Демон Жадности. Тетралогия - Юрий Розин

Глава 20

Он покачал головой, но кивнул. Вскоре мне принесли небольшой, тяжелый ларец из свинцованного сплава, с «Хроникой» за четыре миллиона внутри.

Вернувшись в свою каюту, я открыл ларец. Маска на моей груди отозвалась на близость артефакта жадной, пульсирующей волной желания. Я прикоснулся к нагруднику, и вскоре он уже стал частью меня.

«Хроника четвертой магической башни». Крайне редкий, можно сказать, уникальный артефакт с утерянной (по крайней мере в известных мне источниках) технологией создания.

У него было два свойства: повышать чувствительность обладателя к мане, а также увеличивать предельные объемы маны за счет создания дополнительного ядра маны в районе сердца. Что-то, что другое было крайне опасно и чревато не только потерей контроля над энергией, но и безумием и даже смертью в случае худшего развития событий.

Но я сделал ставку на почти что мистические способности Маски, в которые после произошедшего в катакомбах ратуши верил едва ли не безоговорочно.

Эффект был мгновенным и ошеломляющим. Как только новая татуировка заняла свое место, оплетя грудь, шею и затылок, мир взорвался новыми красками. Теперь я видел ману везде — в стенах корабля, в воздухе, в каждом предмете — даже без визора «Юдифи», хотя четкость и точность определения плотности энергии все-таки была заметно ниже по сравнению с артефактной татуировкой.

Но это был лишь приятный второстепенный эффект. Главным же было то, что за следующие два часа внутри тела белые энергетические жгуты, созданные Маской, уплотнились, стали толще, их пропускная способность возросла почти в полтора раза.

Но я также почувствовал, что истечение энергии Маски в эту белую сеть, а значит и мое умирание, ускорилось в полтора раза. Благо, теперь у меня было более чем достаточно реликтов для подпитки Маски.

Не теряя времени, я принялся скармливать их ей. Энергия вливалась в меня могучими, почти болезненными потоками. Когда я закончил, энергии Маски уже было более чем достаточно, чтобы совершить прорыв на стадию Кульминации Хроники. Я даже чувствовал, что порог вот-вот будет преодолен даже без моего вмешательства.

Но я усилием воли затормозил процесс. Остановил его на самой грани. Да, сила манила, была так близка. Но трезвый расчет взял верх. Прорыв на новую стадию неминуемо сожжет мое время с катастрофической скоростью. А впереди у меня была сложная миссия в Амалисе, где я не смогу тратить время на поиск ресурсов.

К тому же у меня теперь был новый инструмент, новая способность, которая требовала не моей личной маны, а энергии самой Маски. И ее тоже нужно было чем-то питать.

Так что я решил отказаться пока что от Кульминации Хроники и вместо этого сохранить год с небольшим жизни. Если я успею раздобыть трон Амалиса и выполнить сделку с Кабаном, то, получив от него обещанное, со спокойной душой совершу прорыв. А если не смогу, то этот год мне ой как понадобится для того, чтобы не переживать о деградации сил и смерти, убегая от коллекторов Кабана.

И для того, чтобы как можно сильнее уменьшить шанс подобного нежелательного исхода, мне нужно было разобраться в приобретенном умении.

Дом, который управляющий Бала снял для меня и моих рабов, оказался укрепленной бетонной коробкой на окраине Зейсавии, в глухом промышленном квартале. Без окон, с одной массивной дверью и мощными замками. Идеальное место для тех дел, которые не должны быть увидены посторонними.

Внутри не было мебели, только трое рабов уже ждали меня, прикованные к железным кольцам в стене. Двое мужчин — один потрепанный, с сединой в щетине и пустыми глазами, другой чуть более молодой, но с тем же отрешенным взглядом побитой собаки.

Их ауры, тусклые из-за блокирующих наручников, говорили о стадиях Развязки Истории и Завязки Сказания. И девушка. Лет девятнадцати, с острым, как клинок, лицом и глазами, полными немой, дикой ненависти. В ней не было и намека на ману — как и договаривались.

Рядом с ними стоял слуга в ливрее Бала, с каменным лицом.

— Капитан Марион, — кивнул он мне. — Ваш товар. — Он ткнул пальцем в сторону мужчин. — Эти двое были осуждены и приговорены к радсту за ростовщичество и рэкет. Обобрали до нитки пару десятков лавочников. Никто не купил. Возраст не тот, для боя не годятся, для физического труда слабоваты. — Затем он перевел взгляд на девушку, и его лицо скривилось в гримасе. — А эту заковали за убийство. Зарезала богатого соседа, который, по ее словам, пытался ее изнасиловать. Ее купили, но вернули. Новый хозяин попытался… воспользоваться покупкой. Она ему… эм… чуть не откусила одно место. Пришлось возвращать и извиняться, повторно продавать ее мы уже не решились.

— Понятно, — кивнул я. — Можете идти.

Слуга удалился, за ним с грохотом захлопнулась тяжелая дверь, оставив меня наедине с моими новыми подопытными.

Я прошелся перед ними, изучая их. Мужчины избегали моего взгляда, стараясь казаться еще более незаметными. Девушка же смотрела прямо на меня, ее губы были плотно сжаты, а в глазах горел вызов.

— Итак, — начал я, останавливаясь перед мужчинами. — Ростовщичество и рэкет. Интересно. Расскажите подробнее. Как это работало? Сколько людей вы обобрали?

Они молчали, уставившись в пол. Я вздохнул. Не время для долгих уговоров.

«Сотня порезов» сработала мгновенно. Тонкие, кровавые линии проступили на коже того, что был постарше. Он застонал, затрясся, но молчал. Я усилил давление.

— Ладно! Ладно! — закричал он наконец, срывающимся от боли голосом. — Мы… мы давали деньги под бешеные проценты! А потом… если не могли отдать… забирали лавки! Дома! Все! Некоторых… некоторых мы просто запугивали, и они отдавали последнее!

— Сколько? — повторил я свой вопрос, не ослабляя хватки.

— С-сорок… может пятьдесят человек… — выдавил он и обмяк, рыдая.

Я перевел взгляд на второго. Тот, бледный как полотно, тут же закивал.

— Все так! Он говорит правду! Мы… мы просто хотели жить хорошо…

Я отпустил их, и они рухнули на колени, всхлипывая. Затем я подошел к девушке.

— А ты? — спросил я. — Убийство и… членовредительство, буквально. Что скажешь в свое оправдание?

Она не стала опускать глаза. Ее голос был хриплым, но твердым.

— Он пришел ко мне, когда меня одних дома. Сказал, что долг моей семьи теперь мой. Предложил «отработать». Я ударила его ножом для разделки мяса. А тому ублюдку, что купил меня… — ее губы растянулись в оскале, не похожем на улыбку, — я дала понять, что рот у меня для того, что он хотел туда засунуть. Если ты тоже попробуешь — откушу. Клянусь.

Я