В гостях у турок. Под южными небесами - Николай Александрович Лейкин

поменяться с капитаном шляпой и силился снять с головы его треуголку, а ему надеть свою серую шляпу. Капитан отбивался и ограничился тем, что подарил приятелю испанский складной нож, который имел в кармане. Садясь в экипаж, Николай Иванович долго обнимался с стариком-монахом и целовался с ним троекратно, по-русски.

– Николай! Да когда же это кончится? Поедешь ты или не поедешь? Пора домой. Завтра надо рано вставать и ехать на железную дорогу! – кричала супруга, давно уже сидевшая в коляске.

Капитан стоял около нее и говорил:

– Заутра в десять часи на Северний железни дорога. Ви едет к нам. Билети перви класс пер Барцелона. Сси?

– Сси, сси, кабальеро, – отвечала она, пожимая ему руку.

Капитан поцеловал ее руку.

Николай Иванович влез в коляску, и лошади помчались.

LXXXIV

Только что пробило девять часов утра, а уж супруги Ивановы были на вокзале Северной железной дороги, той самой, по которой они приехали из Биаррица в Мадрид и имеющей от станции Вальядолид ветвь на Барцелону. Как и все русские за границей, они приехали на железную дорогу очень рано. Поезд отходил только в десять. Пассажиров совсем еще не было на станции. Билетная и багажная кассы были заперты. Глафира Семеновна, затеявшая флирт с интересным капитаном, стремилась теперь как можно скорее увидаться с ним, но ни капитана, ни старика-монаха в вокзале еще не было. Николай Иванович тоже рад был, что уезжает из Мадрида. Мадрид ему пришелся не по вкусу. Он стремился в Мадрид увидать испанцев и испанок в народных костюмах, как их выводят обыкновенно на сцену в операх и классических испанских пьесах, жаждал видеть испанок, скачущих по улицам и площадям с кастаньетами, жаждал серенад с гитарами, чаял видеть дерущихся на перекрестках на ножах испанцев, но ничего этого не встретил и разочаровался Мадридом и Испанией вообще.

– Прощай, Мадрид… И чтоб тебя уж больше никогда не видать, – сказал он, входя в вокзал железной дороги.

– За что ж такая немилость? – заступилась супруга. – Мы все-таки провели в Мадриде время приятно.

– Это полинялые-то старые картины смотревши? У нас их, матушка, и в Петербурге в Александровском рынке в жидовских лавочках непочатый край.

– Какое невежество! Понимаешь ты, ведь эти картины самых старинных художников, и им цены нет, – пожала плечами супруга.

– Это тебе капитан натолковал, а ты уж за его слова и распинаешься, – подмигнул ей Николай Иванович. – Лебезишь ты очень перед капитаном… глаза продаешь – вот что я тебе скажу.

Глафира Семеновна вспыхнула.

– Что мне такое капитан! Как ты меня смеешь попрекать капитаном! – вскрикнула она. – Капитан для меня такой же знакомый, как и тебе.

– Ну если бы был такой же, как мне, то не бредила бы им наяву и во сне.

– Я бредила им? Я? Это любопытно! Ну можно же так нагло врать!

– Бредила. Я просыпался сегодня ночью, чтоб напиться воды, так ты целую рацею какую-то разводила во сне о капитане, а сегодня поутру так уже у тебя капитан с языка не сходит. Вот пока мы ехали…

– Ах ты дрянь эдакая! Смотрите, какие слова! Да я только для тебя с капитаном и любезничаю. Пусть, думаю, муж покутит с ним немного. Он обманулся в этом Мадриде, так пусть покутит. Ты заметил, я даже не останавливала тебя, когда ты с ним винищем насвистывался, – гневно пояснила мужу супруга.

– Да… Только ты это для капитана делала.

– Ну после этого ты неблагодарный человек, и я с тобою разговаривать не хочу.

Глафира Семеновна надулась.

Они сидели и ждали приезда капитана Мантеки и монаха Хозе.

– Я даже помышляю и в Барцелону-то не ехать, а прямо во Францию, – проговорил муж.

– Ну уж это вы – ах, оставьте! Если мы даем слово нашим знакомым куда-нибудь ехать с ними, то должны исполнять.

Супруга вскочила даже со скамейки и стала в волнении ходить по зале.

– Капитан для нас потерял вчера целый день, – продолжала она. – С утра до вечера был при нас, показывал нам все замечательное…

– Целый день пил и ел на наш счет, – иронически прибавил Николай Иванович.

– Какая гнусность! Какая черная неблагодарность говорить о каких-то пустяках! И про кого? Про человека, любезность которого простиралась до невозможности!..

– Да чего ты за него распинаешься-то? Или уж втюриться успела?

– Дурак!

В это самое время показались монах и капитан. Носильщик нес за ними их багаж. Глафира Семеновна так и ринулась к капитану. Тот поцеловал ее руку. Николай Иванович почесал затылок. Он что-то соображал. Капитан и монах поздоровались с ним.

– Вообразите, муж мой не хочет ехать в Барцелону, упрямится, – жаловалась капитану Глафира Семеновна на мужа.

– Но-но-но… – сказал капитан. – Я и падре Хозе, мы должен дать вам реванш от гостеприимство. И ви должен видеть наш корабля… Мадам Иванов должен получить буке цветы от наш флаг на Барцелона.

– Видишь, значит, ты обязан ехать, – сказала Николаю Ивановичу жена. – Он, видите, разочарован Испанией, что не видит здесь испанских костюмов, серенад… Ведь вы покажете ему там в Барцелоне? – обратилась она к капитану.

– Сси, сси, мадам, – откликнулся тот.

– Ну, бери билеты до Барцелоны. Что ж стоишь! Касса уж открыта, – кивнула она мужу.

Билеты вызвался взять до Барцелоны падре Хозе.

– Багаж у нас велик… перегружаться… в Барцелоне тащиться в гостиницу, потом обратно… А не известно еще, найдем ли там что-нибудь интересное. Может быть, и Барцелона тот же Мадрид: тех же щей, да пожиже, влей… – кряхтел Николай Иванович, доставая из бумажника испанские кредитные билеты.

– Тебе сказано, что капитан нам свой корабль покажет, – утешала его супруга. – Ведь ты никогда не видал и русских-то военных кораблей.

«Уж не втюрилась ли баба-то моя в капитана, – мелькнуло в голове у Николая Ивановича. – Надо держать ухо востро. И самое лучшее не ехать в эту Барцелону. Ну ее к лешему! Что нам Барцелона? Провались она! Проводим старика падре Хозе до тех пор, покуда им сворачивать на Барцелону, – вот и все… – рассуждал он и тут же решил: – Не поедем в Барцелону! Довольно с нас и Мадрида. А то жена, пожалуй, еще больше разбалуется».

Он побежал к билетной кассе предупредить падре Хозе, чтобы тот не брал им билетов до Барцелоны, но старик отходил уж от кассы с купленными билетами.

– До Барцелоны взяли?

– Барцелона… – потряс старик-монах билетами. – Вы имеет большой багаж. Отдавайте его до Барцелона, а я хочу ходить на буфет и взять сыр, хлеб и бутеля херес.

– Э-эх! – крякнул досадливо Николай Иванович и поплелся с носильщиком сдавать багаж.

Он предчувствовал что-то недоброе и