История одной семьи - Майя Улановская

Долго ли продлится похолодание? Думаю, что будут ещё тёплые дни, но на резкие изменения, по-моему, рассчитывать нельзя.

Ты переоцениваешь культурный уровень моих сожителей. За редким исключением, они во многом уступают моим товарищам по Джездам, Джезказгану и проч. Но я занял больше половины письма историческими экскурсами и переписывать его не хочется — поздно. Напишу через 3–4 дня.

Целую тебя и жму руку С. Горжусь Маюшкой и люблю её подруг и друзей.

Твой А.

9.9.55

Здравствуй, родная моя!

Получил твоё письмо от 24.8 и очень обрадовался, так как на старости лет я, кроме всего прочего, становлюсь ещё и мнительным и легко начинаю воображать. От Иринушки я тоже получил всего два письма со времени вашего свидания, но на днях прибыло письмо от моего друга В.П., как обычно посвящённое нашей младшей дочери. Я хотел тебе его переслать целиком, но оно очень большое и напечатано на машинке на толстой бумаге. Ограничусь цитатами, которые тебя как маму должны интересовать. «При просмотре вытащенных ею фотографий выхватил из общей кучи одну, которую она неуклонно сдвигала в сторону (может быть, провокационно — она обезьяна из породы хитрых), на каковой был изображён молодой человек и за ним — упомянутая обезьяна. Юноша оказался студентом 4-го курса Черновицкого мединститута, микробиологом, работающим над вирусами и собирающимся не далее, как в будущем году, совершить великое открытие. В отличие от подавляющего числа Александров Македонских, он очень недурно учится и, кажется, вообще паренёк неплохой, во всяком случае, не пижон. Судя по фотографии, юноша очень интеллектуальный, но он, по-видимому, не такой „пламенный правдоискатель“, как Ирина… Были прочитаны отрывки из писем Виктора, разумеется, чрезвычайно высокого штиля, посвящённые исследованиям, которые он ведёт и вообще Наукам (с большой буквы). Дела материальные у неё неважнецкие. Собирается поступать медсестрой на полставки». Далее идут объяснения, почему В.П. не может ей сейчас материально помочь.

Не знаю, как ты, но я нисколько не обеспокоился и даже — совсем напротив. Но планы совместной работы и учёбы — мне меньше нравятся, уж очень она слабенькая.

Очень меня радует твоё благотворное влияние на молодёжь. Нажимай на своих племянниц, не жалей их. Теперь только учиться и учиться — потом некогда будет. Даже я, старая рухлядь, стараюсь набираться ума-разума.

Да, трудно бывает сформулировать свои мысли о щенках Ч. Но и мне — не легче. Я сейчас, как ты знаешь, заинтересовался историей. Особенно меня занимает Борис Годунов. Задача, которую он себе ставил, была очень проста: сохранить новый социально-политический строй — неограниченное самодержавие — и преданное ему новое дворянство, отказавшись от одиозных подробностей режима Ивана Грозного — от опричнины, собачьих голов и хвостов, бессудных расправ и проч. Он сравнительно далеко пошёл в этом направлении. Результаты — известны.

Ну, конечно, ты права относительно причины задержки ликвидации маюшкиного детского сада, но раньше или позже это решение принять придётся, и мне даже кажется, что чем позже это решение будет принято, тем радикальнее оно будет.

Стихотворений Маюшки Ирина мне не присылала, так же, как и фотографий. По словам В.П., она не присылает своей фотографии, потому что не фотогенична. Ну, бог с ней, с её фотографией, приеду — увижу оригинал. Жаль, что она маюшкину карточку не присылает.

Меня сильно занимает Женя Г. В нём, по-моему, по-моему, причина к теперешнему состоянию Маюшки. Впрочем, последние её письма — довольно бодрые и, главное, — частые. К сожалению, круг наших интересов — различен, приходится почитывать то, что я иначе бы читать не стал.

Удовлетворяю твоё любопытство по поводу «Истории СССР, 19 век». Это один из томов многотомного труда. Этот том посвящён 19-му веку. Авторы — действительные члены-корреспонденты Академии наук, профессора и т. п. в большом количестве, всех не перечесть, предназначается для исторических вузов.

Фаста я, пожалуй, теперь достану. Просматриваю пока Драйзера «Американскую трагедию».

Об истории с медалями я тебе уже писал в прошлом письме. Она, во всяком случае, говорит о то, что я не нахожусь на особом счету, и это даёт надежду на то, что меня всё-таки пустят в Клин.

Родственники, написав по письму и прислав денег, пока замолчали. Но я не скучаю и не огорчаюсь. Горячий привет Сусанне. Целую крепко. Твой А.

16.9.55

Родная моя, здравствуй!

Известий по-прежнему никаких. К тому же мои постоянные корреспонденты тоже, по-видимому, приутомились и замолчали. Молчит и Иринка. Но слухи не прекращаются. Говорят, что предстоят перемены, что нас откомандируют — не то в другие дома, не то — уволят под чистую. Доказательства: не состоялась очередная регистрация, участились посещения всевозможных комиссий, и.т.д. А пока скучновато.

Тут и раньше было скучно, а теперь — зелёная тоска. Дуют свирепые ветры, холодно, и прогулки в поле приходится сократить. Сидим по комнатам, дуемся в шахматы, читаем. Четыре человека в комнате — это всё же многовато. Один мой сосед поёт (очень скверно). Он участвует в кружке самодеятельности, и хотя поёт он одну только песню, но зато — с утра до ночи, с перерывами только для принятия пищи. Другие увлекаются радио, которое поэтому бубнит у нас с утра до отбоя. Всё это несколько развлекает и мешает сосредоточиться.

По-прежнему увлекаюсь историей, и настолько, что ничего другого читать не могу. Лежит у меня «Дон Жуан» Байрона на английском языке, но я ещё не взглянул на него.

Центральная идея раннего христианства — это ожидание Страшного суда — крушения старого мира и наступления Царства Божия в самое ближайшее время. Это не мешало, а наоборот — помогало им совершать всякие мерзости, в порядке ускорения наступления «Нового Иерусалима» (это я — на тот случай, если ты тоже увлечёшься проповедью сектантов).

Читаю я подряд всё, что относится к истории человечества, и с одинаковым интересом. На днях мне попалась в руки прекрасная книга «Избранные письма К.Маркса и Ф.Энгельса». Жаль, что это избранное, и даются только отрывки, но и то, что даётся — интересно и поучительно. Какая глубокая вера в неизбежность в самое ближайшее время крушения ненавистного капиталистического строя, в наступление всемирной социальной революции.

Энгельс, как известно, специализировался на военных вопросах. Но это — не академический интерес к науке о войне. В письме к Вейдемейеру (12 апр. 1853 г.) он сообщает, что уже изучил старые кампании, наполеоновские походы, Жомини, Клаузевица и др. «Вопрос о том, заключался ли оперативный план Наполеона в 1812 г. в том, чтобы сразу идти на Москву, или в первую кампанию продвинуться только до Днепра и Двины, снова встанет перед нами при ответе на вопрос, что должна делать революционная армия в случае удачного наступления на Россию». Но меня, признаюсь, больше трогают поэтические места в этой переписке. Говоря о позорном поведении прусского правительства, «сбросившего пышный плащ либерализма и представшего во всей наготе перед миром», Маркс говорит, что это заставляет его закрывать глаза от стыда, и дальше высказывает прямо замечательную мысль: «Стыд — это уже революция; …стыд — это своего рода гнев, только направленный вовнутрь» (Маркс-Руге, март 1843 г.). Очень красиво.