История одной семьи - Майя Улановская

Только что поздравил Маюшку с днём рождения, перевёл ей сто рублей для проведения праздника и трясусь от страха, что она рассердится. Она у нас строгая. А у меня денег на дорогу совершенно достаточно. Я даже думаю отметить этот день, куда ни шло. Хотел эти деньги послать Иринке — ей они тоже не помешали бы, но твоя мамаша известила меня, что переводит ей 400 рублей. С твоей мамашей у нас установилась правильная переписка. Она всё воюет с роднёй, боевая старушка!

Письма Маечки как-то мало радуют. Я думаю, что ожидание решения, хотя она считает, что лично в нём не заинтересована, ей сильно действует на нервы. Какая, однако, дикая и подлая история!

Передай от меня горячий привет Сусанне. Она как-то смешивается в моём представлении с Маюшкой. Я был бы рад, если бы она опять черкнула несколько слов. Что её интересует?

Иринке я послал длиннющее письмо и всё жду ответа, но она не торопится. Ну и Бог с ней, хотя как писать, когда не получаешь писем и не знаешь, каков круг её интересов.

В свободное от писания писем время я почитываю. Читаю иногда английские книжки. Так сейчас одолел роман — не роман, не пойму — «Крестоносцы» Стефана Гейма, разоблачающий американских империалистов, оккупационную армию и ещё кого-то, но в чём именно, я что-то не понял. У него есть и русские герои — военнопленные, сражающиеся вместе с партизанами-французами. Я мог бы побожиться, что встречал их в последние годы.

Ну, будь здорова, дорогая. Ещё раз прошу: береги свои нервы. Целую тебя крепко. Жму руку Сусанне. До скорого свидания. Алёша.

31.10.55

Здравствуй, дорогая моя!

Не сердись — знаю, я опять на пару дней задержался с очередным письмом к тебе, но у меня есть смягчающие вину обстоятельства — я очень занят. Не помню, писал ли я тебе об этом, но я получил больше обычного мрачное письмо от Маюшки. Опять хлопочу о разрешении отпуска к ней на свидание. После того, как я написал просьбу о разрешении приехать на свидание, получил пару писем, гораздо более бодрых и жизнерадостных, с извинениями за мрачный тон предыдущего письма. Но и в этих письмах звучат пессимистические нотки — завидует душевному состоянию молодёжи нашего с тобой времени и говорит о неверии в свои силы и отсутствии перспектив… Я, конечно, её пожурил, как следует, но чувствую, что необходимо с ней устно поговорить. Ей я пишу часто — каждые 4–5 дней, иногда чаще. Она отвечает почти так же часто.

Иринке я пишу пореже, но зато помногу — 8 страниц в письме. Первоначально я задавался целью спровоцировать её на вопросы и установить таким образом постоянную переписку. Результаты пока обнадёживающие: в октябре получил от неё два больших письма и открытку. Я тебе уже писал, что ей я посылаю письма-лекции на исторические темы. Они отнимают у меня много времени на подготовку и, признаюсь, я их иногда по 2–3 раза переписываю, но не жалею об этом — мне самому интересно, и думаю, что и ей это не бесполезно. Переписываюсь с родственниками и приятелями — бывшими сожителями. Фрида Давыдовна, добрая душа, прислала мне два тома лекций Ключевского «История России». Замечательно интересная книга, но читать приходится урывками — некогда. Эта книга мне очень поможет в переписке с Иринкой.

Вернулась из отпуска Елена Яковлевна Клейнер. Она получила справку о смерти мужа. В графе о причинах смерти — волнистая черта. Бедняжка, она всё ещё надеялась…

Маёчек пишет, что она стала очень чувствительна к проявлениям антисемитизма. Даже её любимый писатель Франко отталкивает её нелестными замечаниями о евреях-эксплуататорах. Ну, ещё бы! Меня не так сильно раздражает сам по себе антисемитизм, как равнодушие к нему, нейтральность русских интеллигентов-не антисемитов. Эта гадость должна их оскорблять больше, чем евреев. Как у вас там на этот счёт?

Твои занятия сельским хозяйством, наверное, уже закончились, но пишешь ты не чаще. Я уже довольно давно ничего от тебя не получаю. А у меня по-прежнему без перемен. Впрочем, я думаю, что задержка с разрешением моего дела связана с загруженностью местного аппарата подготовкой отправки героев 17 сентября[200]. Но пока что и их не отправляют. Всё замерло, все чего-то ждут. Может быть, всё разрешится в ближайшее время. Но ждать надоело.

Ну, будь здорова, приветствую Сусанну и целую тебя крепко. Жду твоих писем. Твой А.

P.S. Ф.Д. пишет, что Роберт очень болен. У него сердце. Ирина сообщила, что он передал ей для меня какие-то вещи, что Авра[201] вышла замуж, Стелла — тоже.

18.10.55

Здравствуй, родная!

Кажется, пропустил срок очередного письма. Это произошло потому, что я целых три дня творил для Иринки. Ей я пишу — не скажу, интересно, но, безусловно, объёмно. Последние три послания — по восемь мелко исписанных страниц. Чем это кончится — не знаю, но чувствую, что начинаю выдыхаться. Однако я не вижу другого способа наладить с ней регулярную переписку. В этом месяце, за первые две недели, получил от неё две открытки с требованием — писать ещё, и побольше. Что ж, придётся поднатужиться. Впрочем, мне самому интересно писать на такие высокие темы, как история и философия истории. Я не столько поучаю, сколько сам учусь и привожу в порядок свои мысли. Пригодится. Но муки творчества — значительные.

Маюшка пишет часто и без понуждения. Меня это даже несколько беспокоит. Она работает много и тяжело и время на писание писем урезывает из своего отдыха. Она прислала мне свою последнюю фотокарточку. Личико — чудесное, но мне очень не понравились круги под глазами. Впрочем, она утверждает, что это — дефект фотографии и даже хвастает своим здоровьем.

Но писать ей труднее. Экскурсов в историю она не поощряет. По поводу твоих занятий с Сусанной она выражает восхищение вами, но пишет, что, кроме отсутствия времени, у неё нет также такой жажды знаний, как у Сусанны, и что она не надеется найти в книгах ответа на волнующие её вопросы. Это — много хуже.

Извини, что заполняю письма отчётом о своей переписке, но в этом всё содержание моей теперешней жизни. Время остановилось, и ничего нового тут не происходит. Придётся подождать. Это само по себе не так плохо — надвигается зима, и я даже предпочитаю «начать новую жизнь» весною. А пока понемножку почитываю, беседую с приятелями и, как я уже писал тебе, пишу письма.

Газеты поступают исправно, и радио звучит с подъёма до отбоя. Таким образом, я в курсе всех мировых событий. Я весь — за «дух Женевы», потому что, по-моему, сроки нашего свидания тесно связаны с этим духом. Но он, очевидно, сильно выдохся.

Ты совершенно права, что на логику полагаться сейчас трудно. Кроме факторов внешних, имеются, по всей видимости, и факторы внутренние. Наш Годунов — не один, и дружба, как и любовь, переменчива. Тут также возможны всякие неожиданности. По-моему, нам лучше запастись терпением. И, главное, беречь свои нервы. Они тоже ещё пригодятся.