Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания - Павел Ефремов

— Часиков до пяти работаем. Потом обратно, и ждем на берегу. Под утро нас заберут обратно.

Мне почему-то во все это сразу не очень поверилось, но делать было нечего, и я обреченно, словно проститутка перед неизбежным соитием, попытался улыбнуться, и даже вполне энергично кивнул головой.

— Виктор Леонидович, я.

— Мы здесь, Пашок, не на строевом смотре. На рыбалке все равны. Либо Витя, либо Леонидыч, но лучше Витя. Мы же «механические» офицеры, в конце концов!

С этим утверждением я вынужден был согласиться и уже более уверенно кивнул головой.

— Викт. Леонидыч, а почему тебя так зациклило позвать меня на рыбалку? Мы с тобой вроде и. Да не было ничего, с этим связанного.

Ташков ухмыльнулся.

— А просто так. Верь — не верь.

Я поверил. Да и что оставалось делать? После облачения в рыбацкие «скафандры» флагманский вытащил из огромной сумки лодку, судя по внешнему виду, тоже попавшую к Ташкову из военных закромов Родины, и начал ее накачивать ножным насосом. Лодка постепенно принимала нужную форму и с каждой секундой в моей голове росло и крепло чувство панического страха. Оказалось, что, когда смотришь с берега на рыбака, сидящего в этом резиновом плавсредстве, ощущение его надежности и защищенности гораздо выше, чем при личной подготовке к посадке в него. Я, конечно, не запаниковал, но не постеснялся на всякий случай поинтересоваться у Ташкова некоторыми нюансами.

— Леонидыч, а тут вообще ловить разрешается? Нас тут никакая рыбоохрана за жабры не возьмет?

Флагманский, равномерно двигающий ногой, ответил сразу и как-то спокойно:

— Может, конечно. И документы, и разрешение потребуют, даже заарестовать могут. Но, Пашок. Мы же будем ловить там, куда ни одна рыбоохрана без специального разрешения даже за деньги не полезет. Мы же подводные войска республики! Не бзди! Идем секретным фарватером!

Буксир сбавил ход, и замедляясь, начал медленно дрейфовать к одному из мелких островков.

— Леонидыч! Готов? — спросили с мостика буксира.

— Готов!

— Давай, спускайтесь на воду. Утром, часиков в пять-шесть, подберем здесь же.

Ташков кивнул, и когда буксир остановился, мы спустили на воду лодку и спустились сами.

Я никогда не был любителем экстрима, но, устроившись в лодке, понял, что за ощущения испытывают люди, первый раз прыгающие с парашютом или занимающиеся скалолазанием. Лодка, на борту буксира казавшаяся довольно большой, неожиданно оказалась маленькой и очень низкой после того, как в нее опустили свои задницы два флотских офицера. И теперь, сидя на продавливающемся под нашим весом дне лодки и ощущая собственным задом десятки метров глубины под ним, я испытал очень сильные чувства, по большей части панические. А если учесть и то, что осевшая под нашей тяжестью лодка оказалась в воде в таком положении, когда над уровнем воды возвышались только наши плечи, а сами мы были, словно подвсплывшая субмарина в позиционном положении, то я как-то еще более напрягся. Подождав, пока мы отгребли на безопасное расстояние, буксир развернулся и умчался прочь, а мы остались болтаться метрах в 70 от островка. Ташков, сноровисто достав из-за спины якорь, метнул его за борт и сразу же, порывшись в одном из мешков, вытащил оттуда неизвестный мне прибор, оказавшийся рыбацким эхолотом. Пока он напряженно выискивал косяки рыбы в глубинах, я курил, ощущая, как под моим задним местом лениво колышутся воды губы Ягельной, и убеждал себя, что все в порядке. Потом обнаружив косяк какой-то живности, флагманский поднял якорь, и мы еще минут двадцать хаотично перемещались вокруг островков при помощи весел. Наконец этот дрейф закончился, и мы снова опустили якорь.

— Стоп машина! — весело скомандовал Ташков. — Под нами не треска. Под нами сельдь молоденькая. Мировой закусон после засолки. Ходит кругом. Ловить просто и ненапряжно. Делай, как я!

Леонидыч снова порылся в своем безразмерном бауле и извлек оттуда две самые обыкновенные закидухи с рядом крючков по всей длине и грузилом на конце.

— Пашок. Просто кидаешь, ничего не наживляем, поводил немного и резко дергаешь вверх. Сразу вытаскивай. Результат гарантирую. Поехали.

Сначала у меня ничего не получилось. Рыбак я никакой, и поэтому первым, естественно, поймал самого себя за воротник. Но потом, присмотревшись к действиям Ташкова, с самого первого раза вытащившего пяток сверкающих селедочек, я въехал в процесс, и дело пошло. Судя по всему, косячок под нами гулял немаленький, потому что даже у меня через десять минут молоденькие трепыхающиеся рыбки начали висеть практически на каждом крючке. Дергая закидуху раз за разом, разгоряченный удачным началом, Ташков между делом рассказал, что рыба — живность неглупая, но до жратвы охочая. И поэтому именно в этом месте, по его просьбе, мужики с буксира уже неделю сбрасывали пищевые отходы, которые в свою очередь он лично забирал каждый вечер со своего бывшего корабля после ужина. Натуральным образом прикормленная рыба возвращалась еще несколько дней на одно и то же место даже после того, как сбрасывать еду прекращали. И охочая до пищи сельдь ходила таким плотным строем, что ее надо было просто подсекать, что мы и делали сейчас с огромным энтузиазмом. Уже час мы сидели не просто в лодке, а по пояс в трепещущейся массе небольшой рыбешки, после чего флагманский дал команду на перекур. К этому времени, захваченный процессом, а главное — достигнутым результатом, я проникся к рыбалке огромным уважением, абсолютно успокоился и чувствовал себя как минимум старпомом на сейнере. Мы закурили. И тут мой организм, даже слегка перегревавшийся от постоянного движения, вспомнил, что за бортом вода не выше 4–5 градусов, и дал знать об этом через мочевой пузырь. Мне неимоверно захотелось, что называется, по маленькому.

Как известно всему цивилизованному миру, справлять малую естественную нужду сидя очень органично получается у женщин, для чего и унитаз не особо нужен. Задрала подол, спустила трусишки и струйку на травку. Мужчина, сидя на унитазе, тоже все сделает образцово, но для этого надо как минимум расстегнуть ширинку. Но самое естественное для мужчины — это гордо выпрямиться во весь рост, расставить ноги на ширину плеч и, блаженно улыбаясь восходящему солнцу, оросить матушку землю. Ничего подобного рядом не наблюдалось. Но желание с каждой минутой нарастало. Я даже на какой-то миг пожалел, что с насмешкой относился к памперсам, которые, как известно, пару литров держат без проблем. Наверное, все эти муки отразились у меня на лице, и Ташков поинтересовался, что за внутренние противоречия меня грызут.

— Да. Отлить бы.

Ташков, для которого, кажется, в этом мире проблем не существовало вовсе, хохотнул.

— Да все нормально, Пашок. Становись на колени и мочи! Главное, не наклоняйся сильно, а то искупаешься, бл., по полной. Еще конец отморозишь!

Сначала я встал на колени, что не получилось с первого раза по причине мягкой податливости резинового днища лодки. Да и толстенный слой трепещущейся селедки, которая скользила под коленями, никак не давал возможность найти более или менее устойчивое положение. Когда я, наконец, нашел сомнительную, но все же точку опоры, оказалось, что для того, чтобы добраться до своего детородного органа, мне надо было как минимум раздеться по пояс. В резиновом химическом облачении ширинка отсутствовала абсолютно без всяких намеков на ее существование как детали одежды. В итоге, добравшись до самого важного органа, я был мокрый, как молодая и глупая нерпа, от пота и затраченных усилий. Дальше стало еще веселее. Когда, наконец, мое мужское достоинство увидело свет, появилась новая проблема. Дабы завершить процесс, мне, стоящему на коленях, просто не хватило сил, чтобы выдавить из себя струю, способную преодолеть барьер в виде борта лодки. Поэтому пришлось, упираясь коленями в борт, наклоняться и балансировать над водой, одной рукой удерживая спадающее спецоблачение, другой направляя струю так, чтобы ни капли не попало в лодку. Это, слава богу, мне удалось, но попытавшись по привычке стряхнуть последние капли, я не удержал равновесие и просто-напросто плюхнулся на дно лодки прямо в сверкающую чешуйками кучу выловленной селедки. Молодая рыбешка на мою беду была очень живуча и подвижна, и, наверное, очень любопытна, потому что пока я принимал положение, при котором мог привести себя в порядок, небольшая стайка умудрилась проникнуть в мои незастегнутые одежды, и очень живенько рассредоточиться всюду, вплоть до трусов. Еще минут пятнадцать под радостный и зажигательный смех флагманского я выуживал улов отовсюду, выдирая юрких рыбешек, чуть ли не из собственной задницы, и когда, наконец, вернул себя в первоначальное состояние, был обессилен и выжат по полной программе и больше уже ничего не хотел.

Насмеявшись надо мной вдоволь, Ташков неожиданно стал серьезным и снова взял в руки эхолот. Оказалось, что пока мы «веселились», косяк переместился, как по глубине, так и по горизонтали, а потому срочно был выбран якорь, и мы, как потом оказалось, на наше счастье, переместились в другое место, метров на двадцать ближе к островку. Там флагманский, снова проделав манипуляции с эхолотом, размотал леску на наших закидухах, пояснив, что рыба теперь у дна. Мне после всего рыбалка была уже по барабану, тем не менее я послушно закинул вместе с Ташковым закидуху и начал подергивать ее, в душе ожидая конца мероприятия и даже пытаясь поглядывать на часы. На новом месте клев сначала как-то не заладился, но постепенно дело пошло, и к нашим старым рыбешкам стали добавляться свеженькие. Наконец, ненасытный Ташков, оглядев лодку, почти под завязку заполненную рыбой, констатировал, что рыбалка удалась, и предложил мне перекурить, пока он как бы на посошок забросит донку, может чего и хватанет, а уж после можно будет швартоваться к островку и ждать буксир. Я, ликуя в душе, торопливо опустил закидуху, и через пару минут вытащил свою последнюю в этот день селедку. Флагманский же, выудив из вещмешка донку, наживил ее крючки лежащей вокруг свеженькой селедкой, и кинул за борт. Мы закурили. Ташков явно был доволен результатами нашего похода и просто сыпал шутками и прибаутками по поводу моих злоключений. Потом он выбросил окурок и, соблюдая какой-то свой личный ритуал, очень долго водил рукой с леской вдоль борта, а затем резко дернул вверх. Но леска на этот раз не пошла так же легко вверх, как обычно.