Тайный советник вождя - Владимир Успенский

— Психология временщика. Вчера в Москве, сегодня в Киеве, завтра еще где-то. Вдохновил массы — и покатил дальше, куда пошлет партия.

— Не надо так, Николай Алексеевич, — нахмурился Сталин. — Хрущев добросовестный энергичный работник, достойный доверия. Мы ему подсказали, он сделает.

— Но лишь после того, как вы объяснили ему насчет Франции… Бедной была бы Франция!

Читатель, конечно, понимает, что я не пытаюсь воссоздать всю многообразную историю минувшей войны, а лишь рассказываю о тех событиях, участником или свидетелем которых мне в той или иной степени довелось быть и которые непосредственно касаются Иосифа Виссарионовича. Одни из этих событий общеизвестны, и я только высказываю свое отношение к ним, свое видение, свою точку зрения. О других событиях по каким-либо причинам долго не упоминалось, о третьих вообще был осведомлен лишь я или узкий круг лиц, из которых почти никого теперь нет в живых. Не забывайте, пожалуйста, об этом, знакомясь с моей исповедью, не пеняйте на отсутствие последовательности. Достоверные исторические исследования создают наши славные историки, каждый раз обновляя свои оценки при очередной смене руководства. А у меня только воспоминания.

Не следует думать, будто после подписания с Германией пакта о ненападении наши военные деятели совсем опустили руки и перестали заботиться об укреплении обороноспособности. Да, их били по рукам, хотя бы таким документом, как известное сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года. Однако в вооруженных силах было достаточно людей, которые понимали: политики могут позволить себе все, что угодно (любые игрища, говорил я), а у армии, у флота одна задача — защищать страну! Осуществлялась не только долгосрочная стратегическая программа перевооружения и укрепления наших войск, но и велась кропотливая, подспудная работа по подготовке к отражению германской и японской агрессии.

Послевоенные исследователи или не знают некоторых существенных фактов, или по каким-то причинам не придают им значения. Примеры? За месяц до начала боевых действий в Московском военном округе приступили к негласному формированию полевого управления еще не существовавшего тогда Южного фронта. Командующим войсками этого потенциального фронта был назначен генерал армии И. В. Тюленев, а членом военного совета армейский комиссар 1 ранга А. И. Запорожец. На третий день войны командование и штаб Южного фронта уже приступили к управлению войсками, сражавшимися с немецкими, венгерскими и румынскими дивизиями. Так что не из «ничего» возник Южный фронт, он был организован заранее. А уж в какой степени справился со своей задачей — это другой вопрос.

Незадолго до нападения гитлеровцев в глубинных областях страны было создано несколько полнокровных армий, причем сделать это удалось настолько скрытно, что германская разведка ничего не знала. Речь пойдет об одной из новых, о 19-й армии, с которой мне довелось познакомиться особенно близко. Судьба ее довольно типична. Развертывалась весной сорок первого в Северо-Кавказском военном округе. Дивизии постепенно пополнялись за счет приписного состава до штатов военного времени. А люди были какие! Казаки, осоавиахимовцы, «ворошиловские стрелки», «ворошиловские всадники»! К этим званиям теперь можно относиться скептически, но в ту пору они давались лишь после соответствующей подготовки. Казак, пришедший тогда в дивизию, мог отлично стрелять, владел шашкой, имел спортивную закалку.

Формировал армию генерал Иван Степанович Конев (он же командовал округом со штабом в Ростове-на-Дону). Я довольно хорошо знал этого самоуверенного товарища, не упускавшего возможность козырнуть, что родом из крестьян, из самых низов, на империалистической войне дослужился до унтера. Целиком и полностью, мол, из народной массы. В гражданскую войну — комиссар, участник разгрома Колчака. С моей точки зрения, Конев был не боевой командир, а скорее военно-политический деятель такого же типа, как Климент Ефремович Ворошилов. При Ворошилове и рос. Энергичен. Предан партии Ленина — Сталина, имеет военную подготовку, больше ничего и не требовалось.

Нет, мы не так уж плохо готовились к сражениям с гитлеровцами, как об этом кричат послевоенные кликуши. Наряду с другими войсками, сильная 19-я армия предназначалась для того, чтобы нанести контрудар по возможному противнику на юго-западном направлении, загнать неприятеля в припятские болота и там уничтожить. Идея была правильной. Весь май полки и дивизии этой армии постепенно перебрасывались на Украину якобы для проведения учении. Истинную же цель не знал никто, кроме Конева и, естественно, нескольких ответственных работников Наркомата обороны и Генерального штаба.

К началу войны 19-я армия почти полностью сосредоточилась в районе Черкасс, расположившись в палаточных городках. А вскоре после того, как прогремели на границе первые залпы, форсированным маршем двинулась к реке Тетерев, чтобы занять оборону по рубежу старого Киевского укрепленного района. Создавался этот УР еще до освобождения Западной Украины, в последнее время был в полном запустении, сооружения заросли бурьяном, оружие было снято, бронированные укрытия для артиллерийских орудий и пулеметов начали оседать, разрушаться. И все-таки, занятый кадровыми, хорошо вооруженными частями, этот УР стал бы надежным щитом Киева, послужил бы прочной тыловой опорой для войск, которые вели приграничное сражение. Замысел был правильный. Однако 19-я армия не успела занять Киевский УР и уж тем более восстановить его. Когда немцы захватили Минск, когда танки Гудериана двинулись к Смоленску и стало ясно, что главный удар неприятель наносит на московском стратегическом направлении, было принято решение срочно перебросить сюда, навстречу врагу, несколько армий с других участков фронта. В том числе, и как можно скорее, 19-ю. А предложение было внесено Шапошниковым и мною, поддержано Жуковым и Тимошенко. Мы с Борисом Михайловичем исходили из того, что московское направление, безусловно, является главным. Опыт показал, что, начиная войну с каким-либо государством, Гитлер каждый раз поражал прежде всего сердце страны, бросал свои войска по прямой на столицу. Вероятно, так он вознамеревался поступить и теперь. Но для того чтобы добиться быстрого успеха на определенном направлении, наступающий должен сосредоточить здесь свои основные силы. Значит, на других участках (на Украине и в Прибалтике) у немцев меньше сил и средств, меньше резервов, и мы можем снять оттуда некоторое количество своих войск. Конечно, рокировка целых армий в разгар сражений — дело весьма сложное и даже опасное, но мы считали, что именно это позволит нам быстро укрепить самое важное западное направление. А затем и сюда, и на другие участки подойдут войска из глубокого тыла, вновь создаваемые соединения. Увы, и Борис Михайлович, и особенно я в значительной мере жили еще представлениями империалистической и гражданской войн, еще не учитывали многого: большую подвижность наземных механизированных и моторизованных войск, роль авиации, опыт и организованность немецких армий, неумение наших молодых командиров управлять соединениями и объединениями. И нам, людям уже пожилым, приходилось переучиваться, осваивать новое в ходе боевых действий.

— Где сейчас командный пункт Западного фронта? — спросил меня Сталин.

— В Гнездове — дачный поселок Смоленска. Там Тимошенко и часть штаба.

— Вылетайте в Смоленск, — распорядился Иосиф Виссарионович. — Помогите Шапошникову[42] проконтролировать прибытие и использование войск. Особенно девятнадцатой армии. — И, помолчав, добавил: — Вылетайте с наступлением темноты. Днем там хозяйничает немецкая авиация… Жду ваших сообщений, выводов, предложений.

И вот я снова на Центральном аэродроме. Совсем недавно вылетал отсюда курсом на Минск, а теперь маршрут был гораздо короче, всего лишь до Смоленска. Да и то неизвестно, можно ли там приземлиться, немецкие танки были где-то поблизости.

Слава богу, все обошлось благополучно. Утром я добрался до Гнездова и там встретился с Тимошенко и Шапошниковым, которые только-только пробудились от короткого сна. Вместе позавтракали, круто соля свежий крестьянский хлеб и запивая парным молоком. На гул вражеских самолетов, на глухие взрывы авиабомб, от которых содрогался дачный деревянный домишко, никто не обращал внимания. Немцы бомбили Смоленск и шоссе, все это стало уже бытом, горьким, но привычным фоном.

Смачно отхлебывая из большой кружки, Тимошенко выразил пожелание, чтобы я побывал на передовой, на прифронтовых дорогах, посмотрел, что там творится. Для доклада товарищу Сталину. Можно, мол, поехать с его заместителем генералом Андреем Ивановичем Еременко. Я промолчал — надо было сориентироваться в обстановке.

Побеседовав после завтрака с Борисом Михайловичем Шапошниковым, узнал новости, отнюдь не радующие. Особенно по 19-й армии, на которую возлагались большие надежды, ради которой я и приехал на Западный фронт. Переброска армии из-под Киева началась успешно. Прозевали немцы начало рокировки. Головной эшелон, в котором находилось все армейское управление, без помех проследовал до станции Рудня, возле которой намечено было развернуть в лесу штаб армии. Почти без потерь прибыли к местам разгрузки эшелоны 127-й и 129-й стрелковых дивизий, входивших в состав 25-го стрелкового корпуса. Они усилили нашу группировку в районе Смоленска. А потом фашисты словно бы спохватились, начали почти беспрерывно бомбить все станции, через которые шло с юга подкрепление на Западный фронт: Фастов, Дарницу, Конотоп, Брянск, разъезды и полустанки. Велики были разрушения на железнодорожных магистралях, велики потери в людях и технике.