Фантастика 2002. Выпуск 3 - Андреи Синицын

Эту цитату — пожалуй, ключевую в теории фантастики, которую строил Альтов, — я выписал из его статьи «Перечитывая Уэллса», опубликованной в сборнике НФ-рассказов «Эти удивительные звезды». Это был второй сборник, сделанный нашей комиссией. Да, неудача с первым нас не расхолодила, и на сей раз удалось не допустить редакторского произвола — никакая «пьса» не испортила книгу, вышедшую в том же Азернешре в 1966-м.

Статья Альтова предваряла таблицу о судьбе научно-фантастических предвидений Герберта Уэллса. 86 идей выписал Альтов из произведений Уэллса и дал им оценку. «Интуитивный» метод английского фантаста он явно предпочитал экстраполяциям. Жюля Верна. Вот он выписывает основную идею «Машины времени»: «Остановить или ускорить свое движение по времени или даже направить свой путь в противоположную сторону». Рядом, во второй графе, стоит: «С точки зрения физики того времени — абсолютно невозможно». А в третьей: «Отчасти. Из теории относительности следует, что при движении со скоростями, близкими к скорости света, время замедляется и, таким образом, теоретически возможно путешествие в будущее».

Никакой — или почти никакой — идее Уэллса, даже самой невозможной (как, скажем, способность мистера Дэвидсона без приборов видеть события, происходящие в отдаленной части земного шара), не хотелось Альтову сказать категорическое «нет». Он весьма высоко оценил прогноз Уэллса о практическом применении атомной энергии, высказанный в «Освобожденном мире» задолго до атомной эпохи — в 1913 году. Уэллс предвидел, что через сорок лет, в 1953-м, появится первая атомная электростанция, — и ошибся всего на один год: первая советская АЭС вступила в строй в 1954-м…

В феврале 1970 года в издательстве «Гянджлик» («Юность») вышел третий сборник НФ-рассказов, подготовленный бакинской комиссией, — «Полюс риска». В него вошли вещи тех же авторов — Р. Бахгамова, В. Журавлевой, П. Амнуэля, Р. Леонидова, М. Ибрагимбекова, Э. Махмудова, В. Караханова, И. Милыанна, отрывок из нашего с Лукодьяновым нового романа «Плеск звездных морей», а также произведения двух москвичей — рассказ Владимира Фирсова «Зеленый глаз» и отличное эссе Георгия Гуревича «Сколько вы будете жить?».

В сборник вошел и очерк Альтова «Гадкие утята фантастики». В начале очерка — ссылка на рассказ Клиффорда Саймака «Необъятный двор». На Землю прибывают посланцы инозвездной цивилизации — для установления торговых контактов. Но никакие земные товары их не интересуют — только идеи. «Им нужны идеи, новые идеи, потому что только таким путем они развивают свою технику и культуру».

Новые идеи… Фантастике они нужны как свежий воздух для нестесненного дыхания. Именно с этой точки зрения Альтов рассматривает творчество Александра Беляева. Казалось бы, дела давнишних дней. Казалось бы, только «Человек-амфибия» и остался от Беляева, да и то благодаря знаменитому фильму. Ан нет! Странный писатель Беляев, нещадно битый критиками, человек с несчастливой судьбой, незадолго до смерти написал свой последний роман «Ариэль». Критики встретили его в штыки: вздорная выдумка!.. Человек не может вспорхнуть и полететь, он не птица!.. Альтов пишет: «Есть в этом мире что-то вроде закона __ сохранения фантазии: вся сдерживаемая эти годы дерзость мысли, весь неизрасходованный запас воображения воплотились в великолепной идее летающего человека».

Беляев умел находить новые идеи — и это обычное дело, что обыденному, заземленному уму новые идеи кажутся чепухой, гадкими утятами. «Будущее, — пишет Альтов, — сначала всегда бывает гадким утенком, и, вероятно, самое трудное в трудном искусстве фантаста — увидеть гадкого утенка, которому суждено превратиться в прекрасного лебедя».

Очерк завершала таблица «Пятьдесят идей Александра Беляева». В графу «Идеи» за номером 50, в соответствии с хронологией, Альтов вписал выдумку из «Ариэля»: «Летающий человек (управление броуновским движением частиц тела)». И рядом в графе «Судьба идей»: «По мнению литературоведов, это чистейшая сказка. Что ж, можно согласиться — сказка. Такая же сказка, какой был когда-то Ихтиандр. У подобных сказок есть удивительное свойство становиться реальностью».

Три изданных сборника фантастики за восемь с половиной лет работы бакинской комиссии — пожалуй, неплохой показатель. Проходили сборники всякий раз нелегко, и, между прочим, мы натыкались на долгие оттяжки с выплатой гонорара, на попытки главного бухгалтера Азернешра присвоить его часть. Однажды, когда мы безуспешно посетили Азернешр, Генрих снял своей кинокамерой, как мы входим в издательство, в бухгалтерию, и как выходим с пустыми руками. Он вмонтировал в пленку кадры из какого-то фильма: идет родео, ковбой пытается вспрыгнуть на норовистую лошадку, а она лягается, сбрасывает его. Смешной получился микрофильм.

Мы часто выступали. Нашу комиссию приглашали на радио, в библиотеки и школы, в студенческие аудитории. Иногда для затравки острого разговора мы предлагали парадоксальные темы вроде: «Что больше угрожает цивилизации — телевидение или футбол?»

Молодым людям импонировали максимализм Альтова, спокойное глубокомыслие Бахтамова. Разинув рты, слушали Лукодьяно-ва. Исай Борисович свободно и неожиданно переходил с предмета на предмет, он мог говорить часами, «растекаясь мыслию по дереву», и приходилось дергать его за штаны.

Любопытно, что экологическая тема еще только начинала входить в зону внимания писателей-фантастов, а Лукодьянов уже практически занимался охраной жизненной среды — конструировал приспособления для очистки Каспия от промысловых вод.

Он хорошо знал историю техники. Я думаю, он смог бы спроектировать по древнеегипетской технологии водяное колесо на Ниле или наладить производство рыцарских лат. У него был огромный интерес к старинным инструментам и приемам обработки металла и дерева. Не случайно его любимыми книгами были: «О природе вещей» Лукреция Кара, «История свечи» Фарадея, «Абрисы» начальника сибирских и уральских заводов петровских времен де Геннина (полное название: «Генерал-лейтенантом от артиллерии и кавалером ордена Святого Александра Георгием Вильгельмом де Генниным собранные натуралии и минералии камер в сибирских горных и завоцких дистриктах также через ево о вновь строенных и старых исправленных горных и завоцких строениях и протчих куриозных вещах абрисы»),

Лукодьянов обожал Ломоносова, испытывал, я бы сказал, детское удивление перед его универсальным гением. Любил цитировать: «Пою перед тобой в восторге похвалу не камням дорогим, не злату, но стеклу». Или: «Вам путь известен всех планет; скажите, что нас так мятет?»