Ангел-мститель (СИ) - Ирина Буря

— Так, глядишь, ты скоро и на котлетки перейдешь, — насмешливо протянула я, вспоминая этапы кулинарного совращения моего ангела.

— Рагу — лучше, — уверенно заявил Тоша, и мне стоило большого труда вновь не рассмеяться. От облегчения.

Господи, сколько времени я голову себе сушила, как бы заставить его увидеть в Гале не просто вверенного ему человека, а одну из лучших в мире женщин, а выяснилось, что главное в том, какая она хозяйка. Опять мать права оказалась!

— Тоша, тогда я вообще не понимаю, в чем проблема, — проговорила я, посмеиваясь про себя, — в Даринке вы оба души не чаете, Галя тебе нравится, то, как она готовит, опять же тебе по душе пришлось — женись!

— Да как? — завопил он. — Мне, что, прийти с работы и прямо с порога: «Я тут решил на тебе жениться!»?

А-а, ну, теперь понятно, почему он ко мне приехал разговаривать! Если мой ангел поведал ему о том, как он мне предложение делал, тогда неудивительно, что у мальчика мороз по коже идет. И еще, небось, внушил ему, что на земле у всех мужчин принято ошеломить женщину прямым вопросом в присутствии целой толпы народа — так, чтобы она, заливаясь слезами смущения, более короткое из «Да» и «Нет» слово пискнула.

— Ну, зачем же? — с готовностью принялась я раскрывать ему истинно человеческие секреты. — Тут спешить нельзя. Останься с ней поужинать, после того как Даринка спать уляжется, похвали то, чем она тебя угощать станет, — Тоша вздохнул, — потом и ей самой что-нибудь приятное скажи — вот хотя бы то, что ты мне только что говорил. Сразу и увидишь, нравится ли ей твое внимание.

— А если не нравится? — напряженно спросил Тоша.

— Если не понравится, она тебе «Спасибо» скажет и на погоду разговор переведет, — хмыкнула я. — Тогда тебе не один раз придется на ужин или на чай оставаться. Но ты знаешь, — заговорщически улыбнулась ему я, — насколько мне известно, Галя очень хорошо к тебе относится. По крайней мере, мне она о тебе всегда только в превосходных степенях отзывается.

— Да? — оживился Тоша.

— Да, — с уверенностью подтвердила я. — Я даже не удивлюсь, если окажется, что она тебя уже не раз на ужин приглашала.

— Точно, не раз, — занервничал Тоша. — А я отказывался — не знал, чего дальше-то делать…

— Слушай, ты один раз останься, — рявкнула в сердцах я (Вот же балбес!), — а там по ходу разберешься, чего дальше делать.

— А если она меня больше не пригласит? — продолжал допытываться Тоша. Вот и хорошо — пусть его этот вопрос больше волнует, чем последующее развитие событий.

— Тогда сам напросишься, — отрезала я. — И прямо сегодня вечером и начнешь. И мне потом доложишь, чем дело кончилось — вы мне оба совсем небезразличны.

Тоша вдруг оглянулся по сторонам.

— Ну, тогда пошли назад, — решительно заявил он — в явном нетерпении как можно скорее перейти к воплощению моих инструкций в жизнь.

Я с удивлением осмотрелась — батюшки, точно до самой глухомани добрались! Метрах в пятидесяти перед нами даже асфальтированная дорожка уже заканчивалась — прямо у последнего у реки кафе. Дальше по обе стороны от дороги тянулась нетронутая целина.

— Слушай, давай зайдем туда — хоть соку выпьем, — предложила я, — а то у меня прямо в горле пересохло. По-моему, они работают — видишь, люди вон сидят.

— Только недолго, — бросив взгляд на часы, прибавил он шагу.

Подходя за ним к кафе, я еще раз с интересом глянула на единственных посетителей — двух мужчин и женщину. Господи, чего это они в такую даль забрались? Вдруг я насторожилась — что-то в облике двоих из них показалось мне знакомым. Еще через несколько шагов я остановилась, как вкопанная, и тихо охнула.

— Ты чего? — испуганно обернулся ко мне Тоша.

— А ну, подожди-ка, — медленно проговорила я, не отрывая глаз от Марины и Стаса, склонившихся — голова к голове — с еще каким-то парнем над столиком с полупустыми стаканами.

Тоша проследил глазами за моим взглядом и вдруг дернулся вперед с непонятным сдавленным возгласом.

— А этот что здесь делает? — прошипел он.

— Кто? — оторопела я. Он же знаком со Стасом — я точно знаю!

— Наблюдатель Даринкин. — Он словно выплюнул эти два слова. — Я его уже несколько раз возле Гали на улице заставал, когда раньше с работы возвращался. Зачем это ему Стас понадобился? — Он вдруг весь набычился, словно решил получить ответ на свой вопрос самым коротким путем — а именно, сметя ограждение и все попавшиеся ему на пути столики.

Я вдруг отчетливо осознала, что никакая жажда меня вовсе не мучит, и что мне давным-давно пора возвращаться, и что если мой ангел каким-то образом обнаружит мое отсутствие дома, то несладко придется всем причастным к этому тяжкому преступлению…

Только я открыла рот, чтобы поделиться с Тошей весьма кстати возникшими соображениями, как у меня зазвонил телефон. Еще никогда в жизни (по крайней мере, в последнее время) я так не радовалась, увидев на экране номер моего ангела.

— Ты где? — рявкнул он, не успела я пискнуть: «Привет».

— А ты где? — Мой вопрос был сейчас, несомненно, важнее. Господи, сделай так, чтобы он недалеко оказался!

— Я уже к дому подъезжаю. — В голосе его отчетливо послышалось знакомое мне громыхание листового железа — как оно сейчас кстати! — А тебя где носит?

— А мы с Тошей вышли прогуляться, — затараторила я, взяв того на всякий случай под руку и повиснув на ней. — А тут кафе. А в нем Марина со Стасом и Даринкиным наблюдателем. Что-то обсуждают. А Тоша…

— А ну, дай ему трубку, — мгновенно понял все он. Честное слово, приедет — прямо при всех расцелую!

Я протянула Тоше телефон. Пару минут он слушал, играя желваками, потом коротко рыкнул: «Пять минут» и молча вернул мне его.

— Где это кафе? — отрывисто спросил мой ангел.

Я сбивчиво объяснила.

— Стойте, где стоите — я буду через пять минут. — Не дожидаясь моего ответа, он отключился.

Глава 18. Искусство убеждения

Когда Татьяна рассказала мне — с трудом выталкивая из себя слова и судорожно втягивая в себя воздух после каждой короткой фразы — о том, что случилось с Мариной, первым у меня возникло непреодолимое желание разорвать что-нибудь в клочья. Или кого-нибудь — из тех, кто так снисходительно советовал мне все это время заниматься своими делами и не мешать проведению всесторонне продуманной операции всякими нелепыми страхами.

Да и я тоже хорош — нечего сказать! Нутром ведь чуял, что никто,