Первый выстрел - Георгий Тушкан

— Ты, красная сволочь, лучше уноси с нашего участка ноги, пока цел!

— А то что?

— Уходи с нашего участка — и все!

— Ах ты гидра! Если я узнаю, что ты запугиваешь других, отговариваешь вступать в комсомол, морду набью!

— А кто ты такой меня пугать? Подумаешь! Герр комсомолец!

— Иди ты к черту! Таких контрреволюционеров, как ты, к стенке! В расход! И вот что… ты тоже на нашем участке не показывайся! Пожалеешь!

Юра ушёл, весь дрожа от ярости и негодования. Коля очень жалел, что они не взяли с собой револьверов. Увидел бы Франц пистолеты, не болтал бы так. А он еще насмехается.

На стенах домов появилась целая серия приказов, объявлений. Одни были отпечатаны в типографии, например об амнистии тем врангелевским солдатам и офицерам, кто выйдет из леса и сдаст оружие. Другие просто написаны чернилами. Были приказы о реквизиции земельных участков, о сдаче оружия, сдаче золота, регистрации бывших белых офицеров, о трудповинности.

В тот же день Юра сходил в Судак, чтобы поговорить о комсомоле со знакомыми девочками и хлопцами. Степу он застал дома. Тот, конечно, здорово обрадовался и потребовал:

— Сразу записывай меня и Фемистокла, сына рыбака Христофора…

Мать Степы не дала ему закончить.

— Никаких комсомолов! И так дебоширит и плохо учится! — заявила она.

— Я твоего разрешения не спрашиваю.

— А я не позволяю. Вот возьму ремень…

Такого афронта Юра не ожидал. Они побежали к отцу Степана. Тот сказал:

— Записывайся. Учись помогать людям и себя образовывай.

Тетка Раи заплакала.

— Ну зачем, я вас спрашиваю, на нашу голову такая напасть. Разве нам мало погромов?

— Белые не вернутся! — уверил ее Юра.

— Я научусь сама защищаться, буду стрелять, — заявила Рая.

Али и Манас тоже записались. А потом мать Манаса догнала Юру на улице, ухватила за ворот рубахи и заявила:

— Не отпущу, пока не вычеркнешь. Манас в бога верует и в церковном хоре поет. Не бери греха на душу.

Юра вычеркнул, чтобы она не волновалась, а потом записал опять.

Из других семерых, записавшихся в городе, трое тоже попросили потом их вычеркнуть, родители не позволяют.

Тем временем перед новоиспеченными комсомольцами возникали все новые и новые трудности. Стало известно, что священник ходит по домам и советует прихожанам «уберечь юные души от скверны неверия».

Можно ли записывать в комсомол немцев? Коля говорил, что все немцы были за «Шварценмергебите», за присоединение Крыма к Германии, следовательно, нельзя.

— Нет, не все! — сказал Юра. — И татары тоже разные. У них тоже классы. Даже если отец против, то при чем здесь сын?

Записали Вилли, сына зубного врача. Хороший парень. Не любил беляков.

И снова споры: все ли должны быть в военном отряде — ЧОН?

Юра отправился к Шуре Сандетову.

— На кой нам черт те, кто боится и не умеет стрелять или очень мал ростом! Таким я не дам винтовок! — объявил Шура. — Скоро приедет военный комиссар, начнем военное обучение.

— Мы сами начнем учиться стрелять. Завтра же! — объявил Юра. — Вот список на выдачу винтовок.

— Ладно. Но винтовок на дом не брать! После учения с песнями маршируйте сюда, здесь винтовки сдадите. Но раньше учебной стрельбы проведи занятия по материальной части. И чтобы все винтовки были вычищены!

Прибежал Али. Рассказал, что четверо хороших хлопцев-татар в Таракташе записались.

— Нас уже пятеро. Еще трое хотят. Но ни одна татарская девчонка и слышать не хочет о комсомоле.

3

Вечером Юра пришел в Особый отдел. Любителя перепелов звали Сергей Иванович.

— Обстановка сложная! — объяснил тот. — Сейчас Крым вроде ноева ковчега. Только в ноевом ковчеге было семь пар чистых и семь пар нечистых. А в Крыму этих «нечистых» полным-полно. Все бегуны от революции сгрудились здесь. И разобраться, кто из них активный враг, замаскированный под чужим именем, кто затаился до поры до времени, кто просто перепуганный мещанин, совсем не просто. Товарищ Ленин на днях сказал в одной из своих речей: «Сейчас в Крыму триста тысяч буржуазии. Это источник будущей спекуляции, шпионства, всякой помощи капиталистам». Впрочем, я не зря пожил в Феодосии и Судаке при врангелевцах… Ты уже знаешь, что в горах укрылись белогвардейцы, не успевшие драпануть за море. Они грабят по дорогам, налетают на окрестные села, убивают коммунистов и советских работников. Некоторые из них сдались, другие будут сдаваться по объявленной амнистии. Голод не тетка. Да и зима на носу. Но сейчас кое-кто из крымских буржуев подкармливает бандитов, информирует о положении, укрывает. Против белобандитов уже действуют наши партизаны, знающие горы.

— А белый десант возможен?

— Не думаю. Разве только попытаются эвакуировать кое-кого… Зевать сейчас нельзя. Мы создали чрезвычайный отряд особого назначения — ЧООН, куда войдут коммунисты и старшие возрастом комсомольцы. Если ты и твои друзья увидите или узнаете что-либо тревожное и важное, сразу же сообщите мне.

— Вот, — сказал Юра, — список.

Сергей Иванович внимательно прочитал список, потом положил бумажку на стол и спросил:

— Что значит приписка «контрреволюционер»? Что ты имеешь в виду?

— Не хочет записываться в комсомол. Посадить надо.

Сергей Иванович громко расхохотался, а потом нахмурился.

— Не нравится мне это, Юра, очень не нравится. Ты не сумел убедить, сагитировать и называешь подростков контрреволюционерами. Если посадить одного-двух за то, что они не хотят в комсомол идти, то завтра же к тебе придут десятки трусов, шкурников, обывателей просто из боязни. Комсомол — это союз убежденной молодежи, а не согнанной под страхом. А ты знаешь, что такое арестовать человека? Ты ведь сам был в контрразведке. А с легким сердцем составляешь список: арестовать! Да кто ты такой, чтобы распоряжаться судьбой людей?

— Так они же…

— Они просто политически неграмотные юнцы. Твое дело — пропагандировать, просвещать. Белогвардейцы задурили им голову. Действуй убеждением, поступком, заслуживающим подражания, но не такими жандармскими методами. Это никуда не годится… Мы не врангелевцы.

— Вы же сами…

— Я говорил о вооруженных бандах и недобитых врангелевцах, о политических врагах — деятелях буржуазных партий, о спекулянтах и агентах Антанты. А ты пока еще горе-политик! По-твоему, значит, надо всю молодежь, что не в комсомоле, арестовать?

Юра покраснел так, что даже его уши стали пунцовыми. «Дурак, трижды дурак!» — ругал он себя за злосчастный список.

А Сергей Иванович продолжал: