Женщины средиземноморского экспресса. Книги 1-3 - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отныне Орхидея была уверена, что свой смертный час она встретит вместе с Эдуардом. А пока дни были наполнены таким счастьем, какое известно только им одним. Все находились в тревожном ожидании грядущей катастрофы, а эти двое жили на седьмом небе. Орхидее хотелось совсем малого: пусть осада продлится еще несколько месяцев.
Однако 14 августа 1900 года боевая колонна, шедшая на помощь, в которую мало кто верил, стремительно ворвалась в расположение банд «боксеров», которым Цы Си имела неосторожность предать китайскую армию, дошла до Пекина и вошла в город. Сикхские всадники первыми преодолели старую татарскую стену, а за ними последовали американцы, русские, японцы. Только французы под командованием генерала Фрея еще не подоспели, они в этот момент ликвидировали очаг сопротивления на равнине. Подошли они только на следующий день.
Безумная радость охватила всех, кто находился в осажденном лагере, как будто они вернулись с того света. Всего осада длилась пятьдесят пять дней. Орхидея, однако, была далека от того, чтобы разделить всеобщую радость. Что станет с ней теперь? Китай покорен. Его мощь стала достоянием прошлого. Теперь настало время расплаты за ущерб, нанесенный войной. «Боксеры» исчезли без следа, – так проносится ураганный ветер, плюющий песком вам в глаза. Армии больше нет. Не было больше и китайского правительства, и поговаривали, что Цы Си убежала на север в голубой хлопчатобумажной крестьянской одежде. Запретный город, веками закрытый для посторонних глаз, теперь широко распахнул двери, принимая белых начальников из народа варваров. Мир, к которому принадлежала и принцесса Ду Ван, исчез. А будет ли место для Орхидеи в новом мире, было неизвестно.
Не желая быть обузой и помехой для того, кого она любила, Орхидея решила вернуться к своим, точнее к тем, кто из них остался. Теперь она была никому не нужна. У Эдуарда была куча дел. Что же касается мисс Александры, отец которой погиб, она уехала из Пекина со своей матерью, не сказав даже слова благодарности той, кто ее спас. В общем-то это было неважно...
Однажды вечером, когда Орхидея меланхолично перебирала свои жалкие пожитки, в комнату вошел Эдуард, осторожно неся в руках атласное платье персикового цвета.
Не подав виду, что заметил приготовления девушки, он положил ношу на кушетку, обернулся и, слегка наклонившись, с улыбкой произнес:– Я пришел спросить тебя, не согласна ли ты стать моей женой, Орхидея?
– Женой?... – пробормотала она взволнованная. – Ты хочешь сказать...
– Да, я хочу сказать: моей женой, разве тебе это не понятно?
– Но возможно ли это? Ты христианин, а я о Христе знаю лишь то, что ты мне о нем рассказывал.
– Этого достаточно, если ты принимаешь предложение. Святой отец Фавье мог бы тебя окрестить сегодня.
Вместо ответа Орхидея со слезами на глазах бросилась в объятия любимого. Двери жизни, на миг только что жестоко закрывшиеся перед ней, вновь открылись, чтобы впустить яркий и радостный свет. Что лучшего могла ожидать эта юная маньчжурка, оставшаяся без корней, чем отъезд с тем, кого она любила, чтобы остаться с ним на всю жизнь?
Брачная церемония, состоявшаяся на следующий день в присутствии Антуана Лорана, Пьера Бо, посла Пишона и его супруги, а также других приглашенных, была восхитительна. Большой собор Пе-Танга, безусловно, был импозантным памятником, но он очень сильно пострадал от обстрелов. Все несло на себе печать недавних боев; и стены, и витражи, и своды, сквозь отверстия которых солнце проникало прямо в храм. Сам орган и его трубы тоже пострадали и издавали иногда странные звуки, но невеста была обворожительна, а жених светился счастьем.
А после было длинное путешествие в Европу: они плыли морем, которое было нескончаемым, как и их блаженство. Безумно влюбленный в свою молодую жену, Эдуард Бланшар просто не знал, как ей угодить. Он следил за тем, чтобы у нее не было неприятных впечатлений и оберегал от всяких мелочей, ибо сознавал, что ей еще придется столкнуться с совершенно другим образом жизни, переход к которому будет нелегок.
На пароходе Эдуард оберегал ее от близкого контакта с другими пассажирами, нескромные вопросы которых могли бы ее шокировать. Из каюты они выходили только для того, чтобы погулять по палубе. Все время они проводили в постели, наслаждаясь друг другом, а время, остававшееся от любовных утех, Эдуард уделял европейскому воспитанию молодой супруги. Молодожены упивались необычайной атмосферой, которая, как правило, окружает большую любовь. А пассажиры за чаем и коктейлем шепотом рассказывали друг другу романтическую историю, в которую трудно было поверить, о дочери загадочной Цы Си, сражавшейся бок о бок со своим возлюбленным на баррикадах осажденного лагеря. Ходили слухи, что она обладает волшебными чарами и даже дала ему приворотное зелье в одном из подвалов тайного храма.
Разговоры ходили разные, но им никто не досаждал, и молодожены спокойно наслаждались своим медовым месяцем. Женщины горели желанием познакомиться с загадочной принцессой, чтобы узнать о секретах ее красоты, мужчины же охотно предавались мечтам о ней, пытаясь заглянуть за прозрачную пелену вуали, в которую она была завернута, когда муж выносил ее на руках на прогулку.
Если бы Орхидея не чувствовала себя настолько защищенной страстной любовью супруга, она обнаружила бы, насколько это тяжкое испытание, – внезапно попасть из одной цивилизации в другую. Все было совершенно внове, и все было странно!
Ну хотя бы европейские одежды. Конечно, за время пребывания Орхидеи в британской дипломатической миссии она в конце концов свыклась с западной модой. Однако когда встал вопрос о переходе к ней, то возникла иная проблема. Когда Орхидея находилась при дворе императрицы, она подчинялась правилам неизменного ритуала: после выхода из ванной служанка набрасывала на нее шелковое белье, пропитанное благовониями, затем ее облачали в длинное атласное платье, отороченное или нет мехом, в зависимости от времени года, и наконец сверху одевался вышитый муслиновый хитон. На ноги одевали шелковые белые чулки и маньчжурскую вышитую обувь с очень высокими двойными каблуками, находившимися посередине подошвы.
Теперь же, помимо белья, бывшего по-прежнему шелковым или из тонкого батиста, нужно было еще одевать панталончики, практическая польза от которых была весьма сомнительна из-за того, что они раздваивались, затем юбки, украшенные красивыми кружевами, впрочем, это не было неприятным! – и... белый атласный корсет, такой
