Моби Дик, или Белый Кит - Герман Мелвилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Точно бесшумные раковины-кораблики, неслись по морю легкие лодки; но медленно сокращалось расстояние между ними и их врагом. Чем ближе они подходили, тем глаже становилась поверхность океана; будто ковер расстилался по волнам; казалось, это недвижный полуденный луг лежал перед ними. И вот затаивший дыхание охотник настолько приблизился к своей, по-видимому, ничего не подозревающей жертве, что был уже отчетливо виден огромный ослепительный горб, скользящий по волнам будто сам по себе в неопадающем крутящемся кольце из клубов тончайшей зеленоватой пены. А сквозь нее можно было разглядеть глубокие, переплетенные борозды огромного крутого чела. Далеко на мягкий турецкий ковер океана падала от широкого белоснежного лба сверкающая белая тень и бежала впереди, сопровождаемая легким мелодичным журчанием; а сзади синие воды, переливаясь, тянулись бегучей бороздой ровного следа; между тем как с боков у зверя все время всплывали и приплясывали искрящиеся пузырьки. Их то и дело разбивали легкие лапки бессчетных веселых птиц, что носились взад и вперед, задевая на лету прозрачную воду; и подобно флагштоку, вздымающемуся над раскрашенным корпусом большого фрегата, из белой спины кита торчало длинное, но расщепленное древко сломанной остроги; несколько легконогих птиц, стаи которых нависли над рыбой трепещущим балдахином, время от времени опускались на этот шест и раскачивались на нем, распушив длинные хвосты, точно веселые вымпелы.
С радостной легкостью — с ленивой мощью покоя в молниеносном движении — скользил по волнам кит. То был не белый бык Юпитер, уплывающий с похищенной Европой, что вцепилась в его изящные рога; бык, скосивший на красавицу свои томные, нежные глаза и стремящийся с плавной, журчащей скоростью прямо к брачным покоям Крита; нет, и сам Зевс в своем несравненном верховном владычестве не превосходил величавостью божественного Белого Кита.
По обе стороны от своих мягких боков в рассеченной волне, что расходилась от него широкими крыльями, — по обе стороны от своих сверкающих боков он расточал колдовские соблазны. И удивительно ли, что были среди охотников такие, что, очарованные и завлеченные этим обманным покоем, отваживались ринуться на него в бой и обнаруживали, что под покровом тишины здесь таятся смертельные вихри. Но по зеркальной глади тихих вод ты снова плывешь, о кит! к тем, кто впервые видит тебя, скольких бы ни успел уже ты до этого заманить и погубить этими же коварными ухищрениями.
Так, по безмятежному спокойствию тропического моря, среди волн, что не решались от восторга разразиться рукоплесканиями, плыл Моби Дик, еще скрывая от глаз мира самое жуткое свое оружие — свирепую свернутую нижнюю челюсть. Но вот передняя часть его туши стала медленно подниматься из воды; на мгновение его огромное мраморное тело изогнулось над волнами крутой аркой, точно знаменитый естественный мост в Виргинии; грозно взмахнув в воздухе знаменем хвоста, могучий бог явился во всей своей величавости, и тут же, уйдя под воду, скрылся от взоров. Белые морские птицы долго еще парили в воздухе и летали, чертя крылом по воде, в тоскливом ожидании трепеща над пенной воронкой, которая образовалась там, где он исчез.
Три вельбота, оставив весла и отложив гребки, с полощущимися полотнищами парусов тихо покачивались на волнах, поджидая, пока Моби Дик появится снова.
— Час, — сказал Ахав, который стоял как вкопанный у себя в лодке, устремив рассеянный взор по ветру, туда, где тянулись туманные голубые просторы и широкие манящие дали. Но уже мгновение спустя глаза его снова вращались в глазницах; он с прежним нетерпением оглядывал водяной горизонт.
Ветер стал свежеть, на море расходилась зыбь.
— Птицы! птицы! — крикнул Тэштиго.
Точно цапли во время перелета, белые птицы одна за другой потянулись теперь прямо к лодке Ахава и в нескольких ярдах от нее начали кружить и кружить над водою, издавая радостные нетерпеливые крики. Они видели лучше, чем человек; Ахав еще ничего не замечал в морском просторе. Но вот, все пристальнее и пристальнее всматриваясь в зеленую пучину, он разглядел в глубине живое белое пятно, размерами не более песца, всплывающее с удивительной быстротой и вырастающее прямо на глазах; потом оно как-то повернулось, и в нем стали видны два длинных кривых ряда белых блестящих зубов, подымающихся из непомерной глубины. То была разинутая пасть и скрученная челюсть Моби Дика, между тем как его огромная затененная туша еще сливалась с синевой моря. Сверкающая пасть зияла под днищем вельбота, точно разверстые врата мраморной гробницы; и Ахав, резко взмахнув рулевым веслом, вывернул свою лодку подальше от этого жуткого явления. Затем он окликнул Федаллу, дал знак меняться местами, пройдя на нос, выхватил гарпун Перта и приказал своей команде взяться за весла, чтобы по первому же сигналу табанить прочь.
Загодя развернувшись вокруг своей оси, вельбот стоял теперь носом к голове кита, который еще только должен был с минуты на минуту появиться на поверхности. Но, словно разгадав этот маневр, Моби Дик с той злобной проницательностью, какую приписывали ему люди, извернулся в мгновение ока и вынырнул вперед морщинистой головой, проскользнув вдоль самого борта лодки.
Как она вся задрожала, затрепетала, сотрясаясь каждой планкой, каждым ребром, когда кит, перевернувшись на спину, словно разящая акула, лениво и как бы смакуя, втянул в свою разинутую пасть нос лодки, так что его длинная скрученная нижняя челюсть поднялась высоко в воздух и одним из зубов зацепилась за уключину. Голубоватая перламутровая белизна ее внутренней прокладки сверкала в шести дюймах над головою Ахава. И вот Белый Кит тряхнул легкой дощатой лодчонкой, словно жестокая кошка своей пленницей — мышью. Федалла стоял неподвижно, скрестив руки и глядя прямо перед собою, но тигрово-желтые гребцы, спотыкаясь и теснясь, со всех ног бросились на корму.
И тут, когда гибкие борта вельбота заходили ходуном, и кит так дьявольски забавлялся с обреченным суденышком; поразить же его острогой с носа лодки было совершенно невозможно, потому что тело его, погруженное в воду, находилось под лодкой, а нос ее был, можно сказать, уже внутри кита; и две другие лодки невольно остановились, бессильные перед лицом неминуемой трагедии; вот тогда-то неистовый Ахав, разъяренный дразнящей близостью своего врага, оказавшись живым, но беспомощным, в той самой пасти, которую он так ненавидел; приведенный в совершенное бешенство, Ахав голыми руками ухватился за длинную кость у себя над головой, изо всех сил пытаясь разжать железные тиски.
Но тщетно напрягал безумец свои силы — китовая челюсть выскользнула у него из рук; хрупкие борта поддались и с треском
