Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха - Франсуа Керсоди

Действительно, этот первый ответ Герингу, вскоре подписанный фюрером, гласил: «Декрет от 29.06.41 имеет силу исключительно в случае моего личного и безусловного согласия. Ни о какой ограниченности свободы моих действий нет речи. Я запрещаю вам предпринимать какие-либо шаги в указанном вами направлении. Адольф Гитлер». Но этим дело не закончилось. «Борману удалось-таки вывести Гитлера из летаргии, – продолжает рассказ Шпеер. – Последовал взрыв ярости, в котором смешались проявления горечи, бессилия, отчаяния и жалости к самому себе. Лицо Гитлера покраснело, глаза остекленели, он, казалось, не видел никого вокруг. “Мне давно это известно. Я знаю, что Геринг ленив. Он оставил люфтваффе на волю обстоятельств. Он продажен. Его пример позволил коррупции распространиться по всей стране. Больше того, он много лет имеет пристрастие к морфию. Я всегда все о нем знал”. Борман, естественно, поддакивал фюреру, он даже предложил расстрелять Геринга. Но настойчивость тоже имеет свои границы. “Нет, нет, только не это! – ответил Гитлер. – Я отстраняю его от всех должностей, лишаю всех чинов и права быть моим преемником”». Потом Борман по его заданию составил вторую телеграмму: «Герману Герингу, Оберзальцберг. Ваши поступки приравниваются к предательству фюрера и национал-социализма. Предательство карается смертью. Однако, учитывая вашу долгую службу на благо нацистской партии и государства, фюрер считает возможным сохранить вам жизнь, если вы немедленно уйдете со всех постов. Отвечайте коротко: да или нет».

Телеграмма тут же была отправлена, а в кабинете фюрера продолжилась психологическая драма. Шпеер вспоминал: «Гитлер внезапно вновь впал в летаргию: “В конце концов, почему бы и нет? Геринг ведь должен провести переговоры о капитуляции. По большому счету, это может сделать кто угодно, раз война проиграна”. […] Кризис прошел, Гитлер был обессилен. Он снова заговорил усталым тоном, таким же, как утром»[625].

Фюрер, чье поведение отличалось непоследовательностью, мог менять мнение несколько раз в день, однако Мартин Борман добился главного: его злейший враг наконец отстранен от власти. Но этого было явно недостаточно для злобного руководителя кадровой политикой НСДАП, и он, используя личный радиопередатчик, поспешил приказать оберштурмбанфюреру СС (подполковнику) Бернхарду Франку, командиру расположенной в Оберзальцберге команде эсэсовцев, арестовать Геринга по обвинению в государственной измене, Колера и весь его штаб, а вместе с ними и Ламмерса. Радиограмму Франку Борман закончил грозным предупреждением: «Вы отвечаете за это головой».

В Оберзальцберге солнце спряталось за горы. На вилле рейхсмаршала первая телеграмма Гитлера с сообщением о том, что он «имеет полную свободу действий», произвела эффект взорвавшейся бомбы. Желая хоть как-то ограничить потери, Геринг немедленно телеграфировал Риббентропу, Кейтелю и Гиммлеру: «Фюрер сообщил, что располагает свободой действий. Я отменяю свои телеграммы, переданные вам сегодня. Хайль Гитлер! Герман Геринг». Разумеется, он тут же согласился отказаться от всех своих должностей. Но часовой механизм адской машины был уже запущен… Как и ее супруг, Эмма Геринг оказалась не готова к неумолимому ходу событий. «Что такого могло произойти за это время в Берлине, чтобы Гитлер снова все взял в свои руки? – писала она впоследствии. – Мы несколько часов провели все вместе в одной комнате, как вдруг появился слуга с криком: “Господин рейхсмаршал, у дома стоят эсэсовцы, они прибыли, чтобы вас арестовать!” Муж недоверчиво улыбнулся, встал и прошел в свой кабинет. Я пошла за ним. […] “Не переживай, – сказал он мне. – Это какое-то недоразумение! Явное недоразумение!” Тут в комнате появились вооруженные эсэсовцы и приказали мне уйти в свою комнату». Действительно, начиная с 21 часа 23 апреля рейхсмаршал, его семья и друзья, четыре адъютанта и слуги стали пленниками сотни эсэсовцев под командованием оберштурмбанфюрера Берхарда Франка. «Я уверена, это Борман отдал приказ убить мужа!» – крикнула Эмма Геринг слуге Роберту.

За пять часов до этого генерал Коллер спустился в долину, направляясь в свой временный штаб, расположенный в отеле «Хаус Гейгер» неподалеку от Берхтесгадена. Он практически не спал уже трое суток, но отдыхать в это время было некогда: телефон звонил беспрерывно, Генеральный штаб авиации должен был руководить многочисленными эскадрильями, которые сосредоточились на аэродромах Баварии, Австрии и Богемии, спасаясь от наступавших войск союзников. Ему также требовалось срочно выполнить поручение главнокомандующего – составить текст обращения к народу и вермахту… Но в 21 час ему сообщили по телефону из Генерального штаба люфтваффе в Берхтесгадене нечто странное: телефонная связь с виллой рейхсмаршала в Бергхофе прервана. Посланный на разведку в Оберзальцберг офицер не вернулся, а спустя некоторое время Коллер получил копию первой радиограммы, посланной во второй половине дня из бункера фюрера в Берлине. Потом последовали звонки из ОКЛ, из служб фельдмаршала Кессельринга, из Мюнхена, из Праги, из Зальцбурга… Наконец около полуночи, когда у Коллера с женой нашлось время поужинать, появился оберштурмбанфюрер СС Бредов. Встав навытяжку, он сказал:

«Господин генерал, прошу меня извинить. К огромному моему сожалению, я вынужден арестовать вас по приказу фюрера.

Коллер: Вам известна причина ареста?

Бредов: Нет.

Коллер: Где рейхсмаршал?

Бредов: Арестован.

Коллер: Браухич и окружение рейхсмаршала?

Бредов: Арестованы.

Коллер: Рейхсминистр Ламмерс и рейхсляйтер Бюлер?

Бредов: Арестованы.

Коллер: Тогда вы должны знать, почему арестовывают меня?

Бредов: Да.

Коллер: Должен вам заметить, что все, что сейчас происходит, какое-то безумие. Рейхсмаршал действовал честно, он всего лишь задал фюреру вопрос…»

В конце концов Коллер узнал, что на него наложен домашний арест. Выразив протест и заявив, что его арест – это наилучшее средство парализовать люфтваффе в тот момент, когда ему надо выполнить самую важную задачу за всю войну, Коллер вспомнил, что на его столе лежит проект обращения к вермахту и народу, которое он с трудом написал за пару часов до появления Бредова. Трудно было даже представить более компрометирующий документ, и Коллер незаметно сунул его в карман, прежде чем его отвели под конвоем в его спальню…

Но поспать ему так и не удалось: в 5 часов утра 24 апреля явился Бредов с сообщением, что по приказу фюрера генерал должен немедленно прибыть в Берлин. Коллер переспросил: «В Берлин?» И продолжил: «Я нахожусь под арестом, а если полечу в Берлин, то могу скрыться. Если только меня не будут сопровождать конвоиры из СС! Но об этом не может быть и речи! К тому же уже слишком поздно: я смогу вылететь не раньше 7 часов утра, а приземлиться в Берлине в светлое время суток невозможно.