Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания - Павел Ефремов

Проверка закончилась для корабля стандартно. Оценка «удовлетворительно», проверка устранения замечаний возложена на флагманских специалистов дивизии и флотилии. Вечером мы с Поликарпычем уединились у него в каюте, где он сначала выдал по полной программе Башмаку и мне заодно за сегодняшний концерт на пульте, а потом размяк, разлил пол-литра шила и после первой рюмки, хрустнув штатным «нежинским» огурчиком, как-то проникновенно сказал, рассматривая дно рюмки:

— А знаете, мужики, у этого физика-теоретика в глазах ведь просто Хиросима расцветала.

Доклад

Ум хорошо, два лучше, ну и зови одного-то, а то накличут целую сотню, кричат, шумят, говорят вздор, потом закусят и разойдутся, позабыв, зачем приходили. Для военных советоваться — раз навсегда болтовня!

Доклад — явление чисто советское, в каждой отрасли народного хозяйства имевшее свои формы и названия, от совещания до летучки, по сути, оставаясь одним: словоблудием. Чем остается и поныне. Но все же самым неповторимым словоблудием был, есть и будет флотский доклад. Сначала ставятся задачи, потом подводят итоги: утром — вчерашние, вечером — дневные. А после — пошло-поехало. То командир нудно и долго учит жить своих бычков, затем старпом, затем замполит вдруг вспомнит задачи идеологического фронта, а кончается все анекдотами и прочей ерундой. Вроде уже закончили, а командир начинает рассказывать о своем «ОпелеКадете» и все внимательно слушают, даже те, у кого машины нет. А что самое мучительное для пешехода? Сидеть трезвым в компании автолюбителей. А так как машину свою командир любит самозабвенно, то и говорить о ней может долго. Минимум час. Примечательно, что весь экипаж в это время если и не сидит по тревоге, то уж с борта корабля сойти не может никуда. Даже по делу. И сидят, ждут ЦУ от своих начальников. А в центральном посту вдруг того же командира неожиданно поворачивает на общечеловеческие ценности. Обсудить не с кем. Дома жена слушать не будет, да и не до этого дома-то! А тут группа взрослых мужиков, которым в служебные обязанности вписано внимать каждому слову командира. И поехали! И бабы сволочи, и дети непутевые, да и вообще что-то не в ту сторону всю страну понесло.

Пятница. Вечер. 19.00. Только что закончилась перешвартовка ядерного исполина из губы Ягельной в губу Оленью. По кораблю шарахается швартовная команда, растаскивая имущество. На пирсе электрики принимают питание с берега, а весь экипаж, не спеша, но сноровисто собирается домой. Из Оленьей еще надо добраться в Гаджиево, а вечером это задача не из простых. Наконец старпом собирает всех командиров боевых частей в центральный пост на доклад. Начальники сноровисто стекаются на ГКП. Все быстренько рассаживаются и замирают, изображая полную готовность бодро отрапортоваться и не менее бодро ускакать по домам. Старпом, взглядом пересчитав присутствующих по головам, докладывает по «Каштану» наверх командиру, бродящему по пирсу с сигаретой. Через пару минут командир сваливается сверху в центральный и, не снимая тулупа да и всей своей теплой штормовой амуниции, плюхается в кресло. Начинается аутодафе. Минут десять командир изливает желчь: на штурмана за неряшливую швартовную команду, на боцмана за обоссаный и загаженный писсуар в надстройке, на механика за непутевых электриков, заваливших концами питания всю ракетную палубу, и на помощника за все остальное. Потом командир поворачивается к старпому.

— Пашков, делай объявления! Я потом добавлю важное.

И, неожиданно уронив голову грудь, начинает посапывать, совсем по-детски причмокивая и перебирая губами. Старпом, осторожно поглядывая на спящего командира, начинает негромко делать объявления и давать целеуказания. Он тоже спешит, так как сегодня на ночь старшим на корабле остается командир, и он тоже хочет домой, где его ждет жена, приглашенные гости и праздничный стол, накрытый по случаю годовщины законного брака. Минут за десять, в полной тишине, которая царит в центральном, он выдает все целеуказания на завтра и умолкает, выразительно поглядев на помощника. Вслед за ним поднимается втоптанный в грязь командиром его помощник и тоже что-то мямлит об организации службы, наведении порядка и выносе мусора. Наконец, заканчивает и он. Больше желающих выступить не находится. Напряженная тишина. А командир сладко спит, даже начиная похрапывать.

20.00. Центральный пост. Командиры боевых частей начинают нарочито громко переговариваться. Старпом уже третий или четвертый раз проскакивает мимо командирского кресла, специально задевая его то локтем, то ногой. Командир спит, не реагируя ни на какие внешние раздражители. Из состояния глубокого сна его не выводят даже команды вахты по громкоговорящей связи и начавшиеся отработки вахты по борьбе за живучесть. Экипаж, прея в распахнутых шинелях, усеял нижние палубы третьего, четвертого и пятого отсеков в ожидании команды «Старт». Но, несмотря на возмущение бычков, старпом пока еще не решается в открытую будить командира, зная его буйный нрав и возможные последствия.

20.50. Командир все еще спит. Экипаж уже рассосался обратно по каютам, кроме наиболее упертых, все еще дежурящих под дверью в центральный пост. Кое в каких каютах уже начали греметь шильницами. В центральном посту уснули комдив два, остающийся на корабле вахтенным инженероммехаником, и сам механик, уложивший голову на конторку. В штурманской рубке посапывает штурман, размазывая своими чернущими усами слюни по карте. Клюет носом прямо в изображение ракетных шахт на пульте управления стрельбой командир БЧ-2. Остальные еще бодрствуют, переговариваются и даже читают книги.

21.00. У старпома не выдерживают нервы. В очередной раз взглянув на часы, он вскакивает, заходит за кресло командира сзади и просто начинает трясти его с возрастающей амплитудой. В глазах старпома буквально пестрят расходящиеся гости, невыпитый коньяк и несъеденные бифштексы. Внезапно командир дергается и застывает в кресле, верхней частью туловища выполнив команду «Смирно!». Его глаза открываются, и он без подготовки, с места в карьер, слово в слово повторяет свою речь двухчасовой давности, в заключение растоптав помощника раза в два сильнее, чем в предыдущий раз. Потом откидывается на спинку и.

— Пашков, делай объявления! Я потом добавлю важное, но приятное сообщение!

Старпом, опасаясь вторичного погружения командира в объятия Морфея, отвечает ускоренным речитативом, устанавливая личный рекорд по скоростному докладу:

— Товарищкомандирдокладзакончензадачипоставленыпланыдоведены.

Командир, потягиваясь, закладывает руки за голову, хрустя суставами.

— Добро. А теперь о приятном. На завтра ПХД отменяю. Объявляю выходной день. На корабль прибывает только заступающая вахта. А тебе, старпом, придется прибыть к девяти утра. У меня в одиннадцать совещание в штабе. Тоже придумали. По субботам заседать.

Встает, подходит к выходу.

— Дежурный по кораблю! Я спать! Сутки уже глаз не смыкал! Будить только в случае ядерной войны.

И выходит из центрального поста. Все возбужденно начинают продираться к выходу. И только старпом остается стоять у командирского кресла со вселенской тоской в глазах.

Рыбак рыбака…

10.1. Запрещается вылов (изъятие):

10.1.1. В течение всего года во всех рыбохозяйственных водоемах:

— камчатского краба, за исключением лова по именным разрешениям на специально отведенных водоемах или их участках.

Север, как известно, место от мировых центров цивилизации оторванное, очагами культуры и искусства сильно обойденное, да и чего греха таить, лишенное самых заурядных мест досуга. О Мурманске говорить не буду, место для Заполярья практически столичное, там даже театр полуразрушенный наблюдался, а вот остальные места, в особенности закрытые гарнизоны подводников, как правило, имели всего два очага культуры и отдыха. ДОФ и военторговский ресторан, у нас, к примеру, называемый «Мутным глазом». Что такое ДОФ, любой военнослужащий знает, а название ресторана говорит само за себя. В советское время все было немножко не так, точнее, совсем не так. И каток зимами на озере посереди поселка заливали, и спектаклей разных столичных театров лично я в то время больше, чем за всю последующую жизнь в ДОФе, насмотрелся, но вот как только умерла «руководящая и направляющая», так все разом и закончилось. Ну, сначала по инерции приезжали еще, пока политуправление флота это могло мало-мальски спонсировать, но постепенно Вооруженные силы обнищали окончательно, и оказалось, что культурная благотворительность в среде народных и заслуженных отсутствует как таковая напрочь. По большому счету все понятно: времена рыночные настали, на жизнь зарабатывать всем надо, но как-то неприятно было узнать, что любимый всеми заповедный «машинист» Андрей Макаревич, проведав, что на его концерт в гаджиевском ДОФе продали всего пятьдесят билетов, концерт отменил, заявив, что бесплатно работать не будет. Он, может, и не знал, что нам третий месяц зарплату недодавали, да и не видел толпы гуляющих вокруг ДОФа в надежде, что их просто пустят, но все же какой-то нехороший осадок остался.