"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

-Нехорошо, конечно, почерка подделывать, - Марта листала бумаги, - но никак иначе я бы это не увидела.

Записку, что она составила почерком кузена, Марта потом сожгла. Она узнала, что дядя Дэвид за полгода до смерти изменил завещание. Раньше все деньги делились в равных частях между сыновьями, а Саре-Джейн назначалось пожизненное содержание. По новому распоряжению наследство отходило трем детям дяди Дэвида поровну, Майклу, Мэтью, и маленькой Констанце.

-И не проценты, - пробормотала Марта, - а основной капитал, как мне дедушка оставил. А через полгода неизвестные расстреляли в Хиксфорде и дядю Дэвида, и его дочь. Очень подозрительно. Но я ничего не докажу, никогда. Даже не стоит с Майклом об этом заговаривать....

Она поняла, что Майкл не любит, когда у него спрашивают о младшем брате.

-Степа такой же, - сказала себе Марта, - приказ этот разорвал..., Потом упрекал меня, что я единственным ребенком росла, и не знаю, что такое семья.  Юджиния написала, что и Анри и Макс видели Федора Петровича. Может быть, Макс поговорит со Степой, когда вернется с фронта..., Ладно, - она соскочила с подоконника. Пройдя в переднюю, Марта взяла городскую почту и оставила ее рядом с ужином. Она улыбнулась, увидев изящный, пахнущий ландышем конверт. Почерк был женский. Майкл получал такие письма, чуть ли не каждый день. Марта подумала:

-Ухаживает, за девушкой. Вот и хорошо. Ему тридцать, пора семью завести. То-то его по субботам дома не бывает, по воскресеньям тоже..., Говорит, что работает, но, наверное, и с ней встречается. Интересно, кто это?

Марта заглянула к Петеньке. Сын спал, положив щеку на книгу. Она читала  «Нашего общего друга» Диккенса, когда дверь заскрипела. Муж улыбнулся: «Спасибо за ужин, милая. Майкл не пришел еще. С победой у него еще больше дел стало».

Степан прошел в гардеробную, скинув свою холщовую, рабочую куртку.

-Вы-то когда вернетесь к гражданскому флоту? - позвала его Марта: «Или ты в армии хочешь остаться?».  Он замер: «Не стоит ей этого говорить. Еще волноваться начнет».

Длинный, крепко сколоченный ящик привезли особым, военным поездом из Нью-Йорка. Там было то, что в этой стране, как сказал Степану полковник Хэнсон, начальник верфей, видело всего несколько человек.

-Мы ее захватили во время взятия Ричмонда, - полковник выпустил клуб дыма, - на их верфи, на реке Джеймс. Как видите, мистер Степан, они усовершенствовали «Хантли».

У них были  неполные чертежи затонувшей в Чарльстоне субмарины. Степан строил подводные лодки еще до Крымской войны,  и быстро в них разобрался.

-Это уже не шестовые мины, - они с полковником, согнувшись, пробирались в темном, узком пространстве корпуса, - это торпеды, мистер Хэнсон, - заметил Степан: «Впрочем, такая конструкция мне знакома».

-Занимайтесь нашей добычей, - весело приказал Хэнсон: «Я хочу организовать показательное погружение, на реке. Со стрельбами, разумеется. Докажем этим маловерам из Конгресса, что нам необходим больший бюджет на вооружение армии».

-Посмотрим, - он умылся и присел на постель. Марта взяла его руку, большую, такую знакомую, и потянула мужа к себе: «Соскучилась».

-Потерпи немного, - Степан поцеловал бронзовый висок: «Скоро Пасха».

-Президент нас на обед приглашает, в Белый Дом, - Марта протянула ему конверт.

-И в театр, в эту пятницу. Ты ведь можешь освободиться? - она погладила его рыжие, коротко стриженые волосы. Степан, холодно, заметил: «В Страстную Пятницу запрещены суетные развлечения, Марта. Тем более театр. Что за язычество, у вас христианская страна, а не Китай, или Япония, - Степан поморщился.

Марта усмехнулась: «Мистер Линкольн идет в театр и не видит в этом ничего плохого. А в воскресенье мы возьмем Петеньку в церковь и потом отправимся в Белый Дом».

-В театр ты не пойдешь, - Степан забрал у нее конверт и бросил его на персидский ковер: «Я не иду, а ты моя жена, и...»

Марта отложила книгу Диккенса и оперлась на подушки:

-Ты мне не можешь запретить пойти туда, куда я хочу, Степа. Прости, - она развела руками, - если ты не собираешься идти, это твое право, а я..., - Марта сцепила, зубы. Степан хотел встряхнуть ее за плечи,  Она медленно высвободилась из его рук и вздохнула: «Не надо делать того, о чем ты потом пожалеешь, Степа».

Он поднялся. Выходя из спальни, муж коротко ответил: «Я уже кое о чем жалею, Марта. Спокойной ночи, я еще поработаю».

Дверь закрылась. Марта прошептала: «Останется одна любовь». Она сидела, обхватив руками острые колени, чувствуя, как ползут по щекам слезы.

Макс смотрел на дощатый потолок каморки под самой крышей таверны. Окно, выходившее во двор, было полуоткрыто. На востоке только разгоралась тусклая полоска рассвета. Он услышал, как мычит корова в хлеву. Кто-то спустился по ступенькам крыльца, зазвенело ведро. Послеподписания капитуляция, Волк сказал  генералу Ли, что отправляется в родные края, на юг Виргинии, к Вильямсбургу.

-Надо как-то жить дальше, - вздохнул он, - хотя…, - Волк замолчал. Ли потрепал его по плечу:

-Держи, сынок. Война, - генерал протянул ему какой-то неподписанный конверт, - еще не закончена.

-Ветераны! - читал Волк.

-Южане! Конфедераты! Я, ваш брат, обращаюсь к вам с призывом, не складывайте оружия! Безжалостно убивайте северян, что нахлынут после войны на Юг, делить нашу разоренную землю, пропитанную кровью мучеников. Не щадите их семьи, и особенно,  не знайте жалости к неграм. Любой негр, поднявший руку на белого человека, любой негр, посмотревший в сторону белой женщины, должен быть повешен. Помните о герое Юга, шерифе Хиксфорда Уильяме Фарреле. Он  казнил грязного негра, помогавшего другим бежать на север. Поступайте так, как он, и да хранит вас Бог.

Письмо было подписано «Дрозд». Волк недоуменно поднял глаза на генерала Ли. Тот, ворчливо, сказал:

-Он работал за линией фронта. Тоже ветеран, южанин, джентльмен…, Думаю, после войны он займется организацией таких, - Ли помолчал, - акций. Ты возьми письмо, - велел генерал, - подыщи в Вильямсбурге, надежных ребят, единомышленников…

Волк кивнул. Он забрал конверт и спрятал его. Макс предполагал, что кузен Дэниел обрадуется, получив это послание.

-Дрозд, - Волк присвистнул и посмотрел на свой штатский наряд, что аккуратно висел на спинке рассохшегося стула, - может быть, мы еще встретимся.

Отсюда до Вашингтона было двадцать миль. Макс вовремя вспомнил, что, кроме формы конфедератов, у него нет другой одежды. Появляться в столице в таком виде было неразумно. Волка арестовал бы первый патруль.

-Меня, конечно, выпустят, - размышлял он, подходя вчера вечером к таверне, - однако зачем время терять?

Макс посмотрел на маленький флажок  Конфедерации в окне: «Здесь свои. То есть, конечно, они чужие».

Хозяином оказался отставной сержант,  раненый при Геттисберге. Волк объяснил ему, что хочет пробраться домой, не вызывая подозрений. Сержант потрогал рукав его кителя: «Нашивки спорю. Шерсть хорошая, пригодится. И сапоги у тебя заберу. Возьмешь мою одежду, старую».

Максу пришлось выпить с хозяином флягу кукурузного виски, слушая его рассуждения о лени и наглости черномазых, о том, что на севере власть захватили богатые евреи, и вся Америка пляшет под их дудку.

-Линкольн еврей, - сержант вернулся из подпола со второй флягой.

-А если не еврей, то им в рот смотрит. Всяким  Горовицам, Вандербильтам…., - мужчина поморщился и стукнул кулаком по столу: «И сюда они явятся, землю у нас отбирать».

Вандербильты никакого отношения к евреям не имели. Макс, посмотрев на пьяное, упорное лицо хозяина, решил об этом не упоминать. Он легко поднялся и подошел к окну.

-Не то, чтобы ты за своей землей ухаживал, - пробормотал Макс, глядя на заросшее сорняками поле на задах таверны, - впрочем, конечно, все это ерунда. После революции крестьяне объединятся в кооперативные хозяйства, и земля будет распределена между ними.

Макс потянулся и посмотрел на свои руки. Он понял, что давно не выходил в поле, не вставал к станку, не брал в руки инструментов.