Багряный лес - Роман Лерони

Он даже не прикоснулся к нему. В этом не было необходимости, когда сила была в одной только мысли. Дерево-великан затрещало и застонало, закачалось и стало выпирать из земли своими толстыми витыми корнями, готовое вот-вот рухнуть, как сломленный стебель травы, но вдруг все остановилось, и дуб ухнул на место, осыпаясь твердой и жесткой листвой.

Дуб был одинок, и Александр почувствовал это, припоминая свои дни в палате сумасшедшего дома. И там он был, как этот дуб, окруженный безжизненной пустыней, — окружен пустым и больным сознанием пациентов, и так же, как и это солнце, круглые сутки в палате горела ослепительная электрическая лампа, лишая последних капель разума, выпаливая его.

Один взмах руками, одна мысль, и быстро, словно цунами, от всех горизонтов, на холм побежала огромная зеленая волна. Небо мгновенно затянули серые низкие тучи, а тишину пустыни разбил треск молний, почву смочили упругие ливневые струи, и все это стал перекрывать густой и живой зеленый шум.

Тело Александра стало расти, постепенно ускоряя свой рост, сначала он достиг роста баскетболиста, потом стал Колоссом Родосским, и все продолжал расти, возвращаясь туда, откуда пришел. Он уже не радовался собственному могуществу, так как стал мудрым, и эта мудрость, сила мироздания, поднимала его над миром, который его волей стал вновь живым. С высоты своего могущества Саша видел свой мир, леса и реки на нем, когда еще совсем недавно его окружало мертвое плато ада.

Он закрыл глаза, когда понял, что достиг пика своего роста, и стал взлетать…

— Открой глаза.

Он открыл и увидел перед собой прекрасное женское лицо. Все происшедшее настолько овладело им, его воображением и сознанием, что он не узнал Анну, но когда он, наконец, понял, что вернулся в светлицу, то повалился на пол под ноги женщины, почти умирая от изнеможения. Она не успела подхватить его, а присела рядом, стала гладить его мокрое от дождя тело и шептать сквозь слезы оправдавшихся надежд:

— Ты сделал то, что нужно. Молодец.

Уже засыпая, вновь проваливаясь, но теперь в темный бархат сна, он почувствовал нежность ее поцелуев на своем теле.

— Ты будешь со мной? — едва шевеля растрескавшимися губами, чуть слышно прошептал он и уснул, так и не дождавшись ответа.

Вечер наступил рано. Солнце спряталось за черную кайму туч, которые окружали все горизонты. Это выглядело неестественно, словно с дальних границ на Зону наползала сама материализовавшаяся тьма. Тучи почти ровной линией, ограничивающей круг чистого неба над Зоной, медленно, но неотвратимо стискивали эту чистоту. Солнце еще поливало краем своего раскаленного диска округу, наполняя ее блеском чистой меди, но этот свет становился с каждым мгновением более скупым, и скоро всё видимое пространство стали затапливать густеющие сумерки.

— Будет буря, — сказала Анна, когда они проходили по проселочной дороге, минуя застывшие, тихие, словно нежилые хаты хутора. Ни в одном окне не горел свет, хотя уже было достаточно темно, чтобы тянуть с зажиганием свечей, коими на этом хуторе освещали помещения.

Они направлялись к церкви. Ее саму в сумерках еще не было видно, но был слышен тихий звон колоколов на ее звоннице. Такой тихий, что казалось, звонарь устал, и лишь лениво раскачивал чугун колоколов, извлекая из них едва заметное монотонное звучание, очень похожее на стон умирающего человека. Это был голос обреченных людей, огромный их хор.

Уже подходя к церкви, Саша увидел ее открытый вход, наполненный изнутри вялым золотым светом, который выливался на ступени порога, и делал окружающую темноту более плотной. У входа в церковь, в окружающей ее темноте, тихо покачивалось рассыпанное море маленьких желтых огней. При приближении к ним Александр заметил дрожание огней и их отблески, отражение на застывших в масках тревоги и ожидания женских лицах. У церкви собралось все население хутора, все женщины.

— Идут. Идут, — пронеслось ветром, словно лесным ночным лиственным шорохом вокруг, когда Анна со своим спутником подошли. — Идут. Идут…

Женщины расступились, образуя ровный проход к свету, льющемуся из церкви в темень ночи. Но Анна остановилась.

— Дальше ты пойдешь сам, — произнесла она, уступая Александру дорогу, отходя в сторону и низко кланяясь. — Ступай. Тебя ждет хозяин.

Он испытал неловкость, когда заметил, как разом дернулось и медленно оплыло вниз море огней горящих в руках женщин свечей. Они все кланялись ему, как кому-то необыкновенно могущественному, а не простому человеку. Если бы он не знал, для чего он здесь — Анна, когда он проснулся, все ему рассказала, — то, наверняка бы, сейчас же развернулся и побежал прочь от этого нереального, но одновременно существующего мира. Побежал бы, туда, где всё до простого ясно, в настоящую и привычную жизнь!.. Но после всего, что узнал здесь, он не имел никакого права отступать. Слишком многое зависело от него.

— Ступай, — тихо, почтительно повторила Анна. — Он тебя ждет.

Саша пошел по проходу. Стал подниматься по ступеням, и уже видел яркий свет свечей внутри церкви, игру их сотен огней на золотой фольге украшений иконостаса, темные лики бога и святых, еще нечитаемые, но обязательные, когда дорогу ему перегородил бушующий огонь. Пламя оглушительно гудело, вырываясь откуда-то с боков и было настолько плотным, что пройти сквозь него было невозможно. Сильный жар ударил по коже и заставил отпрянуть. Отойдя на пару шагов назад, Александр обернулся, надеясь увидеть Анну, которая должна была дать совет, как делала это всегда. Но позади ничего не было, кроме черноты, такой глубокой, что казалось, здание церкви парит над самим провалом вечности. Огни свечей едва читались в этой темноте, и принимались как дрожание звезд в космическом просторе.

Огонь ударил сильнее.

— Пусти, — поворачиваясь к нему, произнес Александр. Но пламя разгорелось еще сильнее, и гудело почти у самого лица, иссушая и опекая кожу. Человек прикрылся рукой. Он крикнул громче, надеясь на свою силу, которую он недавно приобрел: — Пусти!

Пламя немного поубавилось, но продолжало гореть, перекрывая путь. Когда он сделал шаг к нему, то тут же был вынужден отскочить назад. Огонь ударил с прежней яростью.

— Оставь то, что не должно сюда прийти с тобой.

Этот голос звучал спокойно и уверенно, даже как-то обыденно, и принадлежал мужчине, который должен был находиться за этой взбесившейся стеной смертельного огня.

— Что я должен оставить? — Александр спросил, полагая получить совет. Но особой надежды на это у него не было. Он уже понял, что в этом мире все сплетено и держится, живет, имеет право существовать только мудростью — не той, которой человек привык называть свои умственные способности, свой способ течения мыслей, свою неординарность, а той, которая являлась стержнем всему, что было известно, и всему, что было еще не познано.