Белые пешки - Екатерина Звонцова

голову. От ярости. От отчаяния. Что делать? Отступиться? И все жертвы зря? Да еще сухопутный сброд будет болтать, что он уступил морю? Ночь летела. Капитан пытался успокоить команду, поредевшую вдвое. Но едва ли что-то могло помочь уцелевшим, кроме пули в лоб: страх людей рос с каждым раскатом грома, с каждым нахлестывающим валом. Да еще появилась вдруг темная птица и уселась на мачте. Ворон? Коршун? Откуда? С мыса? На десятки миль ни души.

Птица закричала. Выглянула из-за туч луна – посмеяться над людишками. И капитан, наставив на нее саблю, дерзко крикнул:

– Эй, за тучами! Продаю душу! Отдам первому демону, который поможет мне! Я не вернусь, не достигнув цели, даже если придется плавать до Страшного суда.

Капитан оскалился. Снова грянул гром. Клятву услышали. А демон…

Демон был поблизости и знал, что до Страшного суда времени много. Демон разогнал бурю. Дерзкого капитана опутал полный штиль.

С тех пор блуждает корабль с крылатым именем. Едва покажется земля, что-то отталкивает его от берега – ведь земля-то не та, к которой он держит курс. И вернуться некуда, ведь не было у капитана любимой, не было семьи, не было друзей. Никто не ждет его и не молится о его спасении. Незрим призрак с истрепанными парусами. Не видно просоленной ростры, у которой давно отбито левое крыло. Гордец-капитан сгинул с верной командой. Стоит на носу корабля дни и ночи. Сжимает штурвал. Взгляд его пуст, пусто сердце.

Но на свете нет нерушимых проклятий. Раз в семь лет фрегат может зайти в любой порт. Капитан ступает на ненавистную сушу. У него есть три дня свободы; три дня, чтобы найти хоть кого-то, кто полюбит его всем сердцем, даже узнав правду. Если это случится, проклятье развеется. Корабль и мятежные души наконец уснут.

Вот только капитан не ищет спасителей и никогда не искал. Капитан пьет, чинит зверства или бьется с лихими людьми все три дня. Капитан тоскует по землям, которых не достиг, и матросам, которых потерял. В пустом сердце давно нет компаса.

Перекресток. Смерть ей к лицу

– Привет, Руби, душка!.. Как твои дела?

Ну вот. Говорят, смерть одна для всех. Безлика, молчалива, беспощадна. Приходит в предсказуемом облике, а ее casual – скелет с косой. Так вот, это чушь. Выходки Имиджевого отдела «Мироздания» с их дурным юмором. Приколу «Давайте оденем их в балахоны и посадим на диету» несколько веков, а вообще Смертей – целый департамент, и у каждого сотрудника региональная специализация, в соответствии с которой она или он выбирает облик. Земная Смерть в последние годы тяготеет ко вполне определенному стилю, стремному, но, благо, рассказать об этом некому.

Салатовый кабриолет затормозил рядом, когда мы с Гонни обедали. Я надеялся, что престарелая (лишь по виду) красотка Барбара не вдохновится моей жующей рожей, но увы. Я был обречен. Сладкий парфюм «Гнилые кактусы № 8» уже меня окутывал, тщетно пытаясь приманить.

Сначала из тачки с тявканьем выпрыгнула лысая трехголовая чихуа-хуа и начала носиться вокруг камня, на котором мы сидели. Только потом Барбара, вырубив музыку – какой-то попсовый ремейк похоронного марша, – вышла сама. Она была накрашена, завита, в желтом платье-футляре и туфлях на огромных шпильках. Повертев головой и снова найдя меня за спиной у Гонни, она полетела к нам со словами:

– Я скучала, а ты? – Она схватила меня за щеки и потрепала, потом сцапала за руку Гонерилью: – Дорогая, ты чудо как похорошела, но твоей коже необходим свежий воздух и… – Она подмигнула. – Жаркий секс. Ты по-прежнему затворница? Знаю я!

Гонни тут же залилась краской: она, вся такая жесткая и строгая, перед Смертями робела, как бы нелепо те ни выглядели. Понимая, что остался один, я сдержанно ответил:

– Все путем. А у тебя как дела, Бэбс?

– Чудесно. Опять спешу, залетела на минутку, чтоб… – Она вдруг замялась, что с ней бывало крайне редко. – Кое-что оставить, просто не знаю, куда это деть.

– И что это? – Я печально отложил обед. Так, похоже, мы тут надолго.

Смерть направилась к машине и капризно потребовала:

– Помоги, я же женщина! В это время суток.

Лучше бы я не помогал. Каждый раз я обещаю себе, что при виде Барбары побегу до самой Индии, но каждый раз не успеваю. Увы. Потому что в чертовом багажнике чертовой Барбары лежало чертово тело.

– Вот как-то так.

Плечи поместились в пространстве с трудом, ноги пришлось согнуть. Промокшая одежда висела мешком и покрылась ледяной коркой. Вообще вид был жуткий, хотя следов явного насилия я не заметил. Утопленник. Кла-асс.

– Бэбс… – Я уставился на Смерть. – Это что? Почему ты решила подарить именно нам и именно труп?

Она поскребла подбородок длинными ногтями и покачала головой:

– В том-то и беда. Оно… неправильный труп. Иначе само бы прилетело к вам, нет?

– А что с ним тогда? – Я очумело ткнул тело пальцем. – Выглядит мертвенько.

– Может, это пока. – Барбара махнула рукой. – Всё Хаос: он в последнее время просто взбесился. Много людей пропадает в аномальных зонах планеты, иногда их еще и подбирают всякие… – она поморщилась, – самовольные пидорасы, любимчики начальника. Это нечто я, например, взяла у ватаги бородатых живых мертвецов. И каждый раз вопросы: куда девать? Разнарядки-то не было. А я не люблю пахать сверхурочно.

– И… куда деваешь? – тихо спросила Гонни, тоже подойдя к нам.

– Эти вопросы решают боссы, детка, – рассеянно отозвалась Бэбс. – И обычно либо «RIP», либо «Подбросить туда-то и стереть память». Но с этим… – Она тряхнула локонами. – Мне сказали, что решение принимать рано. И правильно сказали: что-то не то, чую. И малыш Церби, – она бросила взгляд на трехголовую собачку, доедавшую мой сэндвич, – извелся. Так он только на живчиков реагирует, у него на них аллергия. В общем, – Барбара с неженской силой схватила труп за плечи, рывком вытащила из багажника и кинула к моим ногам, – оставлю его вам. Если вдруг проснется, позаботьтесь, чтобы не пронюхал слишком много, как тот… Дантес, Канте или как? Пока.

– Барбара, ты сдурела?

Но она уже резво отскочила и уселась в машину. Церби вспрыгнул к ней на колени и бешено залаял на меня, из левой пасти вырвался язычок пламени. Вот же гаденыш! Я беспомощно оглянулся на свою молчащую коллегу.

– Нам нельзя посторонних! Особенно смертных! Особенно землян, особенно сейчас!

– Заберу, когда все кончится, – сказала Смерть, заводя мотор. – Ну, то сражение.

– Что? – Я вздрогнул и уставился на нее. Так она