Сёгун - Джеймс Клавелл

У них сейчас четыреста тысяч самураев. Их оплот – остров Кюсю, что защищает их от моего нападения. Вместе эти двое легко захватят весь остров, у них там тьма воинов, горы припасов, целый флот, необходимый для вторжения, все шелка, весь порт Нагасаки. По стране можно набрать еще пять или шесть сотен тысяч христиан. Из них более половины составляют христиане, обращенные иезуитами, самураи; рассеянные среди других воинов, они состоят на службе у разных даймё; таких, готовых предать, шпионить или убивать – если прикажут священники, – пропасть. И почему бы им не приказать? Они получат все, чего хотят: безраздельную власть над нашими душами, а тем самым и над душой Земли богов, чтобы завладеть нашей землей и всем, что она вмещает, как, судя по рассказам Андзин-сана, уже случалось не единожды в Новом Свете… Они обратят в христианство императора, потом используют его против собственного семейства, пока не проглотят всю страну.

Неужели горстка чужеземных священников завоюет нас с такой легкостью? Сколько их наберется во всей Японии? Пять или шесть десятков? Но они имеют власть. И они истово веруют. Они готовы с радостью умереть за веру с именем Бога на устах. Мы видели это в Нагасаки, когда опыт тайко обернулся ужасной ошибкой. Никто из священников не отрекся, десятки тысяч японцев наблюдали за ними, десятки тысяч крестились, и это „мученичество“ принесло столько славы христианской религии, что их священники воспрянули духом.

По мне, священники потерпели поражение, что не заставило их отступить. Это тоже реальность.

Итак, Кияма.

Придумали они уже, как обставить Исидо, госпожу Отибу и Яэмона? А Харима? Он уже втянут в это дело или нет? Не разрешить ли мне Андзин-сану немедленно напасть на черный корабль?

Что мне делать?

Ничего особенного. Быть терпеливым, стремиться к гармонии, отбросить беспокойство, не думать о жизни и смерти, забвении и жизни после смерти, сейчас и потом и ввести в действие новый план. Какой план?! – хотел он крикнуть в отчаянии. – Нет такого плана!»

– Мне очень жаль, что эти двое остаются с нашим врагом.

– Я клянусь, что мы пытались, господин, – с сожалением заверил Алвито, видя, как он расстроен.

– Да, я верю. Я верю, что вы и отец-ревизор сдержали ваше обещание, поэтому я сдержу свое. Вы можете приступить к строительству храма в Эдо прямо сейчас. Земля уже отведена. Не в моей власти запретить другим священникам, «волосатым», появляться в стране, но, по крайней мере, я объявлю их нежеланными гостями в моих владениях. Новые чужеземцы также встретят холодный прием, если когда-либо появятся. Что касается Андзин-сана… – Торанага пожал плечами. – Но как долго все это… Впрочем, такова карма, не правда ли?

Алвито от всей души возблагодарил Бога, который в милости своей дал судьбе столь неожиданный поворот.

– Благодарю вас, господин. – Он с трудом выговаривал слова. – Я знаю, вы не пожалеете об этом. Я молюсь о том, чтобы ваши враги были рассеяны и чтобы вы получили награду на небесах.

– Простите, что говорил резко. Я был в гневе. Есть так много… – Торанага с трудом встал. – Я разрешаю вам завтра утром провести службу, старина.

– Благодарю вас, господин. – Алвито стало жалко этого незаурядного человека. – Благодарю вас от всего сердца. Может быть, вышние силы благословят вас и возьмут под свою защиту.

Торанага, устало шаркая, направился к постоялому двору, охрана шла за ним.

– Нага-сан!

– Да, отец, – откликнулся молодой человек, торопясь на зов.

– Где госпожа Марико?

– Там, господин, с ней Бунтаро-сан. – Нага показал вглубь сада на освещенный фонарями чайный домик, внутри которого виднелись туманные силуэты. – Мне пойти прервать тя-но-ю? – Такое название носила парадная, ритуализованная чайная церемония.

– Нет. Этому никто не должен мешать. Где Оми и Ябу-сан?

– Они на своем постоялом дворе, господин. – Нага указал на длинное низкое строение на другой стороне реки, далеко по берегу.

– Кто их там разместил?

– Я, господин. Прошу простить, но вы приказали определить их на постой по другую сторону моста. Я не так понял вас?

– А Андзин-сан?

– Он в своей комнате, господин. Ждет – на случай, если будет нужен вам.

Торанага снова покачал головой:

– Я увижу его завтра. – После паузы он изрек тем же отсутствующим голосом: – Я хочу принять ванну. И пусть никто не беспокоит меня до утра, кроме…

Нага напряженно ждал, следя за отцом, который уставил в пространство невидящий взгляд. Юношу очень обеспокоило его поведение.

– С вами все в порядке, отец?

– Что? Ах да-да, со мной все в порядке. А что?

– Ничего. Пожалуйста, извините меня. Вы не изменили намерения поохотиться на рассвете?

– Поохотиться? Ах да, хорошая мысль. Спасибо, что напомнил, это будет кстати. Посмотрим. Ну, спокойной ночи… Да, Цукку-сан получил разрешение провести завтра службу. Могут пойти все христиане. Ты тоже пойди.

– Что?

– В первый день нового года ты станешь христианином.

– Я?!

– Да. По собственной свободной воле. Скажи об этом Цукку-сану наедине.

– Но, господин…

Торанага повернулся к нему:

– Ты глухой? Или больше не понимаешь самых простых вещей?

– Прошу простить меня. Да, отец. Я понял.

– Хорошо. – Торанага опять впал в задумчивость, потом ушел, сопровождаемый телохранителем. Все самураи с уважением поклонились ему, но он словно бы их не заметил.

К Наге подошел военачальник, также очень удивленный:

– Что произошло с нашим господином?

– Я не знаю, Ёсинака-сан. – Нага оглянулся на пустошь. Алвито только что покинул ее, направляясь к мосту, его сопровождал один самурай. – Может быть, из-за этого?

– Никогда не видел, чтобы господин Торанага ходил так тяжело. Никогда. Говорят, этот чужеземный священник – колдун, чародей. Мог он навести порчу на нашего господина?

– Нет. Только не на моего отца.

– Чужеземцы меня сегодня озадачили, Нага-сан. Вы слышали этот гвалт? Цукку-сан и его люди кричали и ссорились, как дурно воспитанные эта.

– Да. Отвратительно. Я уверен, именно южный варвар лишил отца внутренней гармонии.

– Если бы спросили меня, я бы сказал, что стрела, пущенная в горло священника, спасет нашего господина от многих неприятностей.

– Да.

– Может быть, сказать Бунтаро-сану о господине Торанаге? Он у нас старший.

– Согласен, но попозже. Мой отец ясно распорядился, чтобы я не прерывал тя-но-ю. Я подожду, пока он не закончит.

В мирном, безмятежном уюте чайного домика Бунтаро с большим изяществом открыл маленькую керамическую чайницу династии Тан и взял бамбуковую ложку, начиная финальную часть церемонии. Он ловко отмерил нужное количество зеленого порошка и пересыпал его в фарфоровую чашку без ручек.

На жаровне кипел старинный литой чайник. С той же спокойной грацией Бунтаро налил пузырящейся воды в чашку, поставил чайник на подставку и аккуратно перемешал содержимое чашки бамбуковой палочкой, добиваясь равномерного распределения заварки в кипятке.

Подлив полную ложку холодной воды, он поклонился Марико, сидевшей на коленях напротив него, и протянул ей чашку. Она поклонилась и приняла ее с таким же утонченным изяществом, наслаждаясь зеленой жидкостью, сделала три глотка, помедлила, потом глотнула снова и, допив чай, предложила чашку ему. Он повторил процедуру приготовления чая и снова поднес ее Марико. Та попросила, чтобы он сам отведал напитка. Бунтаро отхлебнул из чашки, потом еще и постепенно допил чай. Приготовил третью чашку и четвертую. Затем после вежливого отказа Марико согласно ритуалу вымыл чашку, вытер ее тончайшим хлопковым полотенцем и разложил все по своим местам. Супруги обменялись поклонами. Тя-но-ю закончилась.

Бунтаро был доволен тем, что исполнил все наилучшим образом и теперь на какое-то время между ними восстановился мир. В этот день после полудня они остались одни.

Он встретил Марико у паланкина. И сразу же, как всегда, хрупкое совершенство жены заставило его почувствовать себя грубым и неотесанным, как дикие, презренные волосатые айну – племя, которое некогда обитало на земле Японии, но было оттеснено на север, за проливы, на неведомый остров Хоккайдо. Все заранее приготовленные слова вылетели у него из головы, и он мрачно пригласил ее на чайную церемонию, добавив:

– Ведь прошли годы с тех пор, как мы… Я никогда не устраивал ее для вас, но сегодня вечером самое время… – Потом, не зная, что сказать, догадываясь, что это глупо, невежливо и совсем не к месту, он выпалил: – Господин Торанага считает, что мы должны поговорить.

– Но вы так не считаете, господин?

Несмотря на всю свою решимость, он вспыхнул, голос его зазвучал отрывисто:

– Мне бы хотелось согласия между нами. Я ведь нисколько не изменился, да?

– Конечно, господин, зачем вам меняться? Если что-то не так, это не ваша вина, а только моя. Я прошу вас меня простить.