете все-таки успели поменяться местами. «Обман зрения», — сказал он себе. Картинка в зеркале не изменилась.

— Ты в порядке?

— Спасибо, Феликс, я так долго этого ждал. Ты ведь простишь меня, если узнаешь, что все это было глупой шуткой?

— Что именно?

— Все, что было… То, что я успел наговорить и наделать. Теперь все, обещаю… Где-то в глубине души ты ведь никогда не сомневался в том, что я фантазер, но никогда меня не предал. Правда?

— Как ты меня напугал, паршивец. Что я тебе только не прощу… все, что хочешь, — с облегчением вздохнул Матлин и отошел от зеркала, благо, что Альба уже самостоятельно держался на ногах, хоть и не соображал, что болтает. Матлин чувствовал, как медленно и постепенно рассудок возвращается к нему, и с удовольствием наблюдал, как двойник Альбы, такой же мокрый и довольный, стоял по ту сторону зеркала. Они интересовали друг друга, похоже, в одинаковой степени и уж гораздо больше, чем заботы «дядюшек» об их здоровье.

— Слава богу, — проговорил Матлин и направился к Гренсу, — иди-ка умойся и свари нам хорошего кофейку, а я, так и быть, сделаю у тебя генеральную уборку. — Но интуитивный импульс все-таки заставил его на мгновение обернуться назад: зеркальный двойник закрыл глаза, развернулся и медленно пошел прочь. Альба сделал шаг за ним вслед.

— Остановись! — успел крикнуть Матлин, но добежать не успел. Следующий шаг — и индикатор утратил свое зеркальное свойство. Альбы перед зеркалом уже не было. — Стой! Верни его, Ксар, сделай что-нибудь…

Когда в контур рамы вернулась зеркальная поверхность, Матлин увидел лишь самого себя, безумные глаза Гренса в оконном проеме на фоне утренних сумерек да Голли, который так и остался сидеть на полу между скамейкой и шкафом.

«Что-то изменилось вокруг, — рассуждал Феликс, вглядываясь в зелень парка с балкона своего особняка, — то ли небо стало непривычно серым, то ли мне это мерещится? Наверно, будет дождь. Все парит… парит… Сколько можно стоять? Пора заниматься делом. Вот только я не помню, остались ли у меня здесь какие-нибудь дела?» Сколько времени Матлин простоял на балконе — он ни за что бы не угадал. Он снова не был в состоянии отличить минуту от часа. Он лишь помнил, что точка на пологом склоне холма, ведущего в заповедник, была крошечной, а теперь стала похожей на человеческий зародыш. Сколько можно было стоять, опираясь на заросшие мхом перила, перебирая в памяти какие-то нескладные картинки на осколках разбитого зеркала и стараясь выложить из них новый узор, — более нелепое занятие на этот час трудно было себе представить. В голове прокручивалось одно и то же алое полотно с наспех нашитыми лозунгами: «Зачем ты пришел сюда, человек?» «Что тебе здесь надо?» «Почему теперь стоишь, не уходишь?» «Может тебе некуда уйти? Так скажи…» «Зародыш» увеличивался в размерах, разрастался, заполнял собой пространство сада, и Матлину уже страшно было повернуть взгляд в его сторону, и только одна мысль: «Что это может означать?» молниеносно привела его в чувство. Присмотревшись, он не сразу понял, что это вовсе не эмбрион, а фигура, навьюченная тюками выше головы. С третьей попытки ему удалось узнать в этой фигуре Голли Гренса, который к тому времени уже пересек границу павильона и нырнул в заросли парка. Протрезвление Матлина сменилось неприятным ощущением озноба.

«Еще один, — думал он, — такой же, как я. Что ему сейчас ни скажи — он не поверит ни одному слову. Только тогда, когда через двадцать лет он сам будет стоять возле этих перил…» — от этой сцены у Матлина сжалось сердце, и он готов был простить несчастного акрусианина за одну порцию хорошего дождя. Но дождь не шел, а Голли уже поднимался по ступенькам. Его рюкзак занял собой выступ, служивший некогда тумбой для каменного льва, того, что двадцать лет назад порвал цепь и сбежал в заповедник вслед за павлином. Матлину показалось, что именно этот огромный рюкзак и есть единственный признак жизни на планете призраков.

— Теперь я буду жить здесь, — сообщил Голл, — если ты, конечно, не возражаешь… — и остановился у зеркала Кальтиата, небрежно повернутого «лицом» к стене. — Решил оставить его себе?

Феликс не ответил. К тому моменту все на свете уже утратило смысл — от печального облика зеркал до знамения грядущего апокалипсиса. Теперь его особенно раздражали бессмысленные вопросы и больше всего на свете — правильные ответы на них. Голли Гренс, сколько знал его Матлин, всегда олицетворял собой неиссякаемый источник правильных ответов на все на свете бессмысленные вопросы бытия.

— Ты еще не догадался, — спросил Голл, — чем его пугали зеркала? — Феликс опять не ответил. Даже не пошевелился, только взгляд перестал блуждать по зелени сада и сконцентрировался на ступеньках крыльца. — Хорошо, я объясню. По ту сторону плоскости, — Голл указал в центр пустой зеркальной рамы, — он видел то, чего не должен был видеть никогда… То, что могло его уничтожить. Свой взгляд, Феликс. Единственное оружие, против которого был бессилен. Он боялся только самого себя. Больше ему нечего было бояться.

— И ты не смог ему объяснить, — взорвался Матлин, — что это отражение!..

— В том мире, — спокойно ответил Голл, — где жил Альберт, отражений нет. Там реально все, даже зеркальный двойник. Ты бы на его месте не побоялся?..

Феликс успокоился так же быстро, как вышел из себя, но не нашел что ответить. «Что же это за мир такой?..» — хотелось ему узнать, и в его мире стало бы одним бессмысленным вопросом больше.

— Мы должны помочь отцу собраться. Даже если вы в ссоре. Я уверен, он наберет с собой груду барахла. Надо успеть это выгрузить…

— Феликс, ты бредишь.

— Через месяц-полтора здесь ничего быть не должно. Все продумать надо сейчас. Когда начнется — думать будет некогда…

— Очнись, — остановил его Голли, — все уже кончилось. Давно кончилось.

УЧЕБНИК. ВВЕДЕНИЕ В МЕТАКОСМОЛОГИЮ. Предисловие… (Основы фактурологии. 10-я Книга Искусств)

«Желаем мы того или нет, все мы существуем внутри гигантской машины времени, движущейся из прошлого в будущее. Медленно или быстро. Каждый должен сойти на своей остановке, чтобы уступить место другим…» — этой слишком адаптированной аритаборской цитатой мне хотелось бы раз и навсегда закончить всякие упоминания о посредниках. Но есть у меня подозрение, что ничего из этой затеи не выйдет. Их адаптивный аппарат настолько удобен, что кажется незаменимым. А коли так, то, увлекаясь методами аритаборского мироосмысления, непременно в чем-нибудь да увязнешь на целую книгу. Одних лишь антигравитантов может хватить на всю жизнь и то без малейших перспектив их практического использования. Но удержать от соблазна построить «машину времени» никак не возможно. И стоит ли воздерживаться?