Пираты Короля-Солнца - Марина Алексеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бофор подпрыгнул на месте и схватил девушку за руку.
— Что ты натворила? Ну-ка, выкладывай! Говори правду, как на исповеди!
— Разве любовь — это грех?
— Говори, потаскушка!
— Я не потаскушка! Не смейте так говорить, или я ничего не скажу!
— Прости, погорячился. Итак?
— Мы целовались!
Бофор облегченно вздохнул и расхохотался.
— И все? — спросил он, отсмеявшись, — Я знаю.
— Разве я вам говорила?
— Что за дуры влюбленные девчонки! Ты разоткровенничалась еще, помнится, в Париже. И в Тулоне предавалась воспоминаниям об этих… гм… сладких ощущениях.
— Но отец! Мы целовались по-взрослому! По-настоящему!
— Взасос, — уточнил герцог.
— Так, как вы с госпожой де Монбазон, — уточнила в тон ему дочка.
— А подглядывать нехорошо! — Бофор погрозил пальцем.
— А я никому ничего не говорила! Хотя дети многое замечают. Так вы поняли?
Она мечтательно улыбнулась.
— И у нас… Со стороны, наверно, очень красиво было… Я всегда мечтала о таких красивых и нежных поцелуях.
— С тех пор, как выследила меня с госпожой де Монбазон, вредная девчонка?
— Раньше еще, — заявила вредная девчонка, — Так, как целуются взрослые, я видела на Вандомской охоте.
— Вот уж это враки! — возмутился герцог, — До поцелуев ли мне было на охоте!
— А разве я сказала, что видела вас? Уединившийся охотник со своей амазонкой были вовсе не вы, а ваш любезный друг, граф де Ла Фер, а его даму мы имели счастье принимать на борту 'Короны' .
— Ты была ужасным ребенком, как я погляжу! — проворчал герцог, — Сущая чертовка!
— И ангелочком только прикидывалась? — спросила 'чертовка' со вздохом.
— Просто маленькая стервочка! И я поскорее сбуду тебя с рук: пусть муж с тобой мучается. С меня довольно!
— У вас своеобразный юмор, батюшка. Но я еще не все сказала про Шевалье.
— Как? Было еще что-то?
— Я в другом смысле! Ведь Шевалье де Сен-Дени с тех пор так и не появился. И я очень боюсь, что его убили. Или в тюрьму посадили.
— Его не убили, — усмехнулся Бофор, — Могу поклясться хоть на кресте, хоть на Библии, что твой Шевалье жив, здоров, свободен и прекрасно себя чувствует, потому что он не кто иной как…
Бофор опять собрался назвать настоящее имя Шевалье. Если что-то и было между ними — пара поцелуев, а она вообразила, глупышка, этакую пламенную страсть, этакую роковую любовь, пора открыть ей глаза и вернуть к реальности.
Но девочка нарушила этикет, перебив отца:
— Вы же не знаете, отец, какая угроза висит над нами!
— Больше не висит, надеюсь, — заявил герцог, вспоминая сегодняшнее приключение, — Что же натворил твой разлюбезный Шевалье?
Она приступила к своему рассказу.
…
— … И тогда, — говорила Бофорочка, — я выхватила из-под подушки его пистолет. Я уже говорила вам, отец, что мы надеялись вырваться из этого ужасного дома, не причиняя моим похитителям серьезных увечий и остаться невредимыми. Так и случилось, и все-таки… Нет-нет, я вовсе не собиралась стрелять в них! Мне бы передать пистолет его владельцу! Я знала, что и он никого не застрелит, только припугнет. Но как передашь, если между ним и мной вооруженные злодеи, идет бой, звенят шпаги, он — один против всех, и мне к нему не пробиться. А стрелять по-настоящему я стала бы только в том случае, если бы моего единственного защитника задели вражеские шпаги. Но он очень ловко от них увертывался, парировал все удары, и я надеялась, что мы выпутаемся из этой истории. Я верила в него! Всем сердцем! И я молилась за него! Всей душой! А тут как на грех, Филипп Орлеанский, брат короля, стал отнимать у меня пистолет! Я изо всех сил сжимала рукоять. Месье мог застрелить его, понимаете? И ему, Филиппу, ничего бы не было за это! Кто посмеет осудить брата короля! Филипп вцепился в мое запястье своими длинными ногтями… Они у него длиннее, чем у женщины и такие острые!.. А ведь я просила их, чтобы они пропустили нас, дали нам уйти с миром. Я клялась, что никто не узнает о существовании тайного притона, где брат короля со своими фаворитами предается… запретным порокам. Но они… я им угрожала… я… ой, забыла, как это слово называется… на 'б' . Это слово еще довольно часто употребляют ваши офицеры…
— Блевать? — ляпнул косноязычный герцог.
— Фи! — поморщилась Бофорочка, — Ну что вы! Нет, конечно… Но, похоже… как это действие называется… из головы вылетело…
— Слово на букву 'б' , которое часто употребляют мои офицеры? — пробормотал Бофор, — Но ведь не… таких слов не должно быть в твоем лексиконе! Я даже не представлял, что ты знаешь такие слова.
— Нет, смущенно сказала она, — Хотя я понимаю, что и то и другое, вами не названное действие, входят в 'добродетели' ваших львят. А! Вспомнила! БЛЕФОВАТЬ! Я БЛЕФОВАЛА!
— О да, это они умеют, — усмехнулся герцог, — Что же Месье?
— Ах, отец, он такой урод! Он расцарапал мне все запястье своими когтями! И глаза у него были красные, как у вампира… Я была сама не своя от ужаса… А он мне еще и руку выворачивал. Просто изверг! Живодер! Палач настоящий! Это опрокидывало все мои представления о том, как должен вести себя благородный человек. И я закричала что-то вроде: 'Больно же, гад, отпусти меня!
И, когда Шевалье де Сен-Дени увидел все это, он… влепил Месье такую затрещину, что тот отлетел на несколько шагов.
— Он ударил брата короля? — тревожно спросил Бофор.
— Это из-за меня, отец! Он защищал меня! Клянусь, у него это вышло против воли! Я во всем виновата! Скажите, разве это — преступление?
— Я не могу быть объективным, моя девочка. Пожалуй, и я не удержался бы, если бы увидел тебя в руках этого поганца. Но я твой отец. И все же… когда речь идет о принце крови, это не является смягчающим обстоятельством.
— Значит, Шевалье, по нашим законам, все-таки преступник? Значит, мужчина не имеет права защищать женщину? А коронованным злодеям все позволено? Любое насилие, любое зверство? Разве можно после этого считать, что у нас цивилизованная монархия?!
— Он принц. Он брат короля. Разве ты не понимаешь?
— Этот принц — гомосексуалист, грязный извращенец!
— И все же он принц, — вздохнул герцог.
— Я не понимаю! Неужели вы осуждаете Шевалье де Сен-Дени?
— Я? Да нет же! Я думаю, как выручить вас. Как помочь вам. Уточним детали.
— Вы думаете, этому делу дадут ход? Я поняла, Месье очень боится, что Людовик узнает о его грязных забавах. Людовик сам извращенцев терпеть не может.
— Подстраховаться не мешает, — заметил герцог, — В нашем-то славном королевстве так легко угодить за решетку, так легко потерять голову. Скажи, лицо твоего Шевалье все время оставалось под маской?