Сдвиг времени по-марсиански - Филип Дик

— Не совсем,— серьезно сказал мужчина.— А откуда вы знаете про них?

— Много лет я только и занималась самообразованием,— ответила Аннет. — Я тогда была совсем маленькой, и здесь еще существовал... для вас, я думаю, лучше назвать его госпиталем... Во всяком случае, я тогда просмотрела много лент по биологии и зоологии. Я помню, что ганимедская плесень, когда вырастает, становится настолько умной, что с ней можно общаться. Это правда?

— Более чем умной. — Человек взял из коробки очередную сферу, она мягко прогибалась и пульсировала в его ладонях, словно живое желе.

— Как удивительно! — воскликнула Аннет. Теперь она радовалась, что дала волю любопытству и вылезла из машины.— Вам это нравится? — Она продолжала наблюдать за быстрыми, но осторожными движениями своего нового знакомого.— Такая теплая ночь, чистый воздух и тихое хлюпанье, которое издают эти малыши,— как лягушата, правда? Какой вы молодец, что не даете им умереть! У вас очень добрая душа. Пожалуйста, скажите, как вас зовут?

Он быстро взглянул на нее.

— Зачем?

— Я хочу запомнить вас.

— Я тоже помню одно имя...— снова загадочно произнес мужчина.

Оставалось «посадить» последнюю сферу. Первая уже увеличилась настолько, что показалась из земли; она превратилась, как увидела Аннет, во множество сфер, сросшихся в единое целое.

— Однако,— продолжал странный человек,— побуждают меня к этому как раз противоположные чувства...— Он не договорил, но она уловила суть. — Меня зовут Чак Риттерсдорф, — добавил он.

— А вы не родственник доктора Риттерсдорф, женщины-психолога с первого земного корабля? Да, наверное, вы ее муж.— Тут же вспомнив Габриэля Бэйнса и его план, Аннет озорно рассмеялась, прикрыв рот рукой.— Ой, если бы вы только знали... Но этого я вам не могу рассказать.

«Тогда этому человеку придется запоминать и имя Габриэля Бэйнса,— подумала она. Ей было страшно интересно, удалось ли Гэйбу совратить докторшу и, таким образом, умерить ее пыл. Аннет чувствовала, что, независимо от результата, план Бэйнса вряд ли поможет изменить обстановку к лучшему.— Однако Гэйб, вероятно, получил — или получает прямо сейчас — массу удовольствий. Но теперь, когда сюда прибыл господин Риттерсдорф, всему этому, естественно, придет конец».

— А как вас звали,— спросила она,— когда вы были здесь раньше?

Чак Риттерсдорф взглянул на нее.

— Вы думаете, что я изменил свое...

— Вы были кем-то другим,— проговорила Аннет. Иначе просто и быть не могло — она бы помнила его. И смогла бы узнать.

Помолчав с минуту, Риттерсдорф сказал:

— Будем считать, что я прилетал на луну и видел вас, а потом вернулся на Землю; и вот я снова здесь,— Он посмотрел на нее с таким видом, будто она была в чем-то виновата.

Засыпав землей последнюю сферу, Риттерсдорф взял лопату, машинально прихватил картонную коробку и направился к кораблю. Аннет двинулась следом и спросила:

— А что, липкие плесени тоже хотят захватить нашу луну? — Ей показалось, что это, возможно, входило в коварные захватнические планы Земли. Но Риттерсдорф, казалось, преследовал только какую-то свою, личную цель. К тому же он прибыл совершенно один.

«Полная чушь. И как такая парская мысль могла прийти мне в голову?» — решила она.

— Вы их боитесь? — улыбнулся Риттерсдорф и скрылся внутри корабля.

Помедлив, Аннет последовала за ним. На полочке рядом с краном она заметила свой старинный пулевой пистолет — очевидно, она забыла его в спешке, когда набирала воду. Риттерсдорф с интересом повертел в руках диковинное оружие, потом со странной полуулыбкой посмотрел на Аннет:

— Ваш?

— Да...— смущенно пробормотала она и протянула руку, надеясь получить пистолет обратно. Однако Риттерсдорф не двигался.— Прошу вас, отдайте. Это мое личное оружие; я забыла его здесь, когда набирала воду, вы же знаете.

Он долго и пристально изучал ее лицо. Потом протянул ей пистолет.

— Спасибо,— Аннет ощутила приступ благодарности,— Никогда не забуду вашего поступка.

— Так вы собираетесь спасти свою луну при помощи этого? — Он снова улыбнулся.

«А он довольно симпатичный,— решила Аннет.— Когда улыбается и сбрасывает с себя угрюмую озабоченность. Даже морщины на лбу разглаживаются. У него такие чистые голубые глаза... Да ему не больше тридцати пяти! И улыбается он мило и по-доброму, хотя и в этот момент озабоченность не до конца сходит с его лица. Постоянная угрюмость делает его похожим на нашего Дино Уоттерса. Может быть, он тоже не совсем здоров. Жаль, если это так, ведь депрессия — самая ужасная из всех болезней».

— Не думаю, что нам удастся спасти луну,— вздохнула она.— Просто с ним спокойнее. Вы ведь знаете, что здесь происходит. Мы...

Какая-то бессвязная мысль вдруг зажила в ее мозгу своей собственной, отрывистой жизнью: «Господин Риттерсдорф...— Мысль потускнела, потом снова усилилась,— ...роший поступок. Я знаю, что Джоанна...»

Мысль опять исчезла.

— Господи! — закричала Аннет в ужасе,— Что же это такое?

— Это думает липкая плесень. Одна из них. Не знаю, какая именно.— Чак Риттерсдорф облегченно вздохнул, его глаза радостно заблестели, и он громко воскликнул: — Он помнит, помнит! Он вернулся! Да скажите же что-нибудь, госпожа Голдинг! Он схватил ее за руки, потряс, затем закружил в каком-то странном, радостном танце.— Не молчите, Аннет!

— Я рада,— произнесла наконец Аннет несколько смущенно,— видеть вас таким счастливым. Вам надо радоваться почаще. Я не понимаю, что произошло, однако...— Она высвободила руки.— Знаю, что вы заслужили эту радость.

За ее спиной что-то зашевелилось. Обернувшись, Аннет увидела, как внутрь корабля вползала желтая студенистая масса, перетекая через порог.

«Так вот как они выглядят,— поняла она.— Во взрослом состоянии».

Она попятилась, но не от страха, а от неожиданности; у нее перехватило дыхание. Казалось чудом, что существо развилось так быстро.

«Теперь,— вспомнила она,— плесень может оставаться такой неопределенно долго, пока не погибнет от холода, жары или засухи. А перед смертью выбросит споры, и цикл повторится».

Тем временем за первой особью показалась вторая, затем третья.

Изумленный Чак спросил:

— Кто же из вас Боже Бегущая Улитка?

В голове Аннет снова возникли чужие мысли:

— По обычаю, тот из нас, кто разовьется первым, формально принимает на себя инд ивидуальность родителя. Но в действительности между нами нет никакой разницы. В некотором смысле мы все Боже Бегущие Улитки и в то же время — никто из нас. Я, первый, унаследую его имя, остальные же вольны выбрать себе любое. У меня такое чувство, что мы сможем жить и успешно размножаться на этой луне — атмосфера, влажность и гравитация кажутся мне вполне благоприятными. Вы, господин Риттерсдорф, помогли нам расширить зону обитания, перенесли нас — дайте мне прикинуть — на три световых года от родной планеты. Спасибо вам.— Затем он — или, скорее, они — добавили: — Боюсь, однако, что ваш корабль сейчас будет атакован. Советую вам как можно скорее взлететь. Именно поэтому те из нас, кто успел вовремя развиться, и зашли внутрь.

— Атакован кем? — спросил Чак, нажимая кнопку закрытия входного люка. Усевшись за пульт, он начал готовить корабль к старту.

— Как нам удалось выяснить,— дошли до Аннет мысли трех липких плесеней,— здесь замешана группа местных жителей, которые в мыслях называют себя Майами. Очевидно, им только что удалось взорвать какой-то другой корабль, потому что...

— Боже,— хрипло произнес Чак,— это корабль Мэри.

— Да,— согласилась первая плесень, — я отчетливо слышу, как приближающиеся к нам маны поздравляют друг друга, они чрезвычайно горды тем, что разрушили корабль доктора Риттерсдорф. Однако экипаж корабля спасся, они скрываются где-то поблизости, и маны охотятся за ними.

— А что они думают о земных военных кораблях? — спросил Чак.

— Маны накрыли свое поселение каким-то защитным экраном, и потому в настоящий момент они в безопасности. Но в глубине души маны понимают, что долго не продержатся,— агрессивность в их характере длится только определенный период. Но сейчас они очень горды собой и в высшей степени счастливы, наблюдая, как экранированные линейные корабли с Земли беспомощно кружатся вокруг высот Да Винчи, не в силах ничего предпринять.

«Бедные маны,— подумала Аннет.— Радуются сиюминутным успехам, совершают кратковременные вылазки. Как будто у них есть хоть какой-то шанс...»

Однако разве она сама лучше? Она ведь так легко примирилась с поражением... Неудивительно, что все остальные кланы зависели от манов — они одни обладали смелостью и бесстрашием. Не являлась ли смелость тем единственным, истинным признаком жизненности, о которой она так много думала?

«Все остальные кланы были побеждены уже давно,— поняла Аннет,— Задолго до того, как появился первый землянин, доктор Мэри Риттерсдорф».