Лучше подавать холодным - Джо Аберкромби

По крайней мере одноглазое чмо наконец заткнулось.

Рука Монзы сомкнулась вокруг рукояти и она перекатилась, рыча, махая перед собой клинком, как трусиха может махать в ночи факелом. Там никого не было. Только рваная дыра в перилах на краю галереи.

Она вытерла кровоточащий нос рукой в перчатке, медленно становясь на колени. Головокружение проходило, рёв в ушах стих до мерного постукивания, лицо — пульсирующее месиво, казалось распушим вдвое по сравнению с обычным размером. Она пошаркала до разломанных поручней и вгляделась вниз. Трое наёмников, занятых разрушением комнаты всё ещё были там, стояли под галереей, таращившись на разломанный клавесин. Ни следа Трясучки, и заодно ни намёка, что произошло. Но на уме у Монзы было другое.

Орсо.

Она схватилась за ноющую челюсть, подошла к дверям на той стороне и навалившись, распахнула их. Снизу, из мрака коридора донёсся нарастающий шум боя. Она боком ринулась на широкий балкон. Великий купол над ней изображал небо, подсвеченное восходящим солнцем. Семь крылатых женщин потрясали мечами. Грандиознейшая фреска Аропеллы — Судьбы несут земле предначертанное. Под ней изгибались вверх два величественных ряда ступеней, высеченных из мрамора трёх различных цветов. На их верхней площадке стояли двойные двери, на них редкими породами дерева выложены львиные лики. Там, перед теми дверьми, она стояла рядом с Бенной в последний раз, и говорила, что любит его.

Что и говорить, кое-что поменялось.

На круглом мозаичном полу нижнего зала, и на широких мраморных ступенях, и на балконе сверху кипела ожесточённая битва. Люди Тысячи Мечей бились смертным боем со стражниками Орсо. Тех было десятков шесть или чуть больше — бурлящая, размахивающая конечностями масса. Мечи врезались в щиты, палицы вминались в латы, топоры вздымались и падали, копья кололи и пронзали. Воины ревели от ярости, завывали от боли, дрались и умирали, зарубленные на месте. Наёмники обезумели от обещанного грабежа, а защитникам бежать было некуда. Обе стороны выказывали нехватку милосердиия. Пара бойцов в талинской форме стояли на коленях на балконе неподалёку, взводя арбалеты. Только один из них выпрямился чтобы выстрелить — тут же словил стрелу в грудь, упал навзничь, перхая, выпучив от удивления глаза, обрызгивая кровью изящную статуэтку позади себя.

Никогда не сражайся за себя, писал Вертурио, если вместо тебя готов сражаться кто-то другой. Монза осторожно отступила обратно в тень.

Пробка выскочила с тем причмокивающим хлопком, что являлся любимым звуком Коски на всём белом свете. Он перегнулся с бутылкой через стол и нацедил её тягучее содержимое в стакан Виктуса.

— Благодарю, — буркнул тот. — Наверное.

Вежливо говоря, гуркский виноградный самогон приходился по вкусу не каждому. Коска развил в себе к нему, пусть не любовь, но определённо терпимость, пока оборонял Дагоску. Собственно он развил в себе устойчивую терпимость ко всему, содержащему продукты брожения, а гуркский виноградный самогон содержал их дохренища за весьма разумную цену. Сама мысль о том неповторимом омерзительно жгуче-рвотном привкусе наполнила его рот слюнями. Глоток, глоток, глоток.

Он отвинтил колпачёк собственной фляжки, устроился в генерал-капитанском кресле, любовно постукивая по обшарпанной древесине его подлокотника. — Ну?

Худая рожа Виктуса сочилась недоверием, от чего Коске подумалось, что ни один из встреченных им когда-либо людей не обладал более скошенными, бегающими глазами. Они скользнули сперва на свои карты, со своих карт на коскины карты, на деньги между ними, затем обратно на Коску. — Ладно. Удваиваем. — Он бросил несколько монет на середину стола, с тем упоительным дзынь, которым обладает лишь твёрдая валюта. — Вскрывайся, что у тебя, старичок?

— Земля! — Коска самодовольно развернул карты.

Виктус сбросил свою раздачу. — Сволочная земля! У тебя удача демона!

— Зато у тебя его верность. — Коска оскалил зубы, сгребая деньги. — Но не ссы — через время ребята принесут нам горы серебра. Правило Четвертей, то да сё.

— Таким темпом я продую всю свою долю, пока они сюда доберутся.

— Будем надеяться. — Коска пригубил из фляжки и скорчил рожу. Почему-то на вкус оно было ещё кислее обычного. Он поджал губы, втянул воздух через носоглотку, затем протолкнул в себя другой едкий глоток и неплотно закрутил колпачёк обратно. — Так! Страшно срать хочу. — Он придержался рукой за стол и поднялся. — Не мухлюй с колодой пока меня нет, слышишь?

— Я? — Виктус был сама оскорблённая невинность. — Положитесь на меня, генерал.

— Конечно положусь. — Коска начал идти, смотря строго на тёмную щёлку вдоль края двери в сортир, оценивая расстояние, отмечая на внутренней картинке в своём сознании где сидит Виктус. Он покрутил запястьем, ощутил, что метательный нож лёг в подхватившую его руку. — Как уже положился на тебя под Афьери… — Он резко развернулся и застыл. — А.

Виктус откуда-то извлёк маленький самострел, заряженный и с впечатляющей твёрдостью нацеленный Коске в сердце. — Эндике бросился ради тебя под меч? — глумливо усмехнулся он. — Сезария пожертвовал собой? Вспомни, я ж обоих подонков знал как облупленных! Ты меня вообще за, пиздец, дебила тут держишь?

Шенкт запрыгнул в разбитое окно и беззвучно приземлился в зале по ту сторону. Час назад тут бесспорно была грандиозная трапезная, но Тысяча Мечей уже обобрали её от всего, за что можно выручить хотя бы грош. Остались только осколки стекла и посуды, изрезанные полотна в измочаленных рамах и некоторые стеллажи, слишком большие, чтобы их забрать. Три мошки гонялись друг за другом, выписывая математически чёткие узоры над ободранным столом. Возле них ругались двое мужчин, да нервно поглядывал паренёк лет четырнадцати.

— Я сказал тебе, что я, забрал, нахуй, ложки! — рябой мужик орал на другого, в побежалой кирасе. — Но та сука сшибла меня и я их растерял! Хули ты сам ничего не взял?

— Потому что я держал дверь, пока ты всё хапал, злоебучий ты…

Паренёк молча поднал палец и показал на Шенкта. Остальные бросили перебранку, чтобы уставиться на него. — Ты, нахрен, кто? — требовательно спросил ложкокрад.

— Женщина, из-за которой ты потерял свои столовые приборы, — задал вопрос Шенкт. — Муркатто?

— Ты, нахрен, кто такой, я спрашиваю?

— Никто. Просто иду мимо.

— Да ладно? — Он ухмыльнулся своим соратникам, вытаскивая меч. — Ну, эта комната наша, и тут имеется пошлина.

— Пошлина за проход, — просипел тот кто в кирасе, однозначно считая, что говорит запугивающим тоном.