М. С. - Владимир Чистяков

— Слушай, а чего ты так взъелась? Когда дом горит, стёкол не жалеют. Возьми верх они — тебя бы за компанию с детьми вздёрнули бы на воротах Загородного. Тебя-то понятно, а их за что? Тоже ведь ни в чём не повинные. А меня так и до виселицы не дотащили. По дороге бы разорвали. Кого ты жалеешь? Дерьмо, подобное тому, которое угробило мою Родину. Ну, так туда им и дорога.

Можешь в тюрьму на юго-западе сгонять. Нашли мы там… Наших. И не только. Съезди, посмотри. Полезно будет. Только учти — пара человек от зрелища уже спятила.

Я просто горда тем, что в уничтожении этих паразитов есть и моя заслуга. Пусть маленькая, но есть. Да и тебе есть чем гордится.

Что о них переживаешь, о мрази этой?

— Ты и вправду Чёрная. — изменившимся голосом сказала Софи.

— Я только недавно это поняла. Скоты двуногие заставили меня стать такой. И если сегодня этих скотов станет меньше — замечательно.

— Там ведь не только скоты.

И чует Сашка, что-то не то она сделала сейчас. Сильно уронила себя в глазах Софи. И злишься от этого, но сделать ничего не можешь.

— А такие, как я, кровью умытые, скажем тебе: лучше расстрелять десять невинных, чем пропустить хоть одного виноватого.

— Среди тех людей есть мои… Ну, пусть не друзья, а неплохие знакомые. В моем мире трещина. И по обе стороны те, кто мне дорог.

Софи говорит устало. Всё-то Александра с тобой ясно. Как жаль, что обманулась в тебе.

— Софи, а ты помнишь что эта прекраснодушная интеллигенция сотворила у меня дома?

— Допустим, не только она.

— Согласна. Но сейчас-то речь идет только о них. Не за урок же и национальных гвардейцев ты пришла просить. Ты свой выбор сделала. Они тоже. Когда 'Раздавите гадину' подписывали. А ты 'Раздавите гадину' разорвала. На весь мир показала, с кем ты. И всё. Они тебя обратно не примут. Даже если вновь верх возьмут. И тебе их жалеть не советую. Кто не с нами — тот против нас.

— Вот значит как! — с вызовом сказала Софи.

— Значит, вот так! — с таким же вызовом отозвалась Сашка.

Когда-то она считала Софи очень недоброй. А теперь же скрипя сердцем признавала — куда гуманнее чем она Ледяная принцесса. Что-то она там говорила насчёт грязи. Что же, к Софи мерзость и вправду не липнет. А вот Сашка как-то незаметно, и притом по своей воле, вся перемазалась. И горда этим пожалуй. Только тот ли это повод для гордости?

''А ты ведь тоже чёрная' — вспомнилось Сашке высказывание Софи. Как давно это было! Целую жизнь и войну назад. В другом мире.

Тогда Сашка не поверила. Тогда… А сейчас Сашка действительно, чёрная и по сути, чёрная потому что до черноты обгорела душа. Тогда казалось, что Марина и Софи слишком жестоко рассуждают о некоторых вещах, и слишком мало ценят человеческие жизни.

Что же, теперь она и сама прекрасно знает, как пахнет кровь, как выглядит смерть, и при случае будет рассуждать также, как Софи тогда. А может, и пожестче.

Какой она была тогда? Уже и не помнит. Сейчас же рука уверенно лежит на эфесе парадной сабли, сабли, в золотую рукоять которой вделана одна из высших наград империи — Золотая Звезда.

Неужели она когда-то, действительно, боялась всех и вся, ей резали слух крепкие выражения, а когда оскорбляли, она плакала. Неужели когда-то всё это было?

Сейчас же её иногда называют в прессе второй М. С., конечно, это очень сильное преувеличение, но всё равно, лестно. Она зла, желчна и раздражительна. Плоховато гнётся левая рука, возле сердца сидят две пули. Ей ещё нет и тридцати.

Ветер колышет чёрный плюмаж парадного шлема.

Всё-таки она не жалеет о своём выборе. Там, дома, она всё равно была всем и вся чужой. Белой вороной. Человеком, опоздавшим родиться. Недолго живут такие как она во времена дикого капитализма (хотя с её точки зрения других разновидностей этого строя и не бывает). Не умеющих устраиваться людей перемешивают с грязью, ломая в них всё, что ломается. Только не ломаются они. Уходят, какими были. Но это там. А она здесь.

Тоже не рай. Но всё-таки поздоровее этот мир. Да и подобрее, пожалуй. Меньше здесь озлобленности и ненависти. Больше добра. Ценят здесь всё-таки людей, а не то, сколько у них денег. Хватает здесь тех, кто ещё не разучился разговаривать на языке товарища Маузера. А любящие лить из пустого в порожнее ораторы таких боятся. Очень. Здесь и за слова, и за дела спрашивают жёстко. Сложно остаться безнаказанным. Ибо есть ещё те, кто не продаются. Власть- у них.

Когда мальчишки раскрыв рты смотрят тебе вслед, это чего-то да стоит. Спроси любого — он назовёт все твои ордена. Круглыми глазами будет смотреть на Золотую Звезду. Дорого стоят подобные взгляды. Там их уже нет. Ибо такое ни за какие деньги не купишь.

Начало лета. В школах недавно закончились экзамены. Сашка была на выпускном вечере. Какой-то мальчишка с недавно проклюнувшимися усиками пригласил её. Как он там к ней обратился? ' Товарищ кавалер Золотой Звезды '. Эти дети видели путчи, гражданскую войну и революцию. А теперь начинается новая жизнь. У них по крайней мере.

Да ведь и Сашка по годам ещё молода. Тридцати нет. Но выглядит гораздо старше. А чувствует себя… да, наверное, на все семьдесят. Её пригласили не узнав. Просто увидели звезду на груди и старинный меч. Не знают, что она не так уж намного старше их. И о многих бурях, о которых они помнят, она только слышала.

Интересно, каким будет здешнее послевоенное поколение? Это она успеет увидеть.

Выпускной вечер.

Чей-то первый танец. Костюмы, лёгкие платья.

Она совершенно не запомнила, как это было у неё. А танцевать так и не пришлось. И уже не придётся.

Но не разучилась она радоваться за других. И видеть чужую весну жизни. А у неё уже осень. Хотя ей и тридцати нет.

Стоило жить, раз осознаешь, что в том числе и благодаря тебе они могут так танцевать. Есть у них эта весна.

Она неторопливо идёт по площади. В кармане лежит приглашение на официальный приём по случаю Дня Армии, но туда идти что-то не хотелось. Она практически не имеет друзей, и попросту не умеет веселиться. Так что тащиться на приём- это портить настроение себе и другим.

А дома тоже делать нечего, да и к тому же она там уже несколько недель и так не появлялась. Слишком много возни с освоением новой техники. Вот только был ли в этом смысл? Ведь большой войны в ближайшее время не предвиделось… Хотя… Si vis pacem, para bellum. По старой истине вполне можно жить.

Рядом с Сашкой останавливается машина, номер на дверце говорит о принадлежности к третьей дивизии, а жёлтый пропуск на лобовом стекле — о принадлежности, как минимум, генералу.

Из неё выскочил капитан, козырнул Сашке и сказал: