Kurohibi. Черные дни - Gabriel

с коварной улыбкой. — Вам очень идет смущение. Становитесь еще более... женственной, что ли. И потому привлекательной.

— Боже…

Женщина теперь скрыла лицо обеими руками и уперлась локтями о столешницу, оставив открытыми лишь одни покрасневшие уши. Синдзи пришлось ущипнуть себя, чтобы не залиться хохотом.

— Пожалуйста, не злитесь, Акаги-сан. Я же, как вы выразились, гроза женского населения планеты, что вижу, то и говорю. Наверное, это мой садистский инстинкт — пытать женщину тем, что она является женщиной. Вы хотя бы отдаете себе отчет в том, что ваше очарование неизбежно пробьет дорогу через стену отчуждения? Сколь бы высоки ни были ваши познания и профессиональные навыки, все равно нет ничего ценнее ощущения, когда прижимаешься к вашему мягкому животику.

Рицко подняла голову, сверкнув алыми щечками и нечетким блеском в мутно-зеленых глазах, открыла рот и замерла, так и не сумев выразить гремящие в душе чувства, а через секунду отрезала:

— Знаешь, лучше тебе заткнуться. Если скажешь еще хоть слово — получишь по лбу.

Несмотря на резкий тон, Рицко едва могла усидеть на месте от бурлящего коктейля из смущения, неловкости, озадаченности и возмущенности — ее глаза выдавали женщину с потрохами. Именно поэтому Синдзи с улыбкой понимающе кивнул, отведя взгляд в сторону и позволив той самостоятельно совладать с колкими чувствами.

— Если бы я не была уверена, то могла бы поклясться, что ты у Редзи набрался всех этих ваших мужицких штучек, — раздался через минуту ее уже собранный, хоть и слегка нервозный голос. — Хотя тебе с ним не сравниться в лести, можешь даже пытаться.

Она поднялась с коробкой в руках и устало опустилась рядом на кушетку, заставив Синдзи с легким удивлением приподнять брови — он просто не ожидал проявления инициативы от нее после той умилительной сценки со смущением.

— Впрочем, наверное, поэтому его чары не действуют на меня. В отличие от тебя…

Ее глаза скользнули в сторону Синдзи, но, напоровшись на его внимательный взгляд, тут же метнулись обратно, вызвав еще одну волну неловкости.

— Держи, — она не глядя вручила ему в руки коробку с бенто.

Голод дал о себе знать еще днем, поэтому Синдзи даже не смог вымолвить и слова, подняв крышку и обнаружив поразительно красивый и аккуратный набор из омлета, сосисок, порезанных в виде осьминожек, овощей, салата из спаржи и грибов шитаке с соусом, а также корзинок из ветчины с зеленым горошком и кукурузой. От одного вида этой восхитительной картины Синдзи тут же едва не захлебнулся слюнями и, с трудом сдерживаясь, чтобы не накинуться на пищу, повернулся к Рицко с изумленным выражением лица.

— Красиво… — теперь уже в его голосе мелькнуло смущение.

— Ч-Чего ты так смотришь, балда? Их готовить — пять минут, и вообще я предпочитаю домашнюю кухню, бабушка приучила… — Слишком быстро и сумбурно проговорив, женщина осеклась, стиснула ладони в кулак и с притворной злостью в голосе сухо бросила: — Ешь давай.

— Благодарю… — пробубнил Синдзи, выдержав тяжелую немую паузу, а потом, наконец-то, набросился на долгожданный ужин.

Он был готов умять все подчистую, даже если бы там обнаружились угольки вперемешку с опилками, но пища оказалась невообразимо вкусной, что даже слегка удивило. То есть, это был обыкновенный омлет с обыкновенными сосисками, не говоря уже про самые обыкновенные овощи, но Синдзи думал, что вечно занятой глава исследовательского отдела едва ли будет заботиться о вкусовых качествах еды или ее оформлении, а это блюдо получилось выше всяких похвал. Несмотря на боль в расколотом зубе, меньше чем за пять минут он смел практически все продукты, оставив лишь кусочек сосиски под листом салата и дольку томата черри. В целом, ему удалось насытиться и этой порцией, хотя аппетит был настолько высок, что он с легкостью справился и со второй такой же коробкой. Причиной тому был даже не какой-то неземной вкус еды — он как раз был самый что ни на есть обычный — а та забота, щепетильность, почти что нежность, с которой была приготовлена пища. Синдзи мог видеть такое только в кино и еще, может быть, в воспоминаниях из глубокого детства, когда была жива его мама, если, конечно, они не были плодом его бурного воображения.

«А ведь если подумать, я такого лет десять не ел, то есть столько, сколько себя помню. Мне попадалась вкусная пища, я как-то устраивал себе восхитительную трапезу, обедал в ресторанах с учителем, но чтобы попробовать еду, приготовленную настоящей женской рукой… бережно, по-хозяйски, с душой — для себя ли или для человека, к которому она испытывает особые чувства… О таком я даже и мечтать не мог».

Прожевав и в тишине насладившись сохранившимся во рту вкусом, Синдзи палочками для еды взял оставшуюся сосиску, завернул ее в салат, обмакнул в соус и, подставив ладонь, чтобы не испачкать одежду каплями, поднес кусочек к Рицко.

— Ты что делаешь? — после продолжительного молчания, когда она с проскальзывающим интересом и потаенной радостью краем глаза следила за его трапезой, ее лицо вытянулось в оторопи, и она едва не соскользнула с края кушетки от испуга.

— А-а-а-а, — протянув, кивнул Синдзи, отчего женщина вспыхнула краской с новой силой.

— Хватит обращаться ко мне, как к ребенку!

Синдзи грустно свел брови, по-щенячьи тихо проскулив, и повторил просящим тоном:

— А-а-а-а.

— Я же сказала…

Рицко от негодования уже была готова ответить со всей возможной строгостью, возможно даже применив физическую силу, но потом, словно в ее голове кольнула невидимая иголка, закрыла рот, вздохнула и обреченно опустила плечи.

— Ну что мне с тобой делать…

А потом протянула голову и, прикрыв глаза, открыла рот.

— Ам.

Расплывшись в блаженной улыбке, Синдзи аккуратно положил на влажный язычок женщины кусочек сосиски и позволил ей сомкнуть губы на палочках, оставив на них едва заметный красный след от помады. Рицко молча зажевала, смерив его ледяным взглядом и притом сверкнув пунцовыми щечками, а у Синдзи защекотало в груди, когда его разум еще раз переварил увиденное — взрослая женщина, находящаяся выше его по статусу, солидная и внушающая уважение, смущенная, и брала пищу с его рук. Сердце упоительно разлилось в чарующем чувстве удовольствия, заставив слегка дрогнуть от волнения, однако Синдзи взял оставшийся томат и вновь скормил его уже покорно подчинившейся женщине, что хоть и источала возмущение и холод во взгляде, но все же сама получала неловкое удовольствие от всей пикантности ситуации.