История России. Век XX - Вадим Валерианович Кожинов

Впрочем, все обстояло даже прискорбнее, ибо позже было внесено еще одно предложение (Сталин) – доследовать дело Бухарина, а потом уже решить вопрос о суде, за что и проголосовало большинство (и суд состоялся только через год, в марте 1938-го), но Якир еще раз проголосовал за незамедлительный суд и расстрел!..[524]

Характерно, что в крайне легковесном сочинении о Сталине высокопоставленного армейского партаппаратчика Волкогонова, который раньше других сумел получить доступ к обсуждаемым (ранее строго засекреченным) документам, с огорчением констатируется: «…из истории не выбросишь и того, что Косарев и Якир, ближайшие жертвы беззакония, проголосовали за… расстрел» (там же, с. 213). Волкогонов явно не был способен осознать, что не дожидавшееся какого-либо разбирательства «решение» Якира и Косарева как раз и представляло собой самый вопиющий образец беззакония! И объяснялось их «решение» тем, что они наиболее были проникнуты «революционной» нетерпимостью.

Самая, пожалуй, тяжкая, даже чудовищная «особенность» ситуации 1937 года – смертельное столкновение не различных и чуждых друг другу людей, а, напротив, людей самых близких, подчас даже в прямом смысле слова «родных». Перед нами, в сущности, самоуничтожение, самопожирание…

Поскольку тогда гибли не только «жертвы», но и их «палачи», сами становившиеся в свою очередь «жертвами», до нас дошло не столь много полноценных сведений о совершавшемся, – к тому же, о чем уже говорилось, «уцелевшие» нередко проявляли в своих воспоминаниях странную «забывчивость» в отношении неприятных для них фактов. Тем не менее достаточно выразительные свидетельства все-таки дошли до нас.

В 1920–1930 годах на политической сцене действовал своего рода «клан» (один из множества подобных же) – ряд родственников и свойственников одного из наиглавнейших «вождей» – Я. М. Свердлова. В свое время (еще в середине XIX века) сестра его деда, Сруля Свердлова вышла замуж за Фишеля Иегуду, и ее внук Ханох-Енох стал в 1934 году главой НКВД Генрихом Ягодой; он являлся, следовательно, троюродным братом Янкеля (Якова) Свердлова. Как бы подкрепляя семейную связь, Ягода вступил в брак с племянницей Я. М. Свердлова Идой – дочерью старшей сестры последнего Сары (Софьи) Свердловой и богатого купца Лейбы (Леонида) Авербаха. А брат Иды, Леопольд Авербах (то есть также племянник Свердлова и двоюродный племянник и, одновременно, шурин – брат жены – Ягоды), стал главой «пролетарских писателей». Высокие посты занимал и младший брат Свердлова, Вениамин.

В 1937–1938 годах все перечисленные родственники Свердлова были репрессированы. Но «уцелел» (можно сказать – «чудом») его родившийся в 1911 году сын Андрей, который с начала 1930-х годов служил в ОГПУ-НКВД, достиг там звания полковника, в 1951 году арестовывался по обвинению в «сионистском заговоре» (о чем речь пойдет впоследствии), но вскоре был освобожден и умер своей смертью в 1970-х годах.

И вот молодая (третья) жена Бухарина (с 1934 года) Анна Ларина (Лурье; родилась в 1914 году), арестованная в качестве «ЧСИР» (член семьи изменника родины), рассказывает, как ее ввели для допроса в кабинет на Лубянке:

«– Познакомьтесь, Анна Михайловна, это ваш следователь.

– Как следователь! Это же Андрей Свердлов! – в полном недоумении воскликнула я…

Я его знала с раннего детства. Мы вместе играли, бегали по Кремлю… отдыхали в Крыму… Андрей не раз приезжал ко мне в Мухолатку из соседнего Фороса (того самого, где через полвека обоснуется Горбачев… – В. К.). Это было еще до его женитьбы и моего замужества. Мы вместе гуляли, ходили в горы, плавали в море» (естественно усмотреть здесь намек на начинавшийся «роман» юной пары и вероятное будущее замужество).

И далее о «встрече» с Андреем в 1938 году на Лубянке:

«Я была возмущена до крайности, был даже порыв дать ему пощечину, но я подавила в себе это искушение. (Хотела – потому, что он был свой, и не смогла по той же причине…)»[525].

Последнее признание весьма содержательно; оно открывает смысл поистине душераздирающей драмы, которую пережили многие люди в 1937 году… Анна Бухарина все же, согласно ее рассказу, «наказала» допрашивавшего ее сына Свердлова: «Передала привет от тетки Андрея – сестры Якова Михайловича – Софьи Михайловны, с которой побывала в Томском лагере; привет от двоюродной сестры Андрея – жены Ягоды (к тому времени уже расстрелянной. – В. К.)… Наконец, передала привет от племянника Андрея (сына Ягоды – также Генриха-Гарика. – В. К.), рассказала и о трагических письмах Гарика бабушке (Софье Свердловой-Авербах. – В. К.) из детского дома в лагерь». И далее: «…одна из сестер моей матери… прошла тот же адов путь, что и я… она рассказала мне, что следователем ее был Андрей Свердлов. Он обращался с ней грубо, грозил избить, махал нагайкой перед ее носом» (там же, с. 240–241).

Поскольку А. Свердлов был одним из не столь уж многих уцелевших следователей НКВД 1930-х годов, о нем пожелала рассказать впоследствии не одна из его уцелевших «жертв» – например, дочь видного репрессированного деятеля Я. С. Ганецкого-Фюрстенберга, который, в частности, был в свое время «посредником» между Лениным и небезызвестным Гельфандом-Парвусом: «Когда… Ханна Ганецкая увидела, что в комнату для допроса вошел Андрей Свердлов, она бросилась к нему с возгласом: «Адик!» – «Какой я тебе Адик, сволочь!» – закричал на нее Свердлов…»[526]

Вел А. Свердлов следствие и по «делу» дочери виднейшего большевистского деятеля Гусева-Драбкина, которая «являлась в 1918–1919 годах личной секретаршей Я. М. Свердлова. За несколько часов до смерти Якова Михайловича она увела в свою квартиру его детей, Андрея (ему было тогда 8 лет. – В. К.) и Веру… Андрей Свердлов знал, что Елизавета Драбкина, которую он когда-то звал «тетей Лизой», не совершала преступлений. Тем не менее он добивался от нее «признаний» и «раскаяния». Он был груб, кричал, хотя по крайней мере не применял к Драбкиной пыток» (там же, с. 423).

Можно предположить, что в чьих-либо глазах фигура А. Свердлова, чинившего жестокие допросы столь близких ему людей, предстает как нечто уникальное, из ряда вон выходящее. В действительности все здесь типично и просто обычно для тех времен. Напомню искренний рассказ Р. Д. Орловой-Либерзон о том, как даже на вопрос своего отца об отношении к его вероятному аресту она ответила: «Я буду считать, что тебя арестовали правильно».

Обилие сведений именно об А. Свердлове объясняется, как уже отмечено, тем, что он, в отличие от подавляющего большинства «энкаведистов», уцелел и впоследствии, в 1950—1960-х годах, стал «научным сотрудником» Института марксизма-ленинизма, защитил диссертацию, публиковал (правда, под псевдонимами) разные сочинения и т. п. Потому его выжившие жертвы особенно стремились рассказать об его мрачном прошлом. Может вызвать недоумение тот факт, что все четыре «жертвы» А. Свердлова, о которых шла речь, – женщины. Но и это имеет свое естественное объяснение: из его жертв уцелели (и потому смогли поделиться воспоминаниями) именно