Творения и Гимны - Симеон Новый Богослов

Всего такого и не знал я, всесвятый Царю, и не желал никогда, и не искал получить от Тебя, но воспоминая грехи свои, искал только отпущения их, и желал, как сказал впереди, Владыка, найти какого–либо посредника и ходатая, чтоб чрез посредство его и мое собственное рабское ему послушание получить прощение многих моих грехов, хотя в будущем. Слыша при сем, как все согласно говорили, что в нынешния времена нет такого святаго на земле, я впадал в великую печаль. Впрочем никогда вполне не верил тому, но отвечал таким, Владыка мой, и говорил, как знаешь: Господи помилуй! Ужели диавол настолько стал сильнее Господа Бога нашего, что всех увлек к себе и перетянул на свою сторону, и никого уже не осталось на стороне Божией? За это, как я думаю, человеколюбче Царю, Ты и возсиял свет Твой святый во мне, сидевшем во тме мира сего и среди стольких зол, и показал мне единаго от святых Твоих, как сделал Ты с рабом Твоим Павлом, коего божественным своим явлением призвал Ты к себе, когда он гнал Тебя. Ибо когда он увидел Тебя и вопросил: кто еси? Ты не сказал ему: Я есмь создавший небо и землю, Я есмь устроивший все твари, — и так не сказал: Аз есмь Сый, или — Бог Саваоф, или — Бог отцев твоих, не сказал и никакого другого из славных наименований Твоих; но сказал ему только: Аз есмь Иисус, егоже ты гониши, — давая ему ясно разуметь, что Ты еси Бог, воплотившийся ради нас, котораго он гнал. Тоже самое сделал Ты и со мною, когда благоволил указать мне святаго Твоего Симеона. Ибо когда божественный Твой свет осветил все и меня беднаго, и сделал ночь светлейшею паче дня, тогда сподобил Ты меня с трепетом увидеть и его, на оной высоте божества Твоего как на небе, где стоял он близ божественной славы Твоей, не венцем каким украшенный, не в светлую одежду одеянный, и не в другом каком виде, но каким был он, когда находился со мною, и каким видели его каждый день на земле, таким, Ты показал мне его и на небе. Чего же ради таким? Того ради, чтоб я не думал, что иной есть тот, кто бывал со мною, и иной тот, который явился мне на небе, не впал чрез то в ошибку и не лишился добраго пастыря, — я, овча погибающее. При всем том однакож и этим бывшим со мною чудом не вразумился я окаянный, и не пришел в чувство, но мало–по–малу увлекся опять миром, по нерадению моему и лености, и впал в прежния худости или еще и большия. Ты же, благоутробный и долготерпеливый Царю, и после сего не отвратился от меня, но меня обратил к Себе опять посредством сего святаго, сподобив меня припасти к святым стопам его, когда державною рукою Твоею и мышцею Твоею высокою исхитил и извлек меня из прельстительнаго мира и от всех мирских дел и утех, отдалил вместе с тем от всего телеснаго и душевнаго (о чудо, о любовь, о снисхождение, какое являешь Ты к нам, человеколюбче Боже!) и ввел в чин работающих Тебе единому. После сего Ты даровал мне Владыко, молитвами святаго, не только прощение безчисленных грехов моих, но и все блага, о коих я сказал выше, или лучше сказать, Ты сам соделался для меня всем. Ибо так как Ты прежде обитал внутрь его и просвещал его светом божественной славы Твоей, то, когда я приблизился к нему и ухватился за ноги его с покаянием и верою, тотчас почувствовал в себе божественную теплоту; потом от слов его почувствовал некое божественное веяние, после — огнь сердечный, в силу коего начали источаться непрестанные потоки слез; затем — почувствовал внутрь ума моего тонкий луч, блеснувший быстрее молнии; далее — явился мне какбы свет ночью, и малое облако пламеневидное, которое село на главе моей в то время, как я, павши лицом ниц, творил молитву мою; потом оно взлетело горе и спустя немного опять явилось мне на небе.

После сего, когда я разсуждал, что бы значило такое явление, совершилось нечто другое, еще более дивное, чем это. Ибо будучи однажды искушаем во время сна злыми демонами и некиим их искусством возбуждаем к страстному истечению, и по сему случаю сильно противоборствуя им и призывая Тебя, Господа света, помочь мне, я проснулся и избежал от рук демонов неискушенным. Когда за тем дивился я сам в себе противоборству своему и мужеству, и особенно неподвижности на страсть и разсуждал, — откуда бы явилась во мне такая необычная победа, что даже когда сплю, противоборствую, и бываю сильнее борющих меня врагов, и побеждаю их державно дивною победою, — вдруг (о чудо!) Того, Кого я воображал сущим на небе, узрел внутри себя, — Тебя, говорю, Творца моего и Царя, Христа. Тогда уразумел я, что то была Твоя собственная победа, в коей Ты соделал меня победителем диавола. Впрочем я еще не знал, Владыко, как следует, что в видениях тех Ты еси, создавший меня и даровавший мне все сии блага, — не знал еще, что Ты еси в них, многоснисходительнейший Бог мой и Господь. Ибо я не сподобился еще слышать глас Твой, чтоб познать, что это Ты. Ты еще не сказал мне таинственно: Аз есмь; потому что я был недостоин того, и нечист, так как имел слух душевный еще заложенным перстию греховною и очи мои держимыми (из слов: очи ею держатеся) неверием, неведением и мраком страстей. В таком находясь положении, я и видел Тебя, Бога моего, но как не знал и не верил, что Бог является человеку, поколику возможно Ему явленным быть ему, не понимал, что Бог, или слава Божия есть то, что мне являлось, иногда одним, иногда другим образом. Необычайное оное чудо привело меня в изумление и исполнило радостию всю душу мою и сердце, до того, что мне подумалось, что даже и тело мое стало причастным неизреченной благодати. Впрочем я все еще не знал ясно, кто есть Тот, Кто являлся. Я часто видал свет, и иной раз он являлся внутри меня, когда душа моя имела мир и тишину, а иной раз являлся он вне вдали, или даже совсем скрывался, и когда скрывался, причинял мне чрезмерную скорбь, потому что тогда думалось мне, что верно он совсем не хочет уже более являться. Но когда я начинал плакать и проливать слезы, и показывать всякую отчужденность от всего и всякое послушание и смирение; тогда он являлся опять, как солнце, когда оно разгоняет густоту облака, и мало–по–малу выказывается радостотворное, блестящее и круговидное. Так наконец Ты, неизреченный, невидимый, неосязаемый, приснодвижный, везде, всегда и во всем присущий и все исполняющий, видимый и скрывающийся каждый час, или скажу, так, и днем и ночью, удаляющийся и приходящий, исчезающий и внезапно опять являющийся — мало–по–малу прогнал бывшую во мне тму, разсеял покрывавший меня облак, очистил зеницу умных очей моих, открыл душевный слух мой, снял покрывало нечувствия с сердца моего, и вместе с сим усыпил плотскую сласть и совсем изгнал из меня всякую страсть. Сделав меня таковым, Ты, очистил от всякаго облака небо мое, т. е. душу очищенную, в которую приходя невидимо, не знаю, каким образом и откуда, Ты, вездесущий, внезапно обретаешься в ней и являешься как другое солнце. О неизреченное снисхождение!

Вот, братия мои, дивности Божии, которыя творит Он в нас! — Когда же приходим мы в совершенную добродетель, тогда не приходит уже Он более, как прежде без0бразным и безвидным, и не делает присещения и прихода света своего в нас без шума, но приходит в некоем образе, впрочем в образе Бога: ибо Бог не является в каком либо очертании или отпечатлении, но является как простый, образуемый светом без0бразным, непостижимым и неизреченным. Больше этого я не могу ничего сказать. Впрочем являет Он себя ясно, узнается весьма хорошо, видится чисто невидимый, говорит и слышит невидимо, беседует естеством Бог с теми, кои рождены от Него богами по благодати, как беседуют друг с другом лицем к лицу, любит сынов своих как отец, и любим бывает ими чрезмерно, и бывает для них дивным некиим видением и страшным слышанием, о которых не могут они говорить как должно, но опять, и молчать не могут. Горя всегда сильною к Нему любовию и научаемы будучи от Него, сыны Его, иногда болезнуя и плача о чужих страстях, пишут о них; — иногда выставляют, как на зрелище, собственныя свои падения, — иногда с благодарностию повествуя о благодеяниях и действах благодати, бывших в них, богословски песнословят Того, Кто, богодейственно изменял их на лучшее, — иногда слыша, что что–нибудь говорится о душевном спасении нашем противно истине и погрешительно, исправляют то, по мере даннаго им ведения, пиша и представляя свидетельства из Божественнаго Писания. И не могут они совсем иметь покоя, или насытиться возвещением истины, потому что, не суть более господа над самими собою, но суть органы Духа Святаго, в них обитающаго, который подвизает их и сам опять подвизаем бывает ими, — и бывает в них все, что, как слышим, в Божественных Писаниях говорится о царстве небесном, — именно маргарит, семя горчичное, закваска, вода, огнь, хлеб, питие жизни, одр, чертог брачный, жених, друг, брат и отец. И что, много говорить мне о неизглаголанном? Ибо чего око не видало, о чем ухо не слыхало, и что на сердце человеку не входило, то как может измерить язык, и как можно сказать словом? Поистине сие невозможно. Хотя мы стяжали все сие и имеем внутрь себя от Бога, давшаго нам то, но нисколько не можем ни умом того измерить, ни словом изъяснить.