Демон Жадности. Тетралогия - Юрий Розин

Из моих рук вырвался невидимый, но мощный вихрь. Он пронесся по тоннелю, и его сила была точечной и точной. Факелы, которые несли некоторые из нападавших, погасли с шипением, словно их окунули в воду. Магические светильники, укрепленные на стенах, лопнули один за другим, осыпаясь хрустальной и стеклянной крошкой.

Абсолютная, непроглядная тьма поглотила тоннель. Ее нарушали лишь слабые, тусклые свечения артефактов и маны.

Для обычного человека это был почти полный мрак. Но не для меня. Мои золотые глаза, подарок Маски Золотого Демона, видели в этой тьме так же ясно, как и при свете дня. Я видел ошеломленных, дезориентированных врагов, видел, как они тыкались друг в друга, пытаясь понять, кто где.

И тогда я двинулся в атаку.

Глава 19

Тьма стала моим союзником и моим оружием. Я чувствовал, как манна стремительно убывает, сжигаемая на поддержание смертоносного темпа, но останавливаться было нельзя. Враги метались в панике, слепые, оглушенные грохотом обвала и внезапной темнотой. Я был среди них призраком, невидимым и неумолимым.

Я сконцентрировался на запястьях и локтях. Татуировка «Энго» отозвалась привычным жаром, но на этот раз я не формировал один большой клинок. Вместо этого из моих костяшек и локтевых суставов вырвались короткие, яростно вибрирующие кинжалы из чистой энергии — дюжина бритвенно-острых шипов, удлинявших каждый мой удар.

Я не рубил — я наносил быстрые, тычковые удары, вскрывая горла, вспарывая артерии на бедрах, прокалывая легкие через спины. Каждый мой взмах оставлял за собой кровавый след и новый предсмертный хрип.

Параллельно я задействовал «Грюнера». Я даже особо не целился — в этой давке невозможно было промахнуться. Энергетические пули впивались в спины, в затылки, в боковины корпусов тех, кто еще пытался сориентироваться.

Это был не снайперский огонь, а слепая, яростная мясорубка, и она работала. Воздух наполнился хрустом ломающихся костей, влажными чавкающими звуками и короткими, обрывающимися криками.

В какой-то момент мне даже удалось, пронесясь под потолком, над головами противников, вонзить шип «Энго» в голову Хронике, выводя из строя одну из главных боевых единиц врага.

Но долго такое везение длиться не могло. Трое оставшихся Хроник отбросили первоначальную панику и сгруппировались, встав спиной к спине. Их щиты, вспыхнув в темноте, образовали временную защиту.

Они не пытались атаковать меня вслепую — вместо этого они начали методично, мощными зарядами маны, расчищать завал, ведущий к Балу. Каждый их залп откалывал глыбы камня, и пыль стояла столбом.

Я бросался на них, мои энергоклинки скрежетали по их барьерам, вынуждая их тратить силы на защиту, но не пробивая. Стоило им повернуться ко мне спиной, чтобы продолжить расчистку, я впивался в них с новой яростью, вкладывая в удары все свои резервы и все навыки, отработанные за время подготовки к этой операции.

В какой-то момент стало понятно, что, если они продолжат просто игнорировать меня и расчищать завалы, с большой вероятностью добраться до гостей Бала они уже не успеют.

И тогда они приняли решение. Я увидел, как они переглянулись сквозь мрак — короткий, молчаливый кивок, полный ледяной решимости. Похоже, для них их миссия была важнее жизней их людей.

Ауры слились в одну ослепительную, чудовищную сферу энергии. Они не целились в меня. Они выпустили сокрушительный разряд прямо вдоль всего тоннеля, накрывая площадь от себя до каменной пробки, где метались их уцелевшие бойцы.

Это был акт тотального, расчетливого уничтожения.

Я успел лишь инстинктивно рвануться назад и вжался в небольшую нишу, прикрыв голову руками и выбросив перед собой весь остаток маны в отчаянный щит.

Мир взорвался.

Ударная волна ударила по мне, отшвыривая от стены, как тряпичную куклу. Огненная агония пронзила спину и левый бок — сквозь щит прорвалась часть энергии, сварив плоть и прожгла до кости.

Что-то хрустнуло в груди — несколько ребер, не меньше. Колющая боль в животе просигналила о внутреннем кровотечении. Мою голову откинуло с такой силой, что я ударился затылком о камень, и сознание поплыло, мир заполнился искрами и гулом.

Когда я смог снова хоть что-то воспринимать, то понял, что лежу в груде обломков, засыпанный пылью и мелким щебнем. Воздух пахал озоном, горелым мясом и смертью.

От тоннеля осталось лишь выжженное, оплавленное пекло. Почти никто из их артефакторов Сказания не выжил. Они принесли их в жертву, чтобы добраться до меня. И едва не преуспели.

Я попытался пошевелиться, и белая, обжигающая боль пронзила все тело. Ожоги, переломы, внутренние повреждения, сотрясение.

Я был жив. Чудом. Но бой для меня был окончен. Сквозь мутную пелену я видел их — троих Хроник. Один стоял, а двое лежали рядом с ним на земле.

Их совместная атака в замкнутом пространстве ударила и по ним самим — один держался за грудь, у другого из-под шлема текла струйка крови, третий судорожно кашлял. Они были контужены, оглушены, но уже приходили в себя.

Я пытался сконцентрироваться, призвать ману, ощутить привычный поток силы. Но там была лишь пустота, пронизанная разрядами агонии. Сотрясение мозга нарушило связь с татуировками, с белыми нитями моего необычного ядра.

Я был разбитой скорлупой, беспомощной куклой. Через минуту, может меньше, они оправятся достаточно, чтобы добить меня одним точным, не требующим больших усилий ударом.

Отчаяние, холодное и острое, как лед, пронзило меня. И в этот миг мой взгляд упал на тело, лежавшее в полуметре от меня. Один из их Артефакторов Сказания.

Он был еще жив — его грудь слабо вздымалась, а из развороченного раной рта вырывался тихий, пузырящийся стон. Он был в еще более ужасном состоянии, чем я, и совершенно беспомощен.

Но вдруг в памяти, сквозь боль и туман, всплыло воспоминание об ощущении. Том самом, что я почувствовал тогда с Яраной.

Не просто желание, не страсть. Древнее, хищное, всепоглощающее чувство собственности. Жажда Маски присвоить, поглотить, сделать своим не вещь, а живое существо. Я тогда подавил его, испугался. Сейчас же это был единственный шанс.

Не было времени на раздумья, на сомнения. Я из последних сил протянул руку, пальцы с трудом сомкнулись на запястье умирающего. Его кожа была холодной и липкой от крови.

Я не знал, как это делается. Не было заклинания, не было ритуала. Был лишь чистый, животный инстинкт и отчаянная воля к выживанию.

Я сфокусировался на золотом узоре на своей груди, на той бездонной, холодной силе, что скрывалась в нем. Я не черпал из нее ману — я вырвал у нее саму ее суть,