Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди - Федор Раззаков

«Уж если ты разлюбишь, так теперь, теперь, когда весь мир со мной в раздоре…» — произносит речитативом Алла, как вопль отчаяния вырываются из ее груди бессмертные шекспировские строки.

Богатейшие голосовые модуляции, виртуозность интонационных красок, пластическое решение — все создает театр высоких страстей периода позднего Возрождения. Наверное, так и играли в шекспировском «Глобусе». Мастерство прежде всего и интуиция художника помогли Алле подняться до трагического в искусстве…»

Между тем в столице одной из союзных республик — Таллине — в разгаре самая настоящая «резиномания». Дело в том, что с начала года таллинская кондитерская фабрика «Калев» наладила выпуск отечественной жвачки, которая хотя и уступала лучшим западным образцам, но по советским меркам тоже была вполне удобоваримой. Чтобы купить жвачку, в магазинах, где ее продают, выстраиваются огромные очереди: люди берут дефицитный продукт блоками, из-за чего вскоре придется ввести строгую отпускную норму — сначала один блок, а потом 10 пачек в руки. Администрации всех таллинских школ в панике — все дети поголовно только и делают, что жуют на уроках родную резинку. Не менее озабочены происходящим и родители учащихся, поскольку жевательный процесс у их чад не прекращается и после уроков. На местном ТВ в феврале даже вышла специальная передача для домохозяек, в которой давались советы о том, как лучше очищать одежду и мебель от резинки. В не меньший транс были повергнуты и спекулянты, которым таллинские кондитеры перебили всю мазу: до этого они продавали иностранную жвачку по 60–80 копеек за пластинку, а после выпуска калевской жвачки спрос на заграничный «чунгам» резко упал и цены пришлось снижать.

До жителей других городов (и Москвы в том числе) калевская жвачка дойдет чуть позже. Лично мне она не нравилась, что вполне понятно: благодаря своей бывшей соседке по парте Наташе Зимелевой я успел уже познакомиться чуть ли не с десятком лучших образцов импортного «чунгама», поэтому на советскую жвачку не реагировал. Хотя на жвачку «Калев» очереди и у нас, в столице, выстраивались километровые. Общественность даже забеспокоилась — в газеты пошел поток писем, в которых задавался один и тот же вопрос: когда же в РСФСР тоже начнут выпускать свою жвачку? Ответ был обнадеживающим: в конце 77-го года власти собирались запустить в строй автоматическую линию на московском комбинате «Рот-Фронт».

Тем временем труппа Театра на Таганке продолжает готовить к премьере спектакль «Мастер и Маргарита». В разгар репетиций — 18 февраля — главрежа театра Юрия Любимова вызвали в югославское посольство в Москве, где в торжественной обстановке вручили Гран-при фестиваля БИТЕФ, который театр завоевал осенью прошлого года, показав спектакль «Гамлет». А на следующий день после этого на «Таганке» состоялся первый прогон двух актов «Мастера и Маргариты». По этому случаю в театр съехались многочисленные гости: Юрий Карякин, Людмила Максакова, Людмила Целиковская, Марина Влади, Юлия Хрущева (внучка Н.С. Хрущева) и многие другие. Как вспоминает Вениамин Смехов (он играл Воланда), увиденное гостям понравилось: многие из них лично подходили к актерам и выражали свой восторг. Остался доволен прогоном и сам главреж Юрий Любимов: после того как гости удалились, он собрал труппу и похвалил всех за игру.

В тот же день вечером в Москве состоялся решающий матч на Кубок европейских чемпионов по хоккею между столичной командой «Крылья Советов» и «Дуклой» из чехословацкого города Йиглавы. Первая игра между ними состоялась два дня назад на родине «Дуклы» и завершилась ее победой со счетом 3:2. И вот последний, решающий поединок. Зрители, пришедшие на него во Дворец спорта и собравшиеся у голубых экранов, рассчитывали увидеть не менее захватывающую игру, чем предыдущая, но их постигло разочарование. Несмотря на то что в составе «Дуклы» выступали сразу несколько игроков чехословацкой национальной сборной (Аугуста, Черник, Халупа, Кралик, Вейт), «крылышки» разделали их, что называется, под орех. Матч завершился победой советских хоккеистов со счетом 7:0. Так Кубок европейских чемпионов остался в Москве.

И еще о хоккее. В те дни шло первенство Москвы по хоккею на приз «Золотая шайба», и я тоже участвовал в нем, играя за команду Бауманского района. Однако в отличие от прошлого года, когда мы заняли 4-е место, на этот раз наши успехи были куда как скромнее. На нашей игре сказывалось отсутствие нескольких игроков, а новички себя никак не проявили. Игры заканчивались поздно вечером, и до дома каждый из нас добирался на перекладных. Помню, я приходил уже тогда, когда все мои домочадцы крепко спали. Да и не только они: когда я входил во двор из нашей арки, в большинстве окон свет уже не горел. Придя домой, я наскоро заглатывал холодный ужин, оставленный мамой на плите, и ложился спать. Перед этим обязательно смотрел в окна третьего этажа дома, что стоял напротив моего, — там жила моя одноклассница, в которую я был влюблен. Свет у нее давно не горел.

Главный режиссер Театра имени Моссовета Юрий Завадский в те дни находился на постельном режиме у себя дома. В начале января он выписался из хирургической клиники на Ленинских горах, где ему в декабре была сделана операция, и все эти дни пролежал у себя на квартире. Несмотря на проведенную операцию и заверения врачей, что все прошло благополучно, Завадский знал, что обречен. Когда его самочувствие несколько поправилось и он уже мог встать с постели, режиссер надумал приехать в родной театр. На календаре было 22 февраля. Вот как об этом пишет М. Любомудров:

«Это была последняя беседа Завадского с коллективом. Она происходила, как и обычно, в большом репетиционном зале… Завадский говорил минут сорок. Рассказал о только что состоявшейся встрече в Министерстве культуры… Завадский снова повторял наболевшее на сердце: живому театру принадлежит непроходящая роль… Общий уровень сегодняшней сцены, пожалуй, четверочный. А театр советский должен быть не только пятерочным, но и выше этих оценок.

Он говорил тихо, как на исповеди. Было заметно, что произнесение фраз требовало от него немалых усилий.

Он, видимо, чувствовал, что обязан сказать все слова, которые, быть может, напрасно не произносил вчера и успеет ли произнести завтра.

Актеры долго аплодировали ему…»

КГБ продолжает негласное наблюдение за ответственным работником МИД СССР Александром Огородником (Триононом), подозревая его в связях 6 ЦРУ. Однако тот ведет себя крайне осторожно — никаких конкретных фактов его связей с американской разведкой у чекистов нет. Между тем в эти же дни контактов с ЦРУ ищет еще один советский гражданин — ведущий специалист Советского Союза по аэронавигационным системам Адольф Толкачев. Долгое время он вынашивал планы выйти на контакт с какой-нибудь из зарубежных разведок, чтобы продавать им за приличные деньги оборонные секреты своей страны. В феврале 77-го им была предпринята первая такая попытка. В течение нескольких дней он внимательно следил за всеми перемещениями сотрудников американского посольства в Москве и, выбрав момент, когда один из них отлучился в центре города за покупками, прикрепил под стеклоочистителем его машины записку, в которой сообщал, что имеет доступ к секретной военной информации и готов передать ее ЦРУ. Однако американцы сочли это послание провокацией КГБ — уж слишком просто все выглядело.

Между тем Толкачев, который не знал о сомнениях цэрэушников, посчитал, что записка не нашла своего адресата. Тогда он предпринял новую попытку — подбросил таким же способом записку другому сотруднику того же посольства. В ней он уже не только предлагал свои услуги, но и привел описание технических деталей одной из советских радарных систем. Но цэрэушники продолжали поражать своим непрофессионализмом: они и эту записку отправили в мусорное ведро, даже не удосужившись проверить правдивость приведенной в ней схемы. Более того, они продолжали упорствовать даже тогда, когда узнали от своих английских коллег в Москве, что в поле их зрения попал худощавый мрачный человек, настойчиво предлагавший свои услуги по передаче секретной информации. Короче, Толкачеву было впору оставить свои попытки завязать контакты с иностранными разведками, но он оказался человеком упорным. Но о том, как будут развиваться события в этой истории дальше, я расскажу чуть позже, а пока продолжим знакомство с другими событиями февраля 77-го.

Владислав Дворжецкий продолжает свой отдых в Переделкине. Там его постоянно навещают родные: жена с сыном, старый приятель Дмитрий Виноградов. Причем последний приезжает на дачу на машине Дворжецкого, имея на руках его же документы. Поскольку он всегда старался соблюдать правила дорожного движения, неприятных инцидентов на этой почве у него не возникало. Во всяком случае, так было до 22 февраля. В тот день на Минском шоссе Виноградов превысил скорость и тут же попал на заметку гаишнику. Взмах жезла — и от нарушителя потребовали остановиться.