Алая Завеса. Наследие Меркольта - Роман Александрович Покровский

понимаю тебя. Я знала, что это случится однажды. Говорила тебе, что это всегда происходит в моей жизни. И ты не стал исключением.

Юлиану не хотелось, чтобы она навсегда исчезала из его жизни. Но порой приходится принимать сложные решения. Обратного пути уже не было.

– Я – лишь неудачный опыт.

– Согласна. Хуже и быть не может. Спасибо за то, что дарил надежду. Я отпускаю тебя, Мерлин и не буду больше появляться в твоей жизни. Карма сама тебя настигнет.

На этой эффектной ноте она резко развернулась и зашагала прочь. Юлиан ещё не мог осознать, что больше никогда её не увидит. Хотелось со всех ног броситься за ней и признаться в том, что всё сказанное было шуткой, но Юлиан держался.

Иного выбора у него не было. Он сам загнал себя в этот угол. Юлиан отвратительно себя чувствовал – никогда прежде он не считал себя столь жалким, но приходилось стойко держаться. Магдалена ушла из его жизни. Юлиан лично перевернул последнюю страницу этой главы, которая, несмотря на скверное окончание, всё же оставалась хорошей главой.

Юлиан не жалел ни о чём. Магдалена тоже дарила ему надежду, и он был очень благодарен ей за это. Она не заслужила того, что получила. Но Юлиан был представлен в этом городе в единичном экземпляре, и не мог разом остаться сразу с двумя.

Довод был сильным, но нисколько не успокоил Юлиана. Он хотел плакать и кого-то обвинять, хотя знал, что вина лежит только на нём.

Присев на скамейку, он закрыл лицо руками. Ему было очень стыдно, и он желал спрятаться от всего мира. Казалось, что прохожие, птицы и даже растения называют Юлиана подлецом и тычут в него пальцами, а единственным щитом остаются его руки.

Он не хотел никого видеть.

Гарет начинал ненавидеть эту жизнь. Время в приюте Старших Сестёр длилось настолько медленно, что прошла, казалось бы, целая вечность. Но, оглядываясь назад, он понимал, что минуло всего лишь три дня.

Его облачили в нелепую форму – широкие синие штаны на подтяжках, рубашку не по размеру и фуражку, которая еле держалась на затылке. Гарет старался как можно меньше смотреться в зеркало – к неудачной внешности «Карла» добавилась ещё и глупая одежда.

Распорядок дня был расписан с утра до ночи – У Гарета совсем не был свободного времени. В семь утра приходилось подниматься, молиться и слушать проповедь, после чего гостей отправляли на завтрак, состоящий из каши и стакана молока. До обеда Гарет и его коллеги по несчастью занимались благоустройством территории и уборкой внутри помещения, после же их ожидал досуг в виде просмотров кинофильмов, чтения книг или развивающих игр.

Еда была невкусной, фильмы – старыми, книги – детскими, а товарищи – неинтересными. Казалось бы, больше половины являлись умственно отсталыми, что хоть и навевало жалость, но не добавляло желания общаться с ними.

Приют состоял из двух корпусов – мужского и женского. Несмотря на разделение, мужчины и женщины пересекались во время уборки территории. Узнав это, Гарет обрадовался, потому что слышал, что бывшая девушка его друга Юлиана Магдалена когда-то жила здесь, и есть вероятность, что найдутся похожие на неё. Но надежды развеялись – все они оказались молчаливыми, угрюмыми и сломленными.

Гарет не знал, сколько времени протянет здесь прежде, чем наложит на себя руки. Он дал себе неделю, которая, по ощущениям будет длиться не меньше года, после чего постарается сбежать. Если этого не выйдет, дорога отсюда окажется всего одна – прямиком к праотцам.

Глупая мысль. Гарет любил эту жизнь, и добровольно расстаться с ней никогда бы не решился. Списав это на разыгравшуюся ирония, Гарет выбросил это из головы.

Юлиан и отец в опасности, а он прячется здесь. Обладая огромной мощью, способной остановить Рейнхардта, он не пользуется ей. Если это не глупость, то что ещё? Гарет не мог даже узнать, всё ли в порядке с его близкими людьми. Возможно, кому-то требуется помощь, но он не может услышать мольбы.

У Гарета связаны руки. Стоило это признать.

Он стриг газон. Пытался найти в этом хоть что-то интересное, но не мог, поэтому работал так медленно, что со стороны могло показаться, будто он завис. Его коллега – крепко сложенный парень с нелепой причёской, находил в этом деле куда больше интереса.

– Что ты здесь делаешь? – не выдержал и спросил Гарет.

Парень не был похож на сломленного человека без дома и близких людей. В его глазах читалась простота, но никак не безнадёжность.

– Живу здесь, – оптимистично ответил он.

– Живёшь? По своей воле? И тебе это нравится?

В вопросах Гарета читалось обвинение. Собеседник же не обратил на это никакого внимания.

– Что может быть лучше? Свежая еда. Тёплая постель. Постель, представь себе! И кино! Это потрясающе. Они словно живые, но спрятаны в этом маленьком ящике!

Похоже, Гарет ошибался. Парень был абсолютно безнадёжен.

– Ты прежде не видел телевизора?

– Не приходилось. И города почти не видел. Мне там не нравится. Много людей, все двигаются куда-то. Не по мне. Как тебя зовут?

– Карл, – сквозь зубы прорычал Гарет.

Упоминание этого имени всякий раз приносило ему боль.

– Очень приятно. А меня зовут Теодор. Тебе тоже нравится здесь?

Гарет понадеялся, что парень шутит. Но, заглянув в его глаза, понял, что это совсем не так.

– Да. Я большой любитель неволи. Если я решу сбежать, пойдёшь со мной?

Теодор не на шутку испугался.

– Сбежать? Ты говоришь страшные вещи. Куда мне бежать?

– У тебя и вправду нет дома? В жизни не поверю.

– Весь мир – мой дом. Мы все живём под дланью Господа. И благодарны ему за этот приют. И фрау Мюллер тоже очень благодарны.

– Признайся честно, она наказывает вас? Устраивает какие-то изощрённые пытки? Иглы под ногти? Подвешивание за ребро?

Чувство иронии было незнакомо для Теодора. Выпучив глаза, он обвиняюще посмотрел на Гарета. Это был взгляд ребёнка, застрявшего в почти взрослом теле.

– Как ты смеешь так говорить о фрау Мюллер? Она дала нам жизнь, о которой мы и мечтать не могли!

Возможно, он был прав. Выросший в тепле и достатке Гарет не мог понять жизненных лишений.

– Так кем ты был до того, как попал сюда? – спросил он.

Теодор сначала открыл рот, но, вспомнив что-то, передумал.

– Не могу сказать, – опустил голову он. – У всех есть тайны. И у меня есть тайны.

– Вервольф, не так ли?

– Тише!

Испуганный Теодор поднял палец вверх. На лице Гарета проскользнула улыбка, потому что он