Дорога неровная - Евгения Изюмова

А поезд мчался вперед…

В Екатеринбурге, хотя стоял конец августа, был мрачно, холодно, дождливо, и Александра с сыном просидела несколько часов на вокзале, дожидаясь поезда в Тавду. Екатеринбургский вокзал стал намного больше, благодаря пристроенному крылу, но всё такой же суетный и многолюдный, как прежде, потому что через него следовали пассажиры во все концы страны: нет направления на Урале, в маршруте которого не значилась бы станция Свердловск — с переменой имени города, название станции не изменилось. Только на короткое время Александра покинула вокзал, чтобы купить теплую обувь себе и куртку сыну: одежда южан совсем не подходила к уральскому климату.

И в Тавде сыпал мелкий нудный дождь, и настроение пасмурное не проходило, однако показалось: тучи разбежались от сердечной встречи на перроне.

На фестиваль в Тавду приехали барды и поэты со всего Урала и даже из Москвы. Приезжих на автобусах отвезли за город в пионерский лагерь, разместили в большом двухэтажном корпусе, а некоторых — в небольших коттеджах. Александре отвели двухместную комнату в коттедже. И хотя по-прежнему сыпал дождик, было прохладно, настроение у неё стало солнечное: она вновь в Тавде! И уже не возникло тягостного чувства горечи, не было ощущения несчастья, которое преследовало её многие годы. Тавда перестала быть для Александры несчастливым городом, а стала просто городом детства, местом, где можно помечтать, но уже много незнакомых людей на улице, скользят равнодушные взгляды по её лицу, и редко, кто вдруг вскрикнет удивленно: «Это ты? Здравствуй!»

И как десять лет назад, она с подросшим Павлом ходила по улицам родного города, побывала и возле дома на бывшей улице Сталина, где родилась и выросла, откуда выпорхнула в больший мир, скрывавшийся за сосновыми лесами, окружавшими город. Палисадник возле дома снесли, и даже следа не осталось от маленького садика, который создала Павла Федоровна, лишь громадина-тополь посреди двора по-прежнему шелестел листвой, видимо, не хватило сил уничтожить его: тополь в три обхвата — это вам не жалкие прутики смородины.

Александра погладила корявую кору тополя, прикоснулась рукой к одной из веток, мысленно пожелала ему: «Живи сто лет», и тополь, казалось, прошелестел в ответ: «Будь и ты здравой…» И вновь задумалась Александра о своей судьбе, о том, что Тавда — словно некая отправная точка. Её собственная жизнь — замкнутый круг, но всякий раз, оказавшись в родном городе, Александра почти зримо ощущала, что стоит уже выше прежней стартовой точки. И где бы ни находилась Александра, Тавда не отпускала её душу из своих объятий. Об этом она впервые задумалась, когда разбирала архив матери. Она вспоминала все, что рассказывала Павла Фёдоровна. И размышляя о том, соединяя воедино все жизненные странности, которые, казалось бы, только случайности, Александра с удивлением осознала, что по жизни её ведет вперед невидимый поводырь, о котором она и не подозревала. Ей суждено было встретиться с Изгомовым, раз не соединились их роды с помощью старших детей, потому ей так хотелось вернуться в Тавду. Там была развилка ее жизненной дороги, а чтобы она выбрала тот путь, по которому сейчас шла, может, и предначертано было умереть матери именно тогда. Это было похоже на мистику, но Александра давным-давно поняла, что хоть человек и кузнец своего счастья, однако счастье человеческое зависит не только от него, а от кого-то ещё, но от кого — она не знала.

И может быть, она свою судьбу видела во сне, но не сумела это понять? Тогда она своим странным снам не придавала значения, но сейчас вспомнилось всё так ярко, словно недавно видела те сны. После смерти Николая Константиновича ей часто виделись кошмары: он гонялся за Александрой, размахивая топором, почти настигал, но всё-таки ей удавалось в самый последний момент ускользнуть из под страшного, величиной в пол-неба, острого, блестящего лезвия. Шура страшно кричала, но не слышала своего крика, не слышали и девчонки, жившие с ней в одной комнате, наверное, потому, что в этот момент Шура всегда просыпалась в холодном поту, а потом полночи лежала, вперив взгляд в потолок. В то время у неё появились первые седые волосы.

Кошмары закончились с рождением Антошки. В самую первую ночь, когда она оказалась дома после роддома, ей и приснился новый чудной сон. Сначала был давно знакомый кошмар, однако в тот момент, когда Шура должна была проснуться, вдруг перед топором возникла призрачно-легкая фигура женщины в белом одеянии. Она выставила вперед ладонь, словно щит, и тут же исчезли топор и лохматое чудище с лицом отца. Женщина обратила к Александре печальное лицо, показавшееся ей почему-то знакомым, и тихим голосом произнесла: «Тебе суждено развеять злые чары… Тебе будет трудно, но терпи, тебе дан терпеливый характер… Будет немало невзгод на твоем пути, но смело иди вперед, ты все преодолеешь, верь, сколько бы не было бед, ты рождена под счастливой звездой…» Белая фигура постепенно стала прозрачным зыбким маревом, как парок над пашней в теплый весенний день, и вскоре ничего не осталось даже от марева.

С тех пор Смирнов больше не являлся к ней во сне, но когда умерла Павла Федоровна, они привиделись ей вдвоем — счастливые и умиротворенные, словно, наконец, навсегда помирились.

Судьба, как Александра считала, была к ней благосклонна, вероятно, она и пришла к ней во сне в образе призрачной женщины. А может, её от несчастий хранила душа матери? Судьба — это цепь событий, это невидимая путеводная нить, которая ведёт человека по жизни. Даже переезд в другой город — не случаен, он был предопределен. «Где родился, там и пригодился», — любила повторять бабушка, Валентина Ефимовна. Александра родилась на улице Сталина, не раз покидала её, и вновь оказалась на ней, но уже в другом городе, потому что та улица, как выяснилось потом, тоже носила когда-то имя этого человека.

Судьба той же зимой преподнесла новый подарок: из Тавды прислали приглашение на празднование юбилея школы. Александра сначала опечалилась: ехать далеко, с деньгами напряжёнка. Но удалось выпросить командировку в Екатеринбург, и вновь поезд повёз ее через Уральский хребет в родные места.

Поезд «Свердловск-Тавда», как обычно, отправлялся поздно ночью. Александра заняла своё место в купе и сразу заснула, едва постелила постель. Спала на удивление спокойно и проснулась за час до прибытия. В окна вагона пробивался смутный зимний рассвет, и когда до Тавды осталась пара станций, проснулся и попутчик с верхней полки. Лица его Александра не видела ночью — в вагоне был полусумрак, не увидела и сейчас.

Мужчина пошел умываться, вернувшись, остался в коридоре у окна. Был он не очень высок, крепок и плечист, но глянула Александра на его голову, и ее опалило жаром: над правым ухом явственно виднелась седая прядка, точь-в-точь такая же, какая была и у Антона Букарова от рождения. Александра вжалась в угол своей полки, ей показалось, что глаза у нее огромные-огромные, так она их распахнула.

«Антон?! — полыхнуло в голове. — Вот повернется он, и что я ему скажу…» Но в этот момент проводница принесла билеты. На билете мужчины была совсем другая фамилия, и Александра облегченно вздохнула: судьба по-прежнему считает ненужной её встречу с Букаровым.

Школа, как тридцать лет назад во время праздника, сияла огнями. В длинном коридоре выстроились плечом к плечу бывшие выпускники. Александра смотрела на них и видела каждого совсем юным, веселым, с шалым огнем в глазах от избытка энергии, от бурлившей молодой крови. Знакомых лиц было мало — поразъехались бывшие выпускники по всей стране. Но те, кто остался в Тавде, почти все имели хорошие должности, правда, мало было в том толку: заводы работали в полсилы, а государственные служащие зависели от того, сколько налогов заплатят заводы. Её бывшие «пионерики» стали столь солидными людьми, что один из них начал явно ухаживать за своей отрядной вожатой, а она сейчас опять была той же самой девчонкой, как тридцать лет назад… Но среди друзей не было того, ради кого Александра и приехала — Антона Букарова.

Уходила Александра из школы вместе с одноклассницей, приютившей её на ночь. Они шли по тихим улицам, и, казалось, не было тридцати прошедших лет. Подруге тоже несладко пришлось в жизни: рано осиротела, рано овдовела, и с новым мужем бывают иногда проблемы, а всё-таки не растеряла юного задора.

Радуясь за нее — Инга работала главным бухгалтером лесокомбината — Александра слегка завидовала её житейской мудрости, умению ладить с людьми, смелости: взвалить на свои плечи такой заводище, как лесокомбинат да к тому же стоящему почти на коленях — это надо иметь мужество.

«Есть город, в котором давно не живу…» И как же порой хотелось Александре вернуться в свой родной город навсегда! Однажды такая возможность чуть не стала реальностью, когда ей предлагали должность директора типографии либо заместителя редактора городской газеты. Но не решилась Александра на переезд. Побоялась, что не справится, потому что была задавлена тогда семейными проблемами, которые обрушил на неё Виталий. Тем более что и в другом городе, в котором жила, Александра уже имела авторитет. Она стала не только журналистом, как мечтала в юности, но и тем, кем не довелось стать её матери, Павле Федоровне — писательницей. И город тот стал тоже родным и любимым.