Наследство последнего императора - Николай Волынский

– Да, признаться, не очень…

– И не помните, что Карла говорит о частной собственности? Как он отвечает на вопрос: «Можно ли при коммунизме отменить частную собственность?»

– Знаете ли, – осторожно сказал Иван Иванович, – я давно сдавал экзамен по научному коммунизму…

– Вот! – торжествующе возмутилась графинька. – Вот, они, коммунисты! Я, беспартейная буржуазная мещанка, происхождением из ваших идеологических врагов, знаю важнейшую работу Карла Маркса «Принципы коммунизма» почти наизусть, а член КПСС – только экзамен сдавал! И, как и полагается настоящему студенту, ничего теперь не помнит. Сдал экзамен – и забыл. Нет – мое терпение на исходе: я не могу ехать с такими «коммунистами» в одном самолете… Эй! Кучер! Пилот! Водитель! Остановите! Я выхожу!..

В салоне управления ее, очевидно, услышали. Из репродукторов раздался голос: «Уважаемые пассажиры! Наш самолет через несколько минут совершит посадку в аэропорту Пулково. Просим пристегнуть ремни».

– Ваше счастье, что уже приехали, – проворчала графинька. – А то бы вы только меня и видели!

– Все-таки скажите, пожалуйста, что там у Маркса насчет частной собственности? – спросил ее один из группы молодых «коллег».

– Охотно! – согласилась Новосильцева. – На вопрос «Можно ли при коммунизме отменить частную собственность?» Маркс отвечает… знаете, что он отвечает?

– Наверное, надо отменить еще раньше – до коммунизма! – преположил «коллега».

– Ошибка! Маркс отвечает: «Нельзя ее отменять законом или желанием. Частная собственность сама себя отменит, когда в процессе саморазвития неизбежно станет экономически и социально менее эффективной, чем собственность государственная, общественная и кооперативная. Но в случае крайней необходимости для общества, оно может национализировать частную собственность, выкупив ее у владельцев…» Вот так! И когда вас чубайсы и кохи обвиняют, что коммунисты хотят снова «все отобрать и поделить», вам сначала надо напомнить, что это они, гады, простите, – гайдары все отобрали у народа и между собой поделили! И. разумеется, у них надо все отобрать, но не поделить, а вернуть народу то, что создавалось трудом нескольких поколений советских людей и то, что гады-гайдары у народа украли… Мне кажется, что принципиальное отношение ваше, коммунистическое, а не мое, должно, наверное, как-то совпадать со взглядами на проблему классиков марксизма-сталинизма. Или, в крайнем случае, надо хотя бы знать, что на самом деле говорили те, кому вы поклонялись так долго и упорно, но совершенно их не знали и не понимали…

Самолет аккуратно прикоснулся колесами к посадочной полосе, торможение было коротким, но мягким, полет закончился благополучно.

В «Астории» графиньке был заказан сьют, правда, без балкона. Зато из окна прекрасно был виден ансамбль Исаакиевской площади: собор, а по разным сторонам его Петр Первый – всемирно знаменитый Медный всадник – и бронзовый Николай Первый – его конь застыл на задних копытах: всего на двух точках, вопреки законам физики. Вид тот же, какой предстал ее матери в апреле 1917 года.

– А что, Иван Иванович, – спросила Новосильцева. – Действительно есть у вас поговорка: «Дурак умного догоняет, а Исаакий не пускает?»

Иван Иванович рассмеялся:

– Совершенно верно, Лариса Васильевна, со школьных лет ее помню.

– Так-так… – задумчиво произнесла Новосильцева. – Ну, с Петром ясно, а вот Николай Палкин… Так и не смог Левша его предупредить, что у англичан ружья кирпичом давно не чистят. Сам император, из которого пассионарии типа Онтонова делают икону, отличался изрядной тупостью и невежеством, вот и получил разгром в Крымской войне.

Она немного помолчала, потом обернулась к Ивану Ивановичу.

– Вообще говоря, друг мой, если почитать ваши демократические газеты об истории русских войн, получается, что Россия в последние двести пятьдесят лет только и знала, что терпела сплошь военные неудачи – одну за другой почти без передышки. И даже восемьсот четырнадцатый год – не более чем череда счастливых обстоятельств. А уж про девятьсот сорок пятый и говорить нечего. Не победа над Гитлером, а сплошное преступление – и потери большие, и воевали плохо, и победили не так, и вообще побеждать не следовало! Особенно странно такое слышать от евреев – например, от тележурналиста Познера, сына писателя-коммуниста, бежавшего из США после войны. Сынок сам когда-то признался: много честных людей в Америке погибло или кончили самоубийством во время «охоты на ведьм»… Почему сплошные поражения?

– Позвольте с вами не согласиться, – возразил Иван Иванович. – Северную войну Петр выиграл. Армия дочки его Елизаветы взяла Берлин, и кайзер Фридрих, которого почему-то назвали Великим, такого деру дал, что только Петр Третий его спас, когда его тетка Елизавета умерла. Екатерина Вторая не проиграла ни одной войны, прирастила земель на западе и юге. Крым вернулся нам – целиком ее заслуга. После Крымского поражения Николая Первого пришел блестящий Балканский успех Александра Второго: разгромил турок и тем спас от полного истребления болгар, сербов, хорватов, македонцев… Правда, некоторые из этих спасенных народов, извините меня, оказались неблагодарными свиньями. Оставшиеся в живых болгары после этого воевали против своей спасительницы России на стороне своих же вечных собственных врагов – немцев, в первую мировую, и во вторую. Спасенные хорваты тоже бросились к немцам выносить после них ночные горшки. Тем не менее, возьмите войны ХХ века: плодами финской кампании 1939 года мы пользуемся до сих пор. Еще раньше японцев на Халхин-Голе отбросили от границ очень надолго. Адольфа – тоже успешно замочили… в бункере. Потом американцам крепко дали под зад в Корее. Кубу спасли и защитили от янкесов. Африка: половина континента – были наши друзья. Египет, Йемен, Судан тоже нас слушались – СССР подарил им настоящий, а не бумажный суверенитет. Не говорю уже о Вьетнаме – янки оттуда бежали с такой же скоростью, с какой потом по приказу Горбачева и Ельцина бежала из Европы домой наша Западная группа войск; из Афганистана мы тоже ушли непобежденными, тут – чистейшей воды предательство… Но я надеюсь все-таки дожить до того дня, когда на Спасских воротах Кремля будет повешена троица – Горбачев, Ельцин, Шеварднадзе, рядом с ними – Черномырдин, Гайдар, Чубайс и вся остальная воровская демо-шелупонь…

– Будем надеяться, – сказала Новосильцева. – А теперь скажите, во сколько мне обойдутся эти апартаменты?

– Не скажу, – усмехнулся Иван Иванович.

– Отчего же?

– Потому что нечего сказать. Платит фирма. Вы – наша гостья.

– О-ля-ля, Иоханаан Иоханаанович! – неодобрительно покачала она головой. – Вы хотите, чтобы меня потом называли платным агентом КГБ? Ни за что!

– Никто не будет называть, – заверил Иван Иванович. – По одной простой причине: КГБ почил в бозе. Сотрудники разбежались – кто к банкирам, кто к бандитам.

– …Кто к Ельцину и Абрамовичу.

– Это одно и то же, – согласился Иван Иванович.

– Вот что, дорогой мой, – сказала графинька. – Сейчас полдень. Когда сбор?

– В четырнадцать. Я вам больше не нужен?

– Вы мне нужны всегда! – заявила Новосльцева. – Но сейчас я вас отпускаю.

К четырнадцати часам все были в сборе. После короткой церемонии знакомства Новосильцева взяла дело в свои руки. Она села за стол, раскрыла свои бумаги и внимательно посмотрела на гостей – Куликовскую-Романову, ее спутника Онтонова и профессора Беляева, официального члена немцовской государственной комиссии по «царским костям».

– Прежде чем мы приступим к обмену информацией и, возможно, мнениями, может быть, кто-то имеет что-либо особенно интересное или важное, что следует выслушать в первую очередь? – спросила Новосильцева.

Профессор Беляев деликатно откашлялся.

– Прошу вас, дорогой профессор.

– У меня, – сказал он, – ничего сенсационного, кроме вчерашнего решения госкомиссии: считать человеческие останки, найденные Рябовым и Авдониным на 9-й версте от Екатеринбурга, в 200 метрах от будки железнодорожного переезда № 184 под мостиком из шпал, принадлежащими Николаю Второму, Александре Феодоровне, Ольге, Татьяне, Марии – некоторые утверждают, что Анастасии, а также Боткину, Харитонову, Труппу и Демидовой.

– Значит, все-таки решили! – хмыкнула Новосильцева. – Надо отдать должное их смелости и оптимизму. Судебный процесс?

– Никакого судебного процесса не будет, – глухо отозвался Онтонов.

– В самом деле? – искренне удивилась графинька. – Не понимаю… Просто не понимаю! Генеральная прокуратура возбудила уголовное дело по факту найденных останков лиц, погибших, очевидно, насильственной смертью. Довела дело, по их утверждению, до конца. Есть их выводы. Но ведь теперь должен быть суд! В данном случае только решение суда имеет силу закона. И как без такого решения охотникам за романовским наследством? Ни одно государство в мире, ни один банк не может признать юридически полноценным постановление следователя прокуратуры или решение какой-то там комиссии, даже если ее возглавлял Немцов! – ядовито добавила она. – Так? Или я ошибаюсь?