Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон

Более того, кроме восстановления древних укреплений и цистерн с водой, которые поддерживали город трехсот пятидесяти мечетей во времена Марко Поло, Аденом, как округом Бомбея, пренебрегали. Он оставался покрытым лавой чистилищем и местом страдания для совершивших прелюбодеяние офицеров или опозорившихся индийских полков. Но в 1947 г. Аден утратил свою жизненно важную стратегическую роль — связь с Индией. Ко времени Суэцкого кризиса он стал колониальной тихой заводью, которая в большей мере поддерживалась прошлыми пустыми комплиментами, а не нынешней целью. Старшие британские важные лица все еще продолжали устраивать парады в пышных париках или шлемах, украшенных красными и белыми петушиными перьями. Парады проходили под нещадно палящим солнцем. Казалось, оно било, словно ятаган. Даже простые гражданские служащие были вынуждены появляться в белой тунике для строевой подготовки — с золотыми пуговицами, высоким воротом и нагрудными знаками в виде дубовых листьев, вышитых золотом, с медалями, в лайковых перчатках, ботинках из бычьей кожи и с украшенным кисточками палашом. Один из них жаловался, что это одеяние напоминало «полные возбуждения дни Омдурмана и аннексии Синда»[2834].

Новый губернатор сэр Уильям Льюс считал античную старомодность «такой же удручающей, как застоявшийся табачный дым»[2835]. Он пытался оживить Дом правительства, где доминировала еще одна статуя королевы Виктории. Там играми в поло на велосипедах, а матчи проводились на террасе с колоннами.

Но имперский Аден отживал свой век. После ликвидации индийского владения, как один посол писал Селвину Ллойду в декабре 1956 г.а, британские базы вокруг Аравийского полуострова стали «базами на пути в никуда»[2836].

Более того, внутри Адена выкристаллизовывалась враждебность к британскому присутствию. Это частично происходило оттого, что было предпринято мало усилий по улучшению социальных условий. Закон о развитии колоний и улучшению быта (1940 г.) давал ничтожную помощь, поскольку, как признавал один министр, это был «всего лишь жест»[2837].

Местные жители мало получали от полумиллиона фунтов стерлингов, которые ежегодно собирались в виде налога на импортируемый кат — наркотический лист, который погружал тех, кто его жевал, в состояние апатии и оцепенения[2838]. (Люди словно бы впадали в транс, а лица пристрастившихся к кату зеленели).

Состояние общественного благополучия можно измерить условиями в тюрьме в Кратере, в которой даже в 1967 г. одновременно содержались преступники и сумасшедшие. [Кратер — достопримечательность Адена, это действительно кратер потухшего вулкана в центре старого города. — Прим. перев.] Посетивший ее английский юрист пришел в ужас оттого, как находящиеся в здравом уме мужчины-христиане относились к сумасшедшим женщинам-мусульманкам: «Их кормили, как животных, их еду проталкивали между решеток. Словно животных, их время от времени поливали из шланга вместе с камерами. Вся сцена под ярким голубым небом казалась кошмаром»[2839].

Трудовые отношения были столь же отсталыми. Но, с одобрения британцев, в 1956 г. был сформирован Конгресс профсоюзов Адена. Он начал с организации забастовок. Поскольку политический прогресс был ограничен, вскоре Конгресс стал центром противостояния имперскому правлению.

Суэцкий кризис показал, что Великобритания уязвима. Блокирование канала усилило враждебность, поскольку повлияло на процветание одного из самых загруженных нефтяных портов мира. Радио Каира выливало потоки пропаганды в Кратер. Британцы не могли выдать ничего, способного соревноваться с «обращениями к арабскому братству и обвинениями колониализма»[2840]. Изображения Насера улыбались с каждой стены, а дети смеялись над европейцами, выкрикивая его имя. Националистическая враждебность была суммирована в письме, отправленном одному из самых сочувствующих (хотя и старомодных) британских чиновников. Им оказался будущий верховный комиссар Адена сэр Кеннеди Треваскис, который давно стремился избавиться от расовых предрассудков — «раковой опухоли нашего имперского правления». В письме к Треваскису обращались, как к «неверному хозяину рабов»[2841].

Ситуация в Адене ухудшилась после Второй Мировой войны, потому что его внутренние районы стали базой для осады, а не опорным пунктом или оплотом. С незапамятных времен, как писал Гиббон, «Arabia Felix» («Аравия Счастливая») почти не подвергалась завоеваниям с суши. В древности это был центр торговли благовониями и представлял собой естественную крепость из неровных ступеней от красновато-коричневого берега до янтарного массива. Яростные сыновья Исмаила, которых защищали дикая местность и пустыня, не только не подпустили Помпея и Траяна, но и отказали турецкому султану, получившему лишь «тень юрисдикции»[2842]. Да, силы Оттоманской империи добрались до пригородов Адена, известного, как «Глаз Йемена». Это случилось во время Первой Мировой войны. По легенде, огонь из их минометов помешал игре в гольф на Хормаксаре, что привело к тому, что комитет клуба «Юньон», самой сильной организации в Адене, приказал военным «начать контрнаступление, которое уже давно пора было организовать»[2843].

Разбросанные по засушливой пустыне эмираты обратили внимание на слабость Британии. Но арабы не могли ее использовать, поскольку жили в «системе анархии»[2844]. Владения феодалов состояли чуть более чем из оазиса, проезда, святилища или форта на возвышенности, расположенных среди высохшей акации и тамариска. Более широкая власть сюзеренов ограничивалась интригами, предательством и кровной враждой. Так и местная власть всегда ограничивалась «внутренней лицензией на грабеж, убийство и месть»[2845].

Британия воспользовалась этим состоянием, чтобы обеспечить свою базу в Адене. Она подписала дюжины договоров с соседями-разрушителями, ведущими подрывную деятельность, предлагая субсидии и защиту в ответ на сотрудничество. В противном случае британцы выбирали «господскую бездеятельность в арабской политике»[2846].

Между двумя мировыми войнами распространение современного оружия и претензии жестокого имама Йемена на расширение его средневековой теократии к Аденскому заливу усилили мятежность племен. Бомбардировщики Королевских ВВС на какое-то время ее успокоили, британцы достигли соглашения с имамом. Оно оказалось нечетким, допускающим двоякое толкование, позволило вносить разлад и вызывать волнения в южных протекторатах. К 1950-м гг. вооруженные набеги из Йемена участились. В то же самое время, с другого края политического спектра, победоносный Насер подстрекал к революции на территории, которую радио Каира провокационно называло «оккупированный Южный Йемен». В 1956 г. британский главнокомандующий не смог понять, что назревает гражданская война. Он отмахнулся от стычек — «военных игр в блошки»[2847].

Так британцы удерживали Аден, поскольку могли это сделать, раз это обусловлено прошлым. На самом деле ни «смерть» правления в Индии, ни провал Суэца не привели к фундаментальной переоценке имперской политики Великобритании. По официальному мнению, Соединенное Королевство оставалось «слишком важной частью свободного мира»[2848], чтобы позволить себе опуститься до пассивной роли вроде той, которую играли Швеция или Швейцария. Никто в Вестминстере или Уайт-холле не учитывал пророчества лорда Керзона, сделанное полстолетия назад, о том, что после ухода Индия и других крупных колоний, за ними последуют более мелкие зависимые территории: «Ваши порты и угольные порты, ваши крепости и верфи, колонии и протектораты вашей короны тоже уйдут. В них или пропадет необходимость из-за исчезновения застав, шлагбаумов и барбаканов империи, или же их захватит противник, более сильный, чем вы».

Бывший военный министр лейбористов Джон Страчи призывал к пересмотру британской мировой стратегии: «Надо прекратить вести себя, словно мы все еще остаемся ведущей мировой империей»[2849]. Но всеобъемлющие планы уступили частностям. Создавалось впечатление, будто, приобретя империю в припадке помутнения разума и в дальнейшем мало ею интересуясь, Британия отказывалась видеть ее потерю. Однако высказывались страхи: отказ от имперских обязательств может дать катастрофический эффект домино. Передача территории снизит военный радиус действия, поставит под угрозу контроль за сырьем, испортит антикоммунистический альянс с Америкой, повредит престижу, ослабит фунт стерлингов, навредит торговле (особенно, «невидимому экспорту»), подорвет уровень жизни в стране.

Поэтому британские политики и гражданские служащие имели основания, убедительные в краткосрочном плане, но отражающие нежелание признавать изменившееся международное положение страны в долгосрочном плане, отказывать Адену в независимости.