Моби Дик, или Белый Кит - Герман Мелвилл

молча шагая вдоль борта, разве только окликнет порой дозорных или прикажет матросам еще выше подтянуть паруса либо раздернуть их еще шире; каждый раз, шагая взад и вперед в надвинутой на лоб шляпе, он проходил мимо обломков своего вельбота, которые лежали теперь на шканцах, — разбитая корма против расщепленного носа. Наконец он остановился перед ними; и как по затянутому облаками небу еще и еще проносятся черные тучи, так на сумрачном челе старого капитана промелькнули новые черные думы.

Стабб видел, как остановился капитан; и, стремясь, быть может, не без задней мысли, доказать перед ним свое несомненное мужество и тем подтвердить свои права на выдающееся место во мнении капитана, он приблизился и, глядя на разбитый вельбот, воскликнул:

— Вот чертополох, от которого отказался осел; уж больно он сильно исколол ему пасть, а, сэр? Ха! ха!

— Каким же бессердечным существом нужно быть, чтобы смеяться над обломками крушения! Эх, человече, если бы я не знал, что ты храбр, как сам бесстрашный огонь (и так же, как он, бездушен), я бы поклялся, что ты просто трус. Ни стона, ни смеха не должно быть слышно подле обломков крушения.

— Ваша правда, сэр, — подхватил, приблизившись, Старбек, — это возвышенное зрелище. Это предзнаменование, сэр, и предзнаменование недоброе.

— Предзнаменование? Дайте мне словарь, я посмотрю, что означает это слово! Если боги сочтут нужным поговорить с человеком, пусть соизволят говорить прямо, а не трясут головами и не морочат его бабьими приметами. Ступайте! Вы двое точно два полюса у единого целого. Старбек — это Стабб наоборот, а Стабб — это Старбек; и вдвоем вы представляете весь род людской; но Ахав стоит одиноко среди миллионов этой населенной планеты, и ни богов, ни людей нет подле него! Холодно, холодно! я дрожу. Ну, так как же? Эй, там, наверху! Видите его? Подавайте голос на каждый фонтан, хотя бы он пускал их по десять в секунду!

День был уже на исходе; еле слышно шуршала лишь золотая кайма его мантии. Скоро наступила полная тьма, но дозорных с мачт все еще не спускали.

— Фонтан больше не виден, сэр, слишком темно! — прозвучал крик с вышины.

— Каким курсом он шел, когда вы его видели в последний раз?

— Как и раньше, сэр: прямо по ветру.

— Хорошо! ночью он сбавит скорость. Спустить бом-брамсели и брамсели, мистер Старбек. Мы не должны нагонять его до света; он, может быть, устроит во время ночного перехода стоянку. Эй, на штурвале! держать все время по ветру! На топ-мачтах! вниз! Мистер Стабб, послать смену на фок-мачту, и пусть там до рассвета стоит дозорный. — Затем он шагнул вперед и остановился перед золотым дублоном на грот-мачте. — Люди, это золото принадлежит мне, ибо я заслужил его; но я оставляю его здесь до тех пор, пока Белый Кит не будет мертв; тому из вас, кто первый заметит его в тот день, когда он будет убит, достанется этот дублон; если же и в тот день первым замечу его я, десятикратная стоимость этой монеты будет разделена между всеми вами! Разойтись! Судно в твоем распоряжении, сэр.

С этими словами он прошел по палубе, стал у себя на пороге и, низко надвинув шляпу, неподвижно простоял там до самого утра, лишь изредка поднимая голову, чтобы прислушаться к течению ночи.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Глава CXXXIV

Погоня, день второй

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

На рассвете дозорные снова заняли посты на верхушках мачт.

— Видите его? — крикнул Ахав, как только довольно света разлилось по волнам.

— Ничего нет, сэр!

— Вызвать всех наверх и ставить все паруса! Он идет быстрее, чем я предполагал. Брамсели! Да, надо было не спускать их на ночь. Но все равно, теперь, после передышки, мы его живо нагоним.

Тут надобно сказать, что подобную упорную погоню за одним определенным китом, которая длится день и ночь и еще один день, ни в коем случае нельзя считать явлением беспримерным. Ибо таковы удивительное искусство, порожденная опытом сила предвидения и непобедимая уверенность природных нантакетских гениев кораблевождения, что им довольно бывает при некоторых обстоятельствах одного взгляда на плывущего кита, чтобы предсказать с необыкновенной точностью и направление, по которому тот будет плыть в течение определенного времени, уже скрывшись из виду, и вероятную скорость его продвижения. В этих случаях, подобно лоцману, определяющемуся по какой-нибудь косе у себя в поле зрения, перед тем как уйти в открытое море и потерять из виду берег, на который он намеревается вскоре снова взять курс, только спустившись немного пониже; подобно этому лоцману, что стоит у компаса и определяет точное положение этой видимой косы, чтобы тем уверенней найти потом невидимый мыс, служащий целью его плавания; так же поступает и китолов у своего компаса, ибо после нескольких дневных часов погони и внимательного выслеживания, когда наступает темнота, скрывающая кита от людских взоров, будущий путь этого грандиозного создания в ночи так же ясен для проницательного рыбацкого взора, как линия берега для бывалого лоцмана. Так что в глазах искусного охотника даже сам бесследно исчезающий начертанный на воде след, вошедший в пословицу своей мимолетной текучестью, оказывается таким же надежным, как и твердая земля. И как появление могучего чугунного левиафана современных железных дорог стало настолько привычным в каждом пункте, что люди с часами в руках высчитывают его скорость, будто врачи пульс ребенка, и уверенно говорят друг другу, что такой-то поезд прибудет туда-то в такое-то время; точно так же и мужественные уроженцы Нантакета вычисляют путь левиафана глубин в зависимости от того, как именно он плывет; и говорят друг другу, что через столько-то часов этот кит пройдет двести миль и достигнет такого-то градуса широты и долготы. Но для того чтобы подобная проницательность в конце концов принесла необходимые результаты, моряк должен взять себе в союзники ветер и течение, ибо какая польза для заштилевшего или задрейфовавшего корабля, если он будет знать, что находится ровно в девяноста трех лигах от своего порта? Отсюда проистекает множество тонких соображений касательно охоты на китов.

Судно неслось все вперед и вперед, оставляя за собой на волнах глубокую борозду, подобно тому как пушечное ядро, посланное мимо цели, лемехом взрывает ровное поле.

— Клянусь пенькой и солью! — воскликнул Стабб. — Быстрое движение палубы прямо по ногам добирается тебе до самого сердца. Мы с кораблем оба храбрые ребята! Ха, ха! Ну-ка, пусть меня подымут и опустят спиной в море, ведь клянусь мореным дубом, мой