Белые одежды. Не хлебом единым - Владимир Дмитриевич Дудинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я, может, и не явился бы к вам, — сказал Федор Иванович. — Продолжил бы свое небытие… еще года на два. Если бы не это. Понимаете… Есть такой пруд, тихий… Совсем сначала ничего не видно было, гладь сплошная. Только коряга лежит в воде. Бревно. Вокруг него всякая мелюзга суетится, а оно лежит… А потом бревно открыло сначала один глаз, потом второй… Шевельнулось… И оказалось, что это среднего роста крокодил. Который двинулся прямо ко мне и спокойно так меня за ногу… А жертва связана — держит на руках дите. И крикнуть нельзя, надо молчать. А крокодила не моя нога, а именно дите интересует. И тащит… Могу и телефон дать…
— А точнее нельзя? — Второй при этом взглянул на Киценко.
— Я же сказал: его дите интересует. Начальник есть такой, в сортоиспытании. Спартак Петрович. Впился как клещ — давай ему процент участия. Не меньше как пятьдесят процентов. Уже год задерживает. Уже на год сорт опоздал! И все передает через третье лицо…
— Вы это заявляете? Изложите письменно, и там, в бюро пропусков, висит ящик… Туда бросьте…
— Не-ет. Избави бог, не заявляю. Вы слушайте. Он улыбается и ждет, когда я ему в рот заплыву. Будет ждать и год, и два. Вот если бы вы позвонили… Вам ведь эта справка нужна?
— Да, да, конечно… — сказал Киценко.
— И мне же она нужна. Вот если бы вы позвонили и невинным голосом попросили его прислать вам копию. Еще лучше — с подробностями. Когда мы сдали ему сорт Стригалева? В каком положении сейчас?.. Он же трус! Только хлопни в ладоши — сразу нырнет на самое дно. Шкодливая дрянь!..
— Это, к сожалению, не наше дело, — Киценко подобрал губы, — у нас другая задача…
— Это ваше, ваше дело! Послушайте! Почему хорошие люди страдают больше всех? Вот он стоит против всего общества, протягивает свой дар. А общество бьет его по протянутой руке, топчет! Сообща топчут, с помощью собраний. Так это делается, что и не найдешь виновного. А потом, когда человека уже нет, а дар его оценен и уже наступила за столом тишина… о которой Пушкин сказал: «Уста жуют…» Хоть бы тут от человека отстали. Так нет же, из числа жующих вылезает соавтор: «Давайте мне пятьдесят процентов!..»
— Не пройдет, Федор Иванович. Не уговорите, — сказал Киценко.
— Неужели нельзя поломать эту закономерность? Ну поломайте хоть сейчас! Сделайте нестандартное усилие! Позвоните этому борову, испугайте его!
— Вот именно — пугать. С этим покончено. Это совершенно не наше дело!
— Понимаю. Когда гнать замечательного ученого — это было ваше!.. Не хочу продолжать. Я забираю у вас справку. Вот. И кладу в карман. Справка вам нужна? Позвоните, он вышлет…
— Ну ладно, давайте номер телефона… — Киценко улыбнулся соседу, махнул рукой. — Действительно, нужна ведь справка. Подловил нас товарищ Дежкин…
В тишине зажужжал диск. Киценко набрал номер, поднял глаза к потолку, стал постукивать карандашом.
— Из Комитета госбезопасности, — сказал он служебным тоном. — Мне, пожалуйста, Спартака Петровича… Пожалуйста… — Он оглянулся на обоих своих соседей, придвинувшихся к нему. — Спартак Петрович? Это из Комитета госбезопасности, Киценко. Вам сдан для сортоиспытания сорт картофеля. По-моему, год назад. Автор Стригалев… Нет, вы мне скажите: сдан? А вы вспомните, вот передо мной документ за вашей подписью. Сейчас дату скажу… Вспомнили? Не можете вы мне выборочку прислать? Когда сорт сдан. В чем это конкретно выражалось. Да, я это и имею… Какого числа состоялось решение? Чьи резолюции, какого содержания? Как движется дело?..
Трубка торопливо завибрировала. Спартак Петрович бился на крючке, что-то горячо втолковывал. Киценко не перебивал его. Кивал. Он прекрасно вел свою роль.
— Простите, Спартак Петрович, я повторю ваши слова. Значит, так. Стригалев, как вы сказали, взят органами. Известный вейсманист-морганист. Это точно? Академик Рядно упоминал на семинаре? Вот-т оно что… А кто же представил этот сорт? Дежкин? Федор Иванович? Я-асно… Дежкин представил сорт, — повторил Киценко, как будто записывая. — Что скрыли? Ах, факт взятия Стригалева! Дежкин скрыл? Дежкин назвался Стригалевым? Ходит по министерствам как Стригалев! Хорошо, все ясно. Да… Спартак Петрович, это все? Скажите… Да, я понял. Скажите… Я у вас разве об этом спрашивал? Вы записали себе то, о чем я вас просил? Пожалуйста, будьте добры, вот это мне подробнейше и напишите. И желательно в пределах двух дней…
Киценко положил трубку.
— Дежкин прав, это крокодил.
— Еще какой! Классического образца! — вставил Федор Иванович. — Два года назад в этой ситуации он стал бы автором сорта, представляете?
— Завтра я еще раз позвоню ему, напомню, — сказал Киценко.
Тут второй взглянул на своего собрата и показал пальцем на часы, что были у Киценко на руке. И сразу оба, спохватившись, захлопнули лежавшее перед ними дело. Похоже, навсегда. Киценко сунул эту папку в нижний ящик стола, достал оттуда другую, потолще, со свисающей лапшой бумажных полосок, заложенных в страницы. Положил ее перед собой. Затем оба взглянули на Федора Ивановича. Они уже успели перестроиться на решение чьей-то другой судьбы.
— Было очень интересно с вами… — торопливо сказал Киценко, этими словами вежливо отсылая Федора Ивановича из кабинета.
— И поучительно… — тем же тоном добавил другой.
Федор Иванович сейчас же встал. На миг те двое и он встретились глазами. Одновременно что-то подумали. «Кто же они такие? — протек на заднем плане вопрос. — Культура молчания. Закоренелая. Я-то разливался рекой, а они ни слова лишнего. Нельзя. Если и можно — все равно нельзя».
Все же они, пожалуй, не из этого ведомства. Он уходил из комнаты, так и не поняв этих людей. Другой мир. Загадка, сон… Но и для них он остался невиданной вещью в себе. Об этом говорило их молчание, в котором тоже бывают оттенки.
— Что касается вашей жены, — проговорил вдруг Киценко, разгадав угрюмость Федора Ивановича, — никаких данных мы не имеем. И не уполномочены заниматься розыском. У нас вот стоит очередь. — Он положил руку на новую папку, что лежала на столе.
— Вот еще что… — нерешительно заговорил вдруг второй, как бы нарушая тайну. — Вы, наверно, знаете Краснова…
— Смотря какого Краснова… — Что-то толкнуло Федора Ивановича произнести эти осторожные слова, вытягивающие из молчаливого человека его секреты.
— Ну как же! Ваш председатель научного общества. Вы же единогласно избрали его два месяца назад!
Это «единогласно» сказало Федору Ивановичу очень многое. И о нынешнем Краснове, и о тех, кто его выбирал.
— Вас интересуют факты или мнения? — спросил он.
— Факты предпочтительнее.
— Такой есть факт, — сказал Федор Иванович, — на его правой
