Прекрасная Габриэль - Огюст Маке

Габриэль потупила голову с волнением, которого благородство ее характера не позволяло ей скрывать.

— Да, — прошептала она, — я напрасно смотрю на вас таким образом, но как помешать глазам отражать каждое движение сердца? Я постараюсь, однако, если вы этого требуете.

— Все, что вы делаете, все, что вы говорите — прекрасно, Габриэль, и я благодарю вас за все. Это я виноват, что желаю более, когда должен бы считать себя счастливым! Но вот, кажется, конюшие приметили меня и приближаются.

— Когда так, сократим наш разговор, — с живостью сказала Габриэль, которая оторвалась от приятного оцепенения тела и души. — Я призвала вас, Эсперанс, чтобы попросить услуги, которую, с вашей преданностью, скромностью и храбростью, вы один можете мне оказать.

— Приказывайте.

— Я еду в Монсо, куда жду одного человека.

— Короля?

— Нет; человека, присутствие которого у меня может подать повод к опасным предположениям, к серьезным событиям.

Эсперанс посмотрел на нее.

— Вы меня поймете, когда посмотрите на этого человека. Вы знаете Жуарра?

— Проезжал. Ла Марэ налево, а лес направо.

— На ружейный выстрел от города есть гостиница, которая называется «Три золотых медведя». Вы войдете и увидите в садике человека, крестьянина, очень толстого и белого лицом. Скажите ему только ваше имя — Эсперанс, и он пойдет за вами.

— Все это легко.

— Но не так легко будет привести его в Монсо, чтобы вас никто не видал. В конце парка идет дорога, до того изрытая рытвинами, что немногие отваживаются по ней ходить. Напротив самого глубокого места на этой дороге вы найдете пролом в моей стене. Войдите туда с вашим товарищем. Грациенна приведет вас обоих.

— Я уверяю, что все это, как оно ни таинственно, сделать не трудно, — сказал Эсперанс.

— Я забыла одну подробность, друг мой, я забыла, потому что она терзает мое сердце. Может быть, на дороге будут поставлены шпионы, вооруженные, которые захотят схватить человека, которому вы будете служить проводником. В таком случае, мой возлюбленный, вы молоды, мужественны, ловки, надо спасти этого человека с опасностью вашей жизни и не допускать, чтобы ему сделали малейшее насилие, малейшее оскорбление.

— Хорошо, — просто отвечал Эсперанс, — вот ваши конюшие в двадцати шагах, любопытство овладело ими, они нас услышат.

— Я кончила… Окажите мне эту услугу; она огромна и сохраните себя для меня, я буду вам признательна.

— Заплатите мне заранее таким взглядом, каким вы смотрели на меня сейчас. Благодарю. В котором часу быть мне сегодня у пролома в стене?

— Как только наступит ночь.

Конюшие стали на свое место, с удивлением смотря на Эсперанса. Он почтительно поклонился Габриэль и, осмотрев дорогу быстрым взглядом охотника, повернул лошадь направо и поехал по равнине. Там на открытом месте Эсперанс часто осматривался, не виднеется ли позади него голова шпиона. Он увидал только одного всадника далеко на горизонте, который не следовал за ним, а ехал к Парижу.

От Вожура до Жуарра далеко, особенно по проселочной дороге. Эсперанс, очень утомленный, приехал к трем часам к тому маленькому городку, куда отправила его Габриэль. Там он отдохнул, рассчитав, что от Жуарра до Монсо всего два часа езды и что ему оставалось еще довольно времени выполнить данное ему поручение.

Освежившись, отдохнув, Эсперанс начал думать серьезнее о поручении, данном ему Габриэль. Кто такой был этот человек, жизнью, свободой которого так дорожили? Габриэль не имела семейных тайн, которые были бы неизвестны Эсперансу; ее никогда не обвиняли во вмешательстве в политические интриги. Она не принадлежала к числу тех сварливых характеров, которые назначают и сменяют министров. Кто же мог быть этот человек и что же выйдет из его приезда в Монсо?

Но так как Эсперанс не принадлежал к числу тех мечтателей, которые ломают себе голову, чтобы выдумывать разные бредни, так как, напротив, он любил во всем ясные идеи и светлый ум, он сказал себе, что Габриэль должна знать, что она делает, и что прекрасных, ясных глаз женщины достаточно, чтобы успокоить даже слепца во всех возможных опасных местах.

Он весело пошел к городу, размышляя о слове «признательность», которым Габриэль кончила разговор, и парк Монсо превратился для него в сады Армиды, в которых не будет недостатка ни в очарованиях, ни в очаровательнице. Он бредил наяву и был очень счастлив.

Он уже примечал направо от дороги золотых медведей на вывеске, качавшейся на заржавленном треугольнике. Он остановил свою запыхавшуюся лошадь, бросил поводья конюхам, которые в это время всегда были готовы хорошо принимать путешественников, потом прошел двор, как будто всю жизнь жил в этой гостинице, и вошел в указанный сад.

Это была маленькая загородка, где красовались между морковью и салатом розы, гвоздика и жимолость. Турецкие бобы с красными цветами вились вокруг длинных жердей, виноградные лозы с зелеными кистями покрывали развалившуюся стену. Собаки залаяли, большой ручной еж свернулся в комок под сапогом Эсперанса, который, отыскивая своего крестьянина, смотрел везде, кроме своих ног.

Наконец шелест листьев привлек внимание молодого человека в угол этой маленькой загородки, которую Габриэль удостоила именем сада. Под чащей хмеля и виноградной лозы, возле бочки, зарытой в землю, вроде цистерны, где зеленые лягушки ныряли в грязной воде, Эсперанс приметил человека, очень дородного, голову которого покрывала крестьянская шляпа, совершенно закрывавшая лицо. Этот странный поклонник красот природы показался бы безжизненным, его можно было бы принять за пугало, если бы в его тонкой и белой руке не шевелился хлыст, мутивший воду в бочке, чтобы пугать лягушек.

Эсперанс, внимательно рассмотрев этого человека, наружность которого согласовалась с описанием Габриэль, отважился, так как незнакомец настойчиво скрывал свою голову, произнести каббалистическое имя, которое должно было возбудить доверие этого недоверчивого крестьянина.

— Эсперанс! — прошептал он, срывая испанскую вишню с соседнего куста.

Тотчас дородный человек поднял голову и показал решительное и приметное лицо, при виде которого Эсперанс не мог не подумать: «Я понимаю».

Довольно продолжительный осмотр незнакомца, очевидно, послужил к выгоде Эсперанса, потому что этот охотник за лягушками тонко улыбнулся и, встав с дерновой скамейки, сказал:

— Когда вам будет угодно?

— Я к вашим услугам, — отвечал Эсперанс.

Толстяк провел своего проводника к калитке этого сада, указал ему на двух лошадей, ждавших там, и вежливо попросил помочь сесть на седло. Эсперанс поднял эту массу с силой мускулов, которая вызвала новую улыбку у незнакомца.